– А что вы сделали со своим подозрением? – Сделала? А что я могла сделать? – рассерженно ответила Ольга. – Последний раз, когда я поехала к ней домой, отец пришел в ярость. Он сказал, что Сиссель уехала, что она нездорова. Я поняла это так, что ее положили куда-то. Поэтому я не стала сообщать в организацию по охране детства, раз она очевидно уже получила помощь. Это совпадало с тем, что Кайса уже знала: люди думали, что Сиссель клали в психиатрическую больницу. – А про возможного ребенка… – Кайса повесила вопрос в воздухе. – Я никогда ничего не слышала, – закончила Ольга. – Я, наверное, ошиблась. Нет, ты не ошиблась, подумала Кайса, но ничего не сказала. – Вы говорили с ней после того, как она закончила школу? – Я пыталась, но это было уже невозможно, она перестала разговаривать, и ее нигде нельзя была увидеть, кроме как в молельном доме. Очень редко я встречала ее в магазине. – И какой она казалась вам? – Апатичной, отсутствующей. Худой как щепка. – Ольга вдруг очень погрустнела. – Ты не представляешь, как часто я думаю о Сиссель. Я чувствую, что предала ее. Я должна была сделать больше. 31 Страх, что мама умрет, не покидал девочку. Шло время, и этого не случалось, и можно было бы предположить, что страх померкнет или даже исчезнет. Но случалось обратное, он усиливался, укреплялся в неколебимую убежденность, что это абсолютно неизбежно и что день, когда это случится, постепенно приближался. Однажды субботним вечером мама с детьми сидели перед телевизором с пачкой чипсов и колой. Мама смеялась над чем-то, так, как она никогда не смеялась в присутствии отца, как вдруг они услышали ключ в замке входной двери. Отец был в отъезде, и его ждали не раньше воскресенья. Мамин смех резко оборвался. Все затихли. В испуге сидели и ждали. В хорошем ли он настроении? Или злой и раздраженный? И вот он появился в дверном проеме. – Я слышал ваш смех, – прогнусавил он. – Над чем смеялись? Никто не ответил. Он сел рядом с женой, тесно прижавшись к ней на диване, обнял ее за плечи. Это не было лаской, это была угроза. – Я спрашиваю, над чем вы смеялись? – Какая-то ерунда по телевизору, – ответила она. Ее тело съежилось, спина ссутулилась, она стала покорной и готовой к тому, что случится. Лицо перестало выражать что-либо, сделав ее совсем другой, чем она была только что. Она бросила взгляд дочке, означавший, что им нужно уходить. Оба ребенка только что приняли душ и сидели с мокрыми волосами, в одних пижамах, а на улице зима. В шалаш пойти они не смогут. Девочка встала, выглянула в окно и увидела, что в окнах фрёкен Бьельке темно. Куда же им деться? Она потащила брата с собой на второй этаж в спальню и стала петь высоким голосом, чтобы не слышать того, что происходит внизу. Но они все равно все слышали. Через некоторое время все стихло. Они сидели и ждали, когда донесется звук льющейся воды, означавший, что мама пошла в душ, как обычно. Но этого не случилось. Только тишина, тревожная, продолжительная тишина. Мальчик поднялся с постели и уставился на листок с текстом «Наказание за грех справедливо и вечно». Резким движением он сорвал его, скомкал и бросил на пол. – Бог несправедлив, – сказал он, спрятав лицо в ладонях, и заплакал. Девочка погладила младшего брата по волосам. – Ну, ну, все хорошо. Побудь здесь. Она прокралась вниз по лестнице, услышала храп отца. Он спал на диване. Маму нигде не было видно, и девочку охватило чувство, что теперь все случилось, случилось непоправимое. Она не заметила, что брат тоже пришел вслед за ней, когда она медленно вошла в гостиную и увидела маму на полу. Единственное, что она помнила с того дня, – стеклянные глаза мамы. Как у куклы. 32 Туне не поняла, где находится. Она что, уснула? Она поморгала глазами, вокруг было темно, но она различила несколько размытых фонарей вдалеке. Ледяной холод, голова болела, она лежала на чем-то жестком и неудобном. Она нащупала рукой под собой землю, пальцы стали мокрыми и замерзли. Снег! Как только она вспомнила, что произошло, паника взорвалась, как сотня электрических разрядов в животе, и разлилась по телу до самых кончиков пальцев. Она поднялась на колени. Из-за резкого движения голова закружилась, и, стоя в ожидании того, как ее перестанет шатать, она услышала шаги. Снег, лежавший вокруг нее белым ковром, заскрипел. О нет! Туне подняла голову. Не успела она встать, как кто-то подошел к ней и помог подняться на ноги. – Это ты? – облегченно спросила она. – Ты ушиблась? – Да, – сказала она. – Мне нужно домой, я замерзла. Ее талию обняла чья-то рука. – Пойдем, обопрись на меня. Они пошли вместе по гравиевой дорожке. Паника исчезла, ведь скоро она примет душ, ляжет в свою кровать с грелкой. – Куда мы идем? – спросила она через некоторое время. Она указала, стуча зубами: – Вон наш дом. Я… я замерзла, мне надо домой. – Просто делай так, как я скажу. Я помогу тебе. – Куда… У Туне перехватило дыхание, когда ей закрыли рот рукой, а рука на талии сжала еще крепче. Паника вернулась с еще большей силой, чем была. 33 Около полуночи, как только Кайса уснула, зазвонил телефон. Она ответила тихим голосом, чтобы не разбудить Карстена. Это был дежурный из «Суннмёрэспостен». Она мгновенно села в постели, когда он рассказал ей, почему звонит так поздно. – Кто? – спросила она и послушала несколько секунд, прежде чем положить трубку, кутаясь в одеяло. – Что такое? – сонно пробормотал Карстен. – Туне… Заявили о ее исчезновении. – Что? Теперь уже Карстен сел в постели. Кайса спустила ноги на холодный пол, взяла халат, лежавший на стуле. – Мне надо на работу. Карстен взял костыли и последовал за ней. – Поставлю кофе, – сказал он. – Может быть, она осталась у кого-то ночевать и забыла предупредить? – Карстен протянул ей термокружку. – Вот, возьми с собой.