Она молчит. И не смотрит на него. Дети уходят в комнату. — Я думал, тебе будет приятно. — Спасибо, — отвечает она, — мне очень приятно. Я вижу, как вы все меня любите. Как ты заботишься… Она обнимает и целует его в щеку. — Спасибо. А теперь я обновлю мой стерильный балкон. — Теперь это твоя лоджия, — говорит он и довольный уходит на кухню. Она вынимает пачку сигарет. Закуривает. Садится в кресло. И через мгновение, спохватившись, включает вытяжку. Здесь теперь так чисто. Так стерильно чисто. — Клетка захлопнулась, — говорит она. И тушит едва начатую сигарету в чистую пепельницу. — Мышка стала хомяком. Рассекая тьму Он все боится не успеть. Чуть опоздаешь, и пошло-поехало. Одно цепляется за другое, минута натыкается на другую, час прилипает к часу, и за днем обязательно приходит вечер. Ночь. Тьма. Он боится не успеть попасть домой до темноты. Ничего мистического, просто от постоянного глядения в монитор компьютера, в экран айпеда, смартфона или в белые листы тетради что-то случилось и к вечеру зрение его падает. Слепой котенок в очках, которые устарели. Сколько сейчас? Какой минус? Минус четыре или уже минус пять? Объясняй теперь офтальмологу, что просто боялся не успеть и работал, работал, работал… Все писал: в компьютер, в айпед, в тетрадь. (Море их мать и сестра их тетрадь вот уж в течение многих столетий.) Но все в прошлом. В хороших очках можно и во тьме. Да и в этот раз он обязательно успеет до наступления ночи. Летит его «Тойота», сумерки еще не наступили. И музыка хорошая. (Море ты море, ты — родина волн.) С ней просто не так страшно. А весело оттого, что у него сегодня родился сын. Сегодня, спустя два дня после Нового года. Сын! Тот самый, маленький живой человек, которому можно сказать: «Здравствуй. Давай знакомиться? Мне очень хочется узнать, какой ты». У него родился сын. Какое счастье! Сын! Сын! Сын! (Волны — это морские дети.) * * * Сумерки и туман. Отличное сочетание. А уж если второе января, то… — Чего ж вы делаете-то, а?! Я чуть в вас не въехал! — Прости брат, забыл! — Чего забыл? — Аварийку включить. И вдруг, где-то впереди, где-то там, в тумане, за вереницей машин, моргающих аварийными огнями, женский крик. — Это они! Они на встречку! И вот уже закончились скандалы и нужно пробираться туда, вперед. Зачем? Потому что там случилось что-то очень плохое. Господи! Там случилось что-то очень плохое! Господи! (И жили они хорошо. И часто молились. Море — Богу, и дети — Богу.) * * * Одна машина, вернее, то, что от нее осталось, была когда-то «Ауди ТТ», лежит на боку с продавленной крышей и совсем без переда. Женская машина. К ней, как минута к минуте, приклеивается женский крик, который он слышал недавно: «Это они! Они на встречку» — еще на бегу, когда лес проносился, как черные волны, мимо. (Море их мать и сестра их тетрадь.) * * * — Мужчины, миленькие, — кричит она и вытирает ладонью кровь со лба. — Я не пила ни капельки! У меня дети дома! В городе со свекровью, правда-правда! — Да успокойте ее! Помогите! — Кровь надо подтереть. — Женщина, никто вас не винит. — Это они… они на встречку! Она садится на обочину, в грязь, плачет и растирает кровь по лицу, отталкивая того, кто прибежал к ней с аптечкой.