Тишина в комнате была мучительной. Люция вдруг захотела поговорить с теткой. Все-таки она поедет к ней, придумает что-нибудь, а когда окажется у себя дома, в своей комнате на Хельской, ей сразу станет лучше. Она ляжет, тетя принесет ей в постель чай с медом и натрет спину. Люция заснет, а когда проснется, все окажется ночным кошмаром. Все утрясется. Она принялась искать сумку, в которой был телефон, но ее нигде не было. Люция испугалась, что вчера потеряла ее в этой дыре на Вжешче. В сумке было все. Документы, кредитки, ключи от машины. Без техпаспорта и прав не выйдет поехать домой. Она постаралась успокоиться: ведь вчера как-то вошла в квартиру, значит, ключи должны быть. Голова сразу же перестала болеть. Плетеная сумка спокойно стояла рядом с бешено-розовыми ботильонами на шпильках. Один из каблуков шатался. Холера, сапожник сдерет злотых пятьдесят. Люция проверила содержимое сумки. Кто бы сомневался, телефон разрядился. Она подключила его к зарядному устройству, сняла блокировку. Начали приходить сообщения. Люция проверила остальные вещи. Вроде все на месте. Не хватало только голубой перчатки с металлическими шипами. Она обыскала карманы готического пальто макси, в котором ходила всю зиму. Потом осмотрела весь дом. Пространство для поисков было ограниченным: Люция снимала двадцатипятиметровую клетушку в многоэтажке на Ягеллонской. Здесь помещались только раскладной диван, письменный стол, на котором возвышались распечатанные фото и стопки бумаг – она делала из них коллажи для своего журнала об убийствах – и статуэтки котов, сейчас перевернутые, как будто неподалеку прошел ураган. Она крайне редко теряла вещи, а перчатки были ее фетишем. У нее было несколько колористических комплектов: к каждой паре обуви – пара перчаток. Эти голубые ей подарила тетя на Рождество. Обычно Люция ходила в черном, в длинных тяжелых юбках или облегающих кожаных брюках. Яркие цвета были в аксессуарах. Голубая перчатка так и не нашлась. Люция чуть не расплакалась. Она включила электрочайник с намерением заварить чай, но, поразмыслив, вытащила из шкафчика пачку растворимого супа. Помяв в руках лиофилизированные макароны, высыпала их в тарелку и залила кипятком. Потом пошла в душ и долго стояла под струями горячей воды. Только поев и переодевшись во что-то более подходящее, чем кружевная майка и трусики, она набрала номер тети Кристины. Однако не успела нажать кнопку «вызов», как на экране телефона появилась надпись «Буль». Она нажала «ответить», сердце подпрыгнуло к горлу. – Ты у себя? Надо поговорить. – Уже не о чем. – Притворяться не было необходимости. Пусть Буль знает, что она в бешенстве. Умыл руки, хотя мог бы ее защитить. Теперь слишком поздно. – Наоборот. Спустись вниз. – Он отключился. Люция какое-то время колебалась, но потом подошла к шкафу. Сегодня ей хотелось быть Никитой. Она втиснулась в кожаные облегающие штаны. Принялась перебирать рубашки и прикладывать к себе. Выбрала ту, что открывала одну из татуировок. Всевидящее око в кустарном исполнении. Поверх набросила замшевую безрукавку, подобрала к этому всему ботильоны цвета фуксии (это ничего, что каблук шатается, они отлично стройнят ноги) и перчатки того же цвета. Далее последовал макияж: тени в цветах взбесившейся Барби. Люция не спешила. Раз Булю приспичило поговорить, подождет, это в его интересах. Он не такой чувак, чтобы непродуктивно тратить время. Может быть, он хочет взять ее обратно? Она решила, что согласится, но потребует повышения зарплаты. Телефон снова зазвонил, но она не ответила. Сразу же начали поступать сообщения. Люция решила, что это групповые праздничные пожелания, высылаемые всем, кто фигурирует в телефонной книге. Ей было на это плевать, она никому пожеланий не отправляла. Но все-таки взглянула, так как одно из сообщений не касалось Воскресения Господня и только поэтому заинтересовало ее. Датировано оно было вчерашним днем. «Ваш номер телефона мне дал П. Блавицкий. Перезвоните мне, пожалуйста. Срочно! С. Залусская». Люция записала номер телефона на упаковке от супа, положила записку в карман и спустилась вниз. Буль ждал в машине с включенным двигателем. Она села в машину. – Не говори ничего, – приказал он ей шепотом. Они проехали вдоль всего дома и остановились в самом его конце у бара «Азия – вьетнамская кухня». Люция была здесь однажды. Все блюда на один вкус. У вьетнамца за барной стойкой явно не было кулинарного таланта. Они двинулись в сторону торгового ряда на первом этаже, но не пошли через главный вход. Буль постучал, и со стороны подсобных помещений им открыл старый иссушенный азиат. Это, по всей видимости, был настоящий вьетнамский ресторанчик, полный людей. Они говорили на своем языке. Буль кивнул молодому парню за барной стойкой и показал два пальца. – Сайгонки? – Он взглянул на нее искоса и хитро улыбнулся. – Ты столько натворила, что тебе надо чего-нибудь поесть. Люция подтвердила и начала раздеваться. В помещении было душно, единственное окно сильно запотело. – Телефон. – Он протянул руку, после чего вынул и сломал сим-карту. Батарейку положил отдельно. Люция не успела среагировать. – Эй! Вернешь мне деньги, – надулась она, глядя на мобильник, разобранный на части. У нее теперь не было даже номера телефона тети. Буль не слушал ее. Проделал те же манипуляции и со своим телефоном. – Я обеспечу тебе алиби, – произнес он. – Иза выжила. Люция подняла голову и почувствовала, что заливается краской. – Из тебя получилась бы прекрасная актриса, – похвалил он ее, смеясь. – Так держать. – О чем ты говоришь? – спросила она теперь уже раздраженно. Вьетнамец принес сайгонские роллы и две банки колы. Казалось, что он слишком долго раскладывает на столе подносы, салфетки, вилки и ножи. Удаляясь, он трижды поклонился. – Я помогу тебе с хорошим адвокатом. – Буль отрезал кусочек вьетнамского ролла и долго дул, прежде чем отправить его в рот. Люция всматривалась в пар, поднимающийся над тарелкой. Она была очень голодна. Может быть, поэтому до нее не сразу дошло, что он говорит. – Но о чем ты? – Ничего, никогда, никому! Ни слова. – Он подвинул в ее сторону белый конверт. Он был толстый, слегка лоснящийся с одной стороны. – Что это? – Спрячь, идиотка. – Он продолжал глотать горячие куски азиатского блина. Через мгновенье на его тарелке остался только салат из капусты. – И говоришь так же, как сейчас. Ничего не знаю, вину не признаю, в крайнем случае не помню. Это проверенная линия защиты. – Но я ничего не сделала. – Люция перестала есть, схватилась за выбритую часть головы и начала растирать висок. Буль встал. На столике рядом с недоеденным блюдом он положил сто злотых. Улыбнулся, напоминая теперь довольного лиса. – Я тоже, – добавил он вполне серьезно. – Даже если тебя арестуют, молчи. Я тебя вытащу. Ты мне веришь? – Нет. – Правильно. Он ушел. Люция спокойно закончила свои сайгонки. Потом выпила обе колы и доела то, что оставил Буль. Собрала фрагменты своей симки и выбросила ее в мусорное ведро вместе с пластиковой посудой. Выудив из кармана упаковку от супа, Люция посмотрела на фамилию женщины, которая пыталась связаться с ней, и отправила бумажку вслед за уже выброшенным мусором. Бесполезный телефон она сунула в сумку. Может, получится продать его. Она взяла банкнот, оставленный Булем, рассчиталась и забрала сдачу всю, до копейки. Потом вышла на улицу и посмотрела на небо. Кое-где, по-прежнему, были тучи, но прямо перед собой она увидела Большую Медведицу. Люция заглянула в конверт. В нем было около десяти тысяч, возможно даже больше. Дрожащими руками она спрятала его в сумку. Потом, подумав, вынула и сунула в трусы. Для себя она решила, что выплатит долги по кредиту и купит билет в Марокко. Люция направилась в сторону дома. По мере приближения к подъезду все тверже становилась ее уверенность в том, что следует сделать наоборот. Сначала Марокко, потом банк. Машину она тоже продаст. И останется там, где круглый год лето. Люция прошла мимо мужчины с собакой, он придержал ей дверь в подъезд, а она с улыбкой поблагодарила. На секунду ей показалось, что он как-то особенно внимательно присматривается к ней. Она оглянулась и подумала, что никогда не видела его здесь. В квартире она разложила деньги на столе и засияла, сама не веря в щедрость Буля. На столешнице в стопках из банкнотов по двести злотых лежало тридцать тысяч. Ей было безразлично происхождение этих денег. Она нуждалась в них, они полностью решали все ее проблемы. Когда раздался стук в дверь, она все еще улыбалась. В глазок она увидела того мужчину, на этот раз без собаки. Люция успела собрать деньги и сунуть их в карман пальто, когда через выломанную дверь в квартиру ворвалась антитеррористическая группа. Они повалили ее на пол, выкрутили руки, широко раздвинули ноги. При этом кричали друг другу, что она, возможно, вооружена. – Играй в эти игрушки сама, если хочешь. – Духновский покачал головой и подвинул в Сашину сторону стопку бумаг и фотографии, среди которых были снимки Иглы и настоящего Буля. – Мне не нужны неприятности с начальством. Они сидели в «Арсенале», бывшем полицейском клубе. Саша помнила его как ужасную дыру с пластиковыми стульями. Сегодня это был бар в колониальном стиле. Как и прежде, в нем собиралось полно полицейских. Сюда можно было в любой момент забежать на язык, рубец или журек с колбасой. Джекил положил ложку и, взяв тарелку в руки, выпил остатки супа. Больше никто не ел. Перед Сашей стоял холодный эспрессо, Дух даже не притронулся к своему томатному соку. Он все подливал в него соус табаско и тщательно мешал. – Тебя, видно, отморозило, сынок? – буркнул Бухвиц. – Ты не слышишь, что говорит Сашка? Кто-то с нами играет, а ты трясешься за свою тощую задницу. Клянусь, моя жена бы этого так не оставила. – А ты с чего вдруг в самаритяне подался? – отрезал Дух. – Можешь ей помогать, но только как частное лицо. – И помогу. – Бухвиц гордо приосанился и указал на стопку фотографий, лежащую на столе, а также на словесный портрет мужчины, с которым Залусская встретилась перед Пасхой. Несколько часов назад полицейский художник нарисовал словесный портрет мнимого Буля на основании показаний профайлера. Длинный нос доминировал на треугольном лице. Узкие губы, широко посаженные глаза, лихо зачесанная челка. Саша подтвердила, что портрет правильно передавал внешность разыскиваемого мужчины. К сожалению, пока все попытки установить его личность терпели неудачу. Саша также не узнала его ни на одном из фото подозреваемых, которые Дух принес из отдела. Джекил сейчас взял в руки одно из них. С сигналитической фотографии на них с издевкой смотрел костлявый мошенник под псевдонимом Плоска. – Кто-то ее подставляет, – констатировал он, – только пока не знаю зачем и куда. – И почему, – добавила Саша. – Она всегда во что-нибудь вляпается. Зачем брала бабки у этого мужика? Она ведь даже не знает, с кем разговаривала. – У меня есть номер машины. – Машина была взята напрокат, – прогремел Дух. – Уже проверил. И что мне делать? Напечатать листовки? Саша закусила губу. Оторвав уголок пакетика, она высыпала сахар в кофе. Духновский был прав. – Эй, она здесь. Притормози, – вмешался Бухвиц. – Вот тебе и удобный случай, чтобы сесть на хвост Блавицкому. Духновский разразился громким смехом, который перешел в острый кашель. – Буль – это старая песня, – прохрипел он. – К тому же у нас по-прежнему на него ничего нет. – Можно все это оставить как есть, – наконец подала голос Саша. – Я не буду заставлять вас рисковать. Дайте мне только на пару дней то, что собрано по делу. Или хотя бы на одну ночь. – Хотя бы? – ужаснулся Дух. – Ты хорошо себя чувствешь? – Я вам пригожусь. Помогу, независимо от моего дела, – заявила она. – Профай-линг, – произнес по слогам Дух. – Мы уже не пьем молотый кофе. Нескафе дешевле и практичней. Хочешь погадать – давай, у себя дома сколько угодно. Это дело проще пареной репы. Тем более… – Он замялся. – Убийца уже найден. Бухвиц и Саша удивленно посмотрели на Духа. – Так можно было говорить лет десять тому назад. Сегодня профайлинг – это признанный метод, – начала Саша. Джекил резко перебил ее: – Какой убийца? У нас пока только гильза, несколько образцов с запахом и слепок подошвы. И еще один пальчик в подъезде. Причем не исключено, что это след кого-то из наших, потому что там были все – кого-нибудь из медиков или пожарных, грохнувшихся на лампу, – перечислял Джекил. – Надо исключить тридцать семь человек! И кого ты типа вычислил? И когда? Для ДНК слишком рано. Или, может, я ничего не знаю о действиях криминалистической лаборатории, в которой работаю? – Сегодня работаешь, завтра можешь не работать, – парировал Дух. – Иза Козак пришла в себя и указывает на барменшу. При этом она уверена на сто процентов. Валигура присутствовал при этом. – Наш дорогой босс? – удивился Бухвиц. – Сама гора не поленилась поехать в больничку? А вас почему не вызвали? – Ну так громкое дело. Медийное. Мы допросим ее позже, сейчас она еще плохо себя чувствует. – Капитан Духновский повторил слова начальника отдела. – Мы? То есть сейчас ты держишься поближе к Горе? – Джекил иронично усмехнулся. – И давно ты переметнулся на другую сторону? Дух проигнорировал подначку и повернул голову в сторону Залусской, будто боясь, что Джекил сейчас отпустит новое жесткое замечание. К счастью, тот придержал комментарии при себе. – Это пока тайная информация. Чтобы писаки не пронюхали. Любят по готовенькому на саночках прокатиться. Девица задержана, поработаем с ней. Тот еще экземпляр. Мать – рецидивистка, отец – неизвестный автор. Судима. Что тут скажешь – генетика, – развел он руками. Залусская прихлебнула эспрессо и засунула документы в сумку. – Дух, чтобы все было прозрачно. Я тебя понимаю, – сказала она. – Меня только удивляет, что ты молча принимаешь все это. Я запомнила тебя другим.