– Ты права насчет моих колебаний, – говорю я наконец. – И насчет того, что у меня еще остаются вопросы по поводу ножа. Но в субботу дело было не в этом. Вопросы не мешают мне делать мою работу. – Так что же это было? – спрашивает Кармель. Что это было. Даже не знаю. В тот миг, когда я услышал ее смех, Анна встала перед моим внутренним взором как живая, и я увидел все, чем она когда-либо была: умная бледная девочка в белом, облаченная в кровь богиня с черными венами. Казалось, до нее можно дотронуться. Но теперь адреналин схлынул и кругом белый день. Может, ничего и не было. Просто галлюцинации с тоски. Но я притащил сюда Томаса с Кармель именно для того, чтобы все рассказать им, поэтому пора этим заняться. – Если я скажу вам, что не в силах отпустить Анну, – говорю я, глядя на черные напольные коврики «Ауди», – что мне надо знать, что она обрела покой, поймете ли вы меня? – Да, абсолютно, – говорит Томас. Кармель отводит взгляд. – Я не готов сдаться, Кармель. Она заправляет золотистый локон за ухо и виновато смотрит вниз: – Я знаю. Но ты ищешь ответы уже несколько месяцев. Все мы ищем. – И что? Ты от этого устала? – горько улыбаюсь я. – Конечно нет, – рявкает она. – Анна мне нравилась. А даже если бы не нравилась – она спасла нам жизнь. Но то, что она сделала, пожертвовав собой, – это было ради тебя, Кас. И она сделала это для того, чтобы ты жил. А не для того, чтобы бродил тут полумертвый, цепляясь за нее. Возразить мне было нечего. Эти слова быстро и с размаху опустили меня на землю. Незнание, что случилось с Анной, за последние месяцы едва не свело меня с ума. Я успел вообразить все доступные фантазии версии ада, наихудшие варианты ее участи. Легко было бы сказать, что именно поэтому мне так трудно ее отпустить. И это было бы правдой. Но не всей. Дело в том, что Анна ушла. Она была мертва, когда я встретил ее, и я собирался уложить ее обратно в землю, но не хотел, чтобы она уходила. Возможно, способ ее ухода предполагал некое завершение всего. Она мертвее мертвого, и мне следовало бы радоваться. Но я в таком раздрае, что глазки в кучку. У меня нет ощущения, что она ушла. Ощущение такое, что ее у меня забрали. Минуту спустя я трясу головой и изо рта у меня сыплются спокойные и практичные слова: – Я знаю. Слушайте, может быть, нам стоит просто на некоторое время остудить пыл? В смысле ты права. Это небезопасно, и я ужасно сожалею о том, что случилось в субботу. Честно. Они говорят мне не переживать по этому поводу. Томас замечает, что это была ерунда, а Кармель отпускает шутку про загарпуненную щуку. Они реагируют так, как положено лучшим друзьям, и совершенно неожиданно я чувствую себя полной скотиной. Надо привести голову в порядок. Надо привыкнуть к тому факту, что я никогда больше не увижу Анну, прежде чем кто-нибудь по-настоящему пострадает. Глава 3 Ох уж этот смех! В сотый раз он прокручивается у меня в голове. Это был ее голос; Аннин голос, но звучал он безумно и пронзительно. Почти отчаянно. А может, это просто потому, что я слышал его исходящим из пасти мертвеца. А может, вообще на самом деле не слышал… Резкий треск заставляет меня моргнуть и опустить взгляд. Одна из маминых белых свечей «на ясность» валяется разломанная пополам у моих ног, уткнувшись в большой палец. Я паковал их в коробку, чтобы отвезти к Морврану в магазин. – В чем дело, сын мой? – Эта ее полуулыбка и вскинутая бровь. – Что отвлекло тебя настолько, что ты ломаешь наши средства к существованию? Нагибаюсь и поднимаю половинки свечи, неловко совмещая обломанные концы, словно они сейчас волшебным образом срастутся. Почему магия так не работает? – Прости, – говорю. Она встает из-за стола, где привязывала бирки, забирает у меня свечу и нюхает ее: – Нормально. Эту мы просто оставим себе. Они ведь одинаково работают, что целые, что нет. – Она проходит к окну и кладет свечку на подоконник над раковиной. – А теперь ответь мне на вопрос, детеныш. В чем дело? Школа? Или то твое свидание прошло лучше, чем ты притворяешься? – Вроде и поддразнивает, но лицо светится надеждой. – Обломись, мам. Было бы довольно легко сказать, что все из-за школы. Или что я замечтался. Наверное, так и следовало поступить. Мама тут счастлива. Когда выяснилось, что убийца моего отца обретался на чердаке дома и сожрал ее кота, я думал, она заставит нас переехать. Или сожжет дом дотла. Но она не стала. Вместо этого она обжилась тут и сделала это место нашим в большей степени, чем любое из съемных жилищ, где мы кантовались с тех пор, как погиб папа. Все выглядело так, словно она этого почти ждала. Полагаю, мы оба ждали чего-то такого. Потому что теперь все кончилось. Закрыто. – Кас? Ты хорошо себя чувствуешь? Что-то случилось? Выдаю ей лучшую из своих ободряющих улыбок: – Ерунда. Просто похмелье. Она хмыкает и вынимает из ящика коробок спичек: – Может, тебе стоит зажечь эту свечку для ясности? Избавиться от паутины. – Точно, – хихикаю я и беру спичку. – Заклинание сначала произнести не нужно? Она машет рукой: – Слова не всегда обязательны. Просто нужно знать, чего хочешь. Она тычет меня в грудь, и я зажигаю спичку. – Ты отвратительно играешь, – говорит мне Томас с другого конца дивана. – Ну и что, это же просто пакман[4], – отвечаю я, а тем временем мой последний чувак врезается в привидение и погибает. – Если ты собираешься и дальше так к этому относиться, тебе никогда не побить мой рекорд. Фыркаю. Мне по-любому никогда его не побить. У этого парня до жути четкая координация между глазами и руками. В стрелялках от первого лица я еще держусь, но в старых аркадных играх он стабильно меня делает. Он берется за джойстик, и начинает играть музыка. Я наблюдаю, как пакман лопает вишенки и точки и отправляет призраков обратно в стартовую комнату. – Ты запомнил ходы. – Возможно. – Он улыбается, но тут жужжит телефон, и он нажимает на паузу. Мобильник для Томаса в новинку. Это подарок Кармель, на который она теперь шлет ему эсэмэски в попытках вытащить нас на встречу в торговый центр. Но я не готов принести такую жертву. Разве что ради синнабоновских булочек с корицей. Томас вздыхает: – Хочешь пересечься с Кармель и Кэти в Синнабоне? Набираю побольше воздуха. Он зашел выдать мне найденную им книжку про различные гипотезы касательно жизни после смерти. Она лежит радом с икс-боксом, нераскрытая. Я устал читать и придумывать новые вопросы без ответов. Устал разыскивать старых товарищей отца и получать лишь наиболее вероятные предположения. Мои поиски зашли в тупик, и как бы я ни винил себя за подобные мысли, это правда. – Поехали, – говорю я. В торговом центре ярко и пахнет лосьоном. Должно быть, он продается во всех магазинчиках, мимо которых мы идем. Кармель встретила нас у входа, одна. Кэти слилась, как только узнала, что мы на подходе. – Тебя не задевает, что я настолько не нравлюсь твоей лучшей подруге? – спрашивает Томас с набитым ртом, так что мы едва разбираем слова. – Ты ей не не нравишься. Просто ты ни разу не воспользовался шансом узнать ее получше. При вас обоих она чувствует себя нежеланным гостем. – Неправда, – возражает Томас. – До некоторой степени верно, – бормочу я практически одновременно с ним. Так и есть. Когда Кармель общается со мной и с друзьями – все нормально. Я умею тусоваться, если надо. Но когда мы собираемся втроем, с Томасом, возникает ощущение закрытого клуба. Мне это, в принципе, нравится, и я даже не чувствую себя виноватым. Нам втроем безопасно. – Видишь? – говорит Кармель. Она замедляет шаг, чтобы я мог догнать и идти рядом. Томас говорит что-то еще насчет Кэти, всплывает имя «Нат», но я не особенно прислушиваюсь. Дела этих парочек меня не касаются. Притормаживаю и возвращаюсь на свое обычное место, чуть позади. В торговом центре слишком людно, чтобы идти троим в ряд, не натыкаясь при этом на людей и не лавируя между ними. Несколько голосов разом выкликают имя Кармель, я отрываюсь от своей булочки с корицей и вижу размахивающих руками Аманду Шнайдер, Хейди Трико и другую Кэти – Как-ее-там. Рядом с ними Дерек Пиммс и Нэт Бергстром; Томас назвал бы этих парней новой волной Троянской Армии. Я почти слышу, как он об этом думает, слышу, как он скрипит зубами, когда мы подходим к ним. – Привет, Кармель, – говорит Хейди. – Что делаешь? Кармель пожимает плечами: – Синнабон. И гуляем. Намеки вот разбрасываю про подарки на день рождения, но некоторые настолько тупы, что не улавливают. – Она нежно толкает Томаса локтем в бок. Лучше б она так не делала. По крайней мере, не в этой компании, потому что Томас от этого краснеет как рак, вызывая на лицах Дерека и Нэта мудацкие улыбочки. Другие девочки просто смотрят сначала на него, потом на меня – и улыбаются, не разжимая губ. Томас переминается с ноги на ногу. Он ни за что не посмотрит Дереку или Нэту в глаза, так что я компенсирую это, переглядев их. Чувствую себя идиотом, но что поделаешь. Кармель просто болтает и смеется, расслабленно и якобы не замечая всего происходящего. И тут что-то шевелится. Атам. Он надежно зафиксирован – спрятан в ножны и пристегнут двумя ремнями к лодыжке. Но я только что почувствовал его движение – он так порой делает, когда я на охоте. И это не мелкое подрагивание – однозначная попытка освободиться. Чувствуя себя спятившим более чем наполовину, резко оборачиваюсь в ту сторону, куда он дернулся. Никаких покойников в торговом центре нет. Здесь слишком людно, слишком ярко, слишком лосьонно. Но нож не лжет, поэтому я обшариваю взглядом лица прохожих – пустые по пути в «Эмерикен Игл»[5], смеющиеся, улыбающиеся друзьям. Все несомненно живые, пусть и в разной степени. Снова разворачиваюсь, и нож дергается. – Что? – бормочу и гляжу вперед, на витрину магазина на противоположной стороне коридора. Это Аннино платье. Старательно моргаю, дважды. Но это ее платье. Белое и простое. Красивое. Я направляюсь к нему, и торговый центр замолкает. Что я вижу? Не просто платье, похожее на ее. Это то самое платье. Я понимаю это еще до того, как нога манекена делает шаг с подставки. Пластиковые ноги делают ее походку неровной. Волосы свисают по плечам, безжизненные и тусклые, как синтетический парик. В лицо ей я не смотрю. Даже когда мои пальцы касаются стекла витрины, а ее манекенские ноги сгибаются в коленях, шурша белой тканью. – Кас! Я вздрагиваю, шум торгового центра бьет по ушам словно захлопнутая с грохотом дверь. По бокам от меня – Томас и Кармель с озабоченными лицами. В голове туман, будто я только что проснулся. Моргая, гляжу на стекло – манекен стоит где всегда стоял, в стандартной позе и одетый в белое платье, даже отдаленно не напоминающее Аннино.