– Туне казалась несколько одинокой. – Кайса попробовала нащупать почву. – Да, я очень переживаю за нее, я же вижу, что у нее не все в порядке. Но она никогда не хотела об этом говорить. – Вы поднимали этот вопрос в школе? Бенте разговаривала и с директором, и с учителем Туне. Они обещали проследить за ситуацией, но ничего не выяснилось. Когда она снова обратилась к ним позднее, они сказали, что по виду Туне ей было комфортно в школе. Она ведь такая умница и очень добросовестная, получала хорошие оценки по всем предметам. Они считали, что не было никаких признаков, что ей было плохо. Директор считал, что Туне нужно измениться, попытаться стать более открытой, брать инициативу в общении с другими, подстраиваться, рассказала Бенте. – Я почувствовала, что они переложили ответственность на нее. Бенте несколько раз предлагала Туне пригласить девочек из класса с ночевкой, чтобы посмотреть вместе фильм, приготовить пиццу. Но Туне не хотела. – Наверное, она боялась, что никто не придет, – сказала Бенте. – Поэтому она самоизолировалась. Выходила из дома только на тренировку, на пробежку или на урок музыки. Когда недавно ее приняли в хор «Десять песен», Даг и Бенте очень обрадовались. – Ее уговорил ее учитель фортепьяно, Гисле, – сказала Бенте. – Я не знаю, как бы у нее все сложилось без него. 40 Вначале обоих детей определили в детский дом, там они пробыли около года. Когда две супружеские пары пришли забрать их оттуда, вместе с сотрудником из организации по охране детства, брат не хотел отпускать руку сестры. Он начал скандалить, выть, пинаться, кусаться и драться. Наконец позвали полицию, и двоим полицейским удалось разлучить их. Они затащили мальчика в машину силой и посадили на заднее сиденье между собой. Когда машина отъехала, мальчик повернулся, протянув руки к сестре, и она видела, что он зовет ее по имени. Девочка попала к бездетной паре в Олесунне. Когда она спрашивала о брате, они гладили ее по щеке и говорили, что у него все хорошо. Но почему им нельзя жить вместе, хотела она знать. Они говорили, что ей не следует думать об этом. Ей повезло, что ей выпал шанс на новую лучшую жизнь в окружении людей, готовых сделать все, чтобы у нее все было хорошо. Ей было хорошо у приемных родителей, они были добрые. Однажды она услышала, как они говорили о ней, они явно считали, что с ней что-то не так, и отвели ее к мужчине, чтобы тот помог ей. Он попросил приемных родителей выйти из комнаты, чтобы он смог остаться с ней наедине. Она так испугалась, что задрожала. Испугалась не его, а того, что ей придется вспомнить то, что случилось в тот вечер, когда умерла мама. – Не бойся, – сказал он, указав на стул. Он дружелюбно улыбался, и у него были добрые глаза. Затем он встал за ее спиной, положил руки ей на голову и начал молиться, тихо бормоча. Он спокойно гладил ее по волосам, пока его голос то поднимался, то опускался. «Господи, прости ей ее грехи… Прояви к ней милосердие, прими этого беспомощного несчастного ребенка, прости ей ее злодеяния». Грехи. Злодеяния. Должно быть, с ней происходит что-то ужасное, и поэтому она никогда не попадет на небеса. Напротив, она сгорит в аду, ведь именно это случается с грешниками. Он положил руки ей на плечи, с силой притянул ее тело к себе и начал качаться из стороны в сторону. Он делал одно и то же, каждый раз, когда она приходила к нему, но она не чувствовала помощи от этого. Напротив, она пугалась все больше и больше. Он говорил, что она должна перестать сопротивляться: – Господь простит тебе твои грехи, но ты должна желать принять его милость. Через несколько раз он начал гладить ее по рукам, его руки казались грубыми на ее коже на спине, они поднимались вверх, вокруг горла, вниз, мимо ключиц. – Это не опасно, – шептал он ей. – Я просто должен потрогать тебя всю, чтобы ощутить твое состояние. Ей было двенадцать, и она была не особенно развита физически, еще не начала носить лифчик. Его руки ложились на ее грудь, поворачивались, пока тело начинало с силой биться о ее спину, затем он убирал одну руку, второй продолжая держаться за одну из грудей. Двигаясь ритмично, сильнее и сильнее, он стонал. Когда она сделала попытку отодвинуться, он схватил ее так крепко и сделал так больно, что она едва могла дышать. После этого он брал ее лицо обеими ладонями, пристальное смотрел в глаза, снова улыбался своей дружелюбной улыбкой, которую она уже не находила успокаивающей, и говорил: – Все мы грешники, но Господь милостив к нам. Ты вернешься ко мне, и все будет хорошо. А то, что происходит в этой комнате, должно быть твоей и моей тайной. Если ты расскажешь об этом кому-нибудь, придет дьявол и заберет тебя. 41 Непогода не прекращалась. Она словно вторила чувствам людей – подавленности и гневу. Но исчезновение Туне продемонстрировало еще и лучшие стороны жителей: способность сопереживать и не оставлять надежды. Поисковая операция была одной из крупнейших когда-либо в Норвегии. Члены спортивного клуба собрались в команду. Не только из группы легкой атлетики, куда ходила Туне, но и из других видов спорта. То же самое сделали различные волонтерские организации, сотрудники судоходной компании отца и других предприятий, многие, кто не знал семью лично, но тем не менее хотел поспособствовать. Один из кораблей судоходства Рисе вышел в море с большими фонарями и обыскал все вокруг острова. Люди из водолазного клуба обследовали всю гавань со спасательной шлюпки, под пристанью, вдоль мола. Сейчас полиция работала над версией о том, что Туне подверглась криминальному происшествию. – Но мы все еще надеемся, что она жива, – сказал участковый на дневном брифе с прессой. Каждое утро с исчезновения Туне Кайса просыпалась такой же уставшей, как и ложилась. По вечерам ей казалось, что тело отключается от мозга, но каждый мускул и нерв оставались в лихорадочном напряжении даже во время сна, и, просыпаясь посреди ночи, она чувствовала, как затекли все части тела. Та самая журналистская дистанция, способность не позволять своим чувствам овладеть собой, теперь исчезла. На часах было почти двенадцать. Карстен крепко спал, а Кайса лежала без сна и прислушивалась к ветру. Он завывал за углом дома, и об стену что-то ритмично билось. Наверное, ветка куста плетистой розы. Родители Туне наверняка тоже не спят, подумала Кайса. Они бодрствуют всю ночь, каждую ночь. Что они, должно быть, чувствуют, что преодолевают? Но выбора у них не было, они пребывали в боли, днем и ночью, каждую секунду. И в то же время им нужно крепко держаться за надежду. Наверное, это чувство похоже на ощущение движущегося дна на песчаной отмели, которое медленно уходит из-под ног. Кайса закрыла глаза, резко перевернулась в постели и, наконец, оставив попытки уснуть, соскользнула на холодной пол. Тело протестовало, но сознание было кристально ясным. Она тихо пробралась на кухню. Сделала себе чашку чая, зажгла только свет над плитой и свечку. Ноутбук стоял на столе, она ввела пароль и зашла на профиль Туне в «Фейсбуке». Там было много фотографий, в основном снимки природы и несколько фото ее кота. Ни одной ее фотографии, кроме аватарки, и ни одной с друзьями. Среди друзей Туне на «Фейсбуке» Кайса узнала двух девочек, от которых Туне практически убегала в тот день, когда они встретились у школы. Их звали Лена и Ханна. У обеих были открытые профили, и она могла прочесть все их статусы. Они выложили ссылки на страницу розыска Туне в СМИ. «Нам не хватает Туне», – написали они с кучей сердечек. Она пролистала страницу вниз и остановилась на фотографии с девочками из класса. Лицо Туне было перечеркнуто крестом. Можно ли все же предполагать, что Туне покончила с собой? Дела у нее, должно быть, были ужасны. Дождь барабанил по окну, ветер дул прямо в эту сторону дома. Вдруг Кайсе показалось, что она услышала другой звук, отличный от постоянного шлепанья о стену дома и скрип дерева. Это что, машина? Она встала, вошла в гостиную и выглянула в окно. Видимость была плохая, но место перед гаражом было освещено. Что это было? Тень, словно кто-то прошел мимо уличного фонаря у входной двери. Кайса сошла вниз по лестнице, открыла дверь и выглянула на улицу. Когда фигура внезапно появилась из темноты, Кайса вздрогнула. – О, привет! – сказал он. – Я вас напугал? Это был Вегард Дьюпвик. – Боже мой, вы на улице в такую погоду? – Я переехал, – сказал он. – Было так много дел, что я не успел вам сообщить. Ну, знаете, с этой поисковой операцией и всем случившимся. Надеюсь, все в порядке? Кайса улыбнулась и сказала, что все как договаривались, что он сам мог решать, когда флигель будет готов к заселению. – Хотите чашечку чая? – спросила она. Он выглядел синим от холода. – Или, может быть, уже слишком поздно? Вегард принял приглашение и вошел в дом. Они сели на кухне, и он рассказал, что успел сделать во флигеле за последнее время. Теперь оставались только мелочи. Он рассказал, что они с Анне-Гру были на встрече в молельном доме. Потом он проводил ее домой и пошел на пристань проверить яхту. К счастью, она была хорошо пришвартована. – Надеюсь, ветер стихнет и я выйду в море и порыбачу, – сказал он. – Что было на встрече в молельном доме вечером? – спросила Кайса. – Молились за Туне, – ответил он. – Людям нужно утешение и силы, когда такое случается. Кайса немного удивилась, что он активно участвовал в религиозной жизни. – Как там Анне-Гру? – спросила она. – Немного лучше. Но все еще очень тяжело. Потерять ребенка… – Он грустно посмотрел на нее. – Стыдно, что полиция не нашла виновного. Но чему поможет посадка кого-то в тюрьму? Анне-Гру никогда не вернет свою Пернилле. И неважно, какое наказание получит тот, кто сбежал с места преступления, справедливость никогда не будет восстановлена. – Вы хорошо знаете Анне-Гру? – Да, – просто ответил он, и Кайса больше не спрашивала. Может быть, они были в отношениях, но когда Анне-Гру заболела, все усложнилось, подумала она. Они отпили немного чая, и Кайсе показалось, что ветер чуть стих. Вегард сказал, что ветер стихнет в течение ночи, но по прогнозу снова обещали снег. – В школе вы упомянули, что делали ремонт дома у семьи Туне, – заметила она. – Вы ее знали? – Да, я видел ее много раз. Она потрясающе играла на пианино, часами репетируя в подвале. – Надежда найти ее в живых тает с каждым днем, – сказала Кайса. – Хуже всего мысль о том, что за этим может стоять кто-то, кого она знала, кто-то местный. Вегард уставился в темноту за окном, между бровей у него пролегла глубокая морщина. Кайсе стало интересно, сколько ему может быть лет, наверное, около тридцати, плюс-минус. В нем было что-то беспокойное, она замечала это и раньше. Он смотрел отстраненно и, положив ногу на ногу, стал трясти одной из них. Он не был особенно красив, но что-то привлекательное в нем все же было: глубоко посаженные глаза, широкий нос, светлые кудри средней длины, полные губы с немного женственным изгибом придавали его лицу оттенок чувственности. У него была очаровательная большая щель между передними зубами, свежий цвет лица говорил о том, что он плавал в море, охотился, рыбачил и много времени проводил на воздухе. Его немного мальчишеская мужественность была подчеркнута одеждой, обычно несколько потрепанная футболка или, как сегодня, – черная футболка под расстегнутой рубашкой в красно-черную клетку, не заправленная в широкие брюки с широким кожаным ремнем. Кайса не удивилась бы, если бы оказалось, что в сплетнях о том, что у женщин в деревне настоящий бум ремонта, есть доля правды. – А с Сиссель Воге вы тоже были знакомы? – спросила она. Вегард кивнул: