— Нет, ты, конечно, лучше. — Но ты не орешь про мои рис и креветки, почему? Он задумывается. — Мне неудобно хвастаться. Доев, он складывает посуду в посудомойку, засыпает по инструкции порошок, ставит правильный режим, нажимает кнопку «СТАРТ». — Тебе неудобно хвастаться?! — Голос ее дрожит. — Это что, ты приготовил? Хвастаться можно тем, что твое! А это я приготовила. Ты все съел. Тебе понравилось?! Или все же неудобно хвастаться крепостной поварихой Настькой? — Что ты? Вот взбеленилась. — Ничего. — Она вдруг резко успокаивается. — Пойду на балкон. Покурю. И тут он, хотя и понимает, что надо бы удержаться, но не может справиться со своей натурой. — Это вредно. Ты вредишь здоровью. Она уже с пачкой сигарет в руках. У раскрытой двери на балкон: — Тело мое. Хочу — врежу. — Ты мать моих детей, подумай об этом хотя бы. — А ты отец моих. Кем мы еще друг другу приходимся? — спрашивает она и, не выслушав ответа, закрывает дверь. Теща, которая присутствовала при этом разговоре, подходит к нему и, несколько стесняясь, задает важный вопрос: — У вас с ней все в порядке, Василий? — Ну, в какой семье без ссор, — пожимает плечами он. — Я о другом. — О чем, простите? Теща затрудняется. Но в конце концов находит проверенный способ. — Как у мужа и жены, простите за вопрос? — говорит она и, приподняв и опустив брови, показывает весь тайный смысл и опасность своего вопроса. — Ах, об этом! — Василий пожимает плечами. — Все в пределах нормы, по-моему… А она ушла на балкон. Это ее любимое место. Здесь всегдашний склад вещей, которые «могут понадобиться» и которые, конечно, никогда не пригодятся. Здесь табуретка, заляпанная краской, которая осталась после ремонта. Здесь пепельница в виде клубники, которую ей подарили одногруппницы в училище на день рождения. Но главное — здесь ветер. У них такой ветреный балкон, возможно потому, что предпоследний этаж. И красивый вид на лесопарк. Муж, один раз похвалив вид с балкона, с тех пор использовал его только для хранения вещей, которые «могут еще пригодиться». А для нее это самое лучшее место в их квартире. Пока дети в школе, или гуляют, или с бабушкой, она может выйти, и смотреть вдаль, и думать ни о чем, мечтать о чем-то расплывчатом и несбыточном и радоваться, что у них такой балкон, на котором всегда ветер. Ей приятно подставлять ветру лицо. А когда он стихает, ей нравится ловить каждое, пусть самое небольшое дуновение. Ей нравится курить… — Курение — это зло и безответственность, — говорит он. — Ты, во-первых, наносишь вред себе, во-вторых, показываешь дурной пример детям… И наконец, курящая женщина похожа на пепельницу. И пахнет так же. Отвратительно. — Я пепельница-клубничка, полная окурков, — отвечает она. Он морщится. — Если бы ты не курила, ты могла бы почувствовать, как отвратительно пахнет курящий человек… А у курящих людей способность обонять атрофируется. Но главное для меня, что ты мать наших детей… — А для меня главное, что ты отец наших детей. Она уходит на балкон. Закуривает. Смотрит. Кругом. Чувствует небольшой ветерок. Улыбается и думает: «Да, надо бросить. Прав отец моих детей». А вдалеке лесопарк, а внизу машины разноцветные и люди как муравьи. А вверху небо. На кухне слышно, как муж разогревает обед. Шкворчит сковородка. — Мне надоело! — кричит она. — Надоело! — Что? — Он отвечает с кухни и то ли спрашивает ее о проблеме, то ли просто не расслышал. — Я хочу букет мертвых цветов, убитых недавно! Шампанского! Курить в ванной! Он стоит в дверях балкона. И смотрит на нее. Спокойный и безмятежный. — Зачем? Шампанского можно, конечно… Ты что, плачешь? Почему? — Потому что я мышка. — Что? — Ты оглох? Я — мышка. — Больше на лисичку похожа. — Нет, я мышка. Папа когда-то давно поймал мышку. Настоящую дикую мышку. Не лабораторную. Она была такая черная и маленькая. Он ее посадил в трехлитровую банку и подарил мне. Она поначалу совсем не могла жить в неволе. Металась по банке. Пыталась выпрыгнуть. А потом папа купил на птичьем рынке отличную клетку. Кажется, для хомяка. С колесом, домиком и опилками. Там был ящичек для корма и бутылочка-поилка. Но мышке не нравилось. Она пыталась грызть дно. Рыть ход в опилках. Металась по клетке… Понимаешь? — Мыши плохо пахнут. — Да, моя тоже плохо пахла. Вероятно, курила. Так вот. Через пару недель она привыкла. И стала как хомяк. Она стала скучным хомяком. — Нельзя дикое животное держать в клетке. Тем более мышь. — Я тоже так думаю. — Мы всегда с тобой находим общий язык, — говорит он и улыбается. — Да, — отвечает она. — Потому что я стала хомяком. Клетка захлопнулась. — Не понимаю, к чему это. — К мертвым цветам. К тому, чтобы надраться шампанским, прокурить все вокруг. — Дети вернутся с бабушкой. — А мы про это забудем! Слышишь, просто забудем! Ты даже не понимаешь, насколько будет лучше, если мы на пару часов забудем о том, что цветы дохнут, сигареты отравляют, а дети нуждаются! — Не кричи. Дети вернулись. Я все понял. Тебе не хватает внимания. Это моя вина… Ссора так и не перерастает в скандал. Дети ждут ужина. В дальней комнате бабушка громким театральным шепотом сообщает в трубку мобильного: — Уверена, что у них проблемы именно с этим! Через пару дней, вечером, когда она возвращается домой после целого дня хлопот, ее встречает идеальная семья. Дети с бабушкой, и муж сияет. — Я понял, что мало обращал внимания. И вот решил приготовить тебе сюрприз. Да, дети? Дети кивают. Теща улыбается. — Сюрприз? — Да! Мы эгоистично забывали о тебе. Да, дети? Так вот. Что тут говорить? Пойди взгляни. Проходи! Она проходит. В комнату. И дальше на балкон. Теперь отсюда вынесли весь мусор. Помыли. Почистили. Поставили кресло. И застеклили. — Вот тут включается вытяжка, — говорит он. — Можно комфортно курить. Если уж тебе это необходимо. Ты рада?