– За оплату наличными будет довольно большой комиссионный сбор. Хотите открыть счет? Кристина покачала головой, вынула из старомодной сумки пластиковый кошелек с изображением диснеевских принцесс, видимо наследство внучки. Внутри был только один банкнот достоинством пятьдесят злотых. Подвинула его в сторону кассирши. – Вы не могли бы так дать мне сдачу, чтобы было восемь злотых. Я хочу еще пойти на обед в столовую при костеле. – С оплатой за услугу выйдет четыреста шестьдесят семь. Еще семнадцать злотых, – сказала кассирша. Кристина разнервничалась. Дрожащими руками она выудила из сумки-коляски красный мешочек и вынула оттуда очередные двадцать злотых, которые были сложены в маленький квадратик. – Я так плохо себя чувствую, – пожаловалась Кристина, пока кассирша вводила данные со счетов в компьютер. – У меня, знаете ли, личные неприятности. Я одна, сестра за границей. И сегодня еще такой неприятный звонок был. Здоровье подводит. Одна нога совсем не гнется. Вот, видите? Кассирша сочувственно кивнула, не выказывая недовольства, несмотря на то что люди в очереди прислушивались к болтовне с раздражением. Она дала три злотых сдачи и вернула все документы. Кристина взглянула на две несчастные монеты и опечалилась. – Значит, это все? Печати есть? – Есть, – ответила девушка. – До свиданья. Но Кристина не отходила от окошка. – Может быть, меня обслужат в кредит? Меня же знают в костеле. Не хочу возвращаться домой за деньгами, лестница такая крутая. – Если знают, то, конечно, обслужат. – Кассирша усмехнулась. Сейчас она уже была слегка раздражена. – Чем еще я могу помочь? Кристина опять наклонилась над своей сумкой и вынула рекламную листовку, с которой улыбался ксендз Старонь. – Я еще хотела бы сделать выплату с моего счета. Всю сумму полностью. Кассирша отодвинула листок. – Это не у нас. SEIF? Даже не знаю, что это. Это банк или страховая компания? – Банк. У меня там счет, – объясняла Кристина со всей серьезностью. – Но у племянницы неприятности. Придется снять до срока. Процент будет потерян, но что поделать. Кассирша подозрительно взглянула на Кристину: – Так у сестры или племянницы неприятности? Кристина запнулась, подумав, что девушка из окошка примет ее за мошенницу или попрошайку. Она стала быстро собирать вещи и складывать их в сумку. Девушка взяла в руку листовку и внимательно прочла ее. – Вам нужно пойти в одно из их отделений. В Интернете вы найдете всю информацию, – сказала она на прощание и нажала на кнопку. Высветился номер 127. – Простите. – Рослый мужчина агрессивно отодвинул сумку Кристины, листовка SEIF упала на пол. Кассирша взялась обслуживать нового клиента. Они с минуту посмеялись над пожилой женщиной, но та этого уже не слышала. Кристина решила, что сегодня откажется от обеда и сразу же пойдет к ксендзу Мартину и попросит у него помощи для Люции. Раз он помогает нуждающимся, занимается экзорцизмом и ездит по тюрьмам, то должен помочь и ее племяннице. Она перекрестилась и почувствовала себя намного сильнее. Бог ей поможет. Никогда в жизни она не сделала ничего плохого. Заодно она спросит, где находится отделение банка, который рекомендует ксендз Мартин. Кристина вложила туда все свои сбережения. Двадцать три тысячи в золоте и бриллиантах. С процентами должно быть больше. Ксендз на листовке обещал тридцатипроцентную прибыль на долгосрочных вкладах. Дополнительные десять она вложила в похоронные услуги. На сестру рассчитывать бесполезно, а тут и племянница влипла в неприятную историю. Не далее как вчера у нее была полиция. Место на кладбище Кристина уже купила и даже установила надгробие, правда не мраморное, а гранитное. Месяц назад внесла аванс. Лично ей достаточно было бы простого деревянного креста, какие сейчас делают бесплатно. Можно еще попытаться вернуть задаток за памятник. Именно так она и сделает, если нужно будет спасать Люцию от тюрьмы, решила Кристина. – Она бывала в костеле? В руке у священника была фотография первого причастия Люции, извлеченная Кристиной из красного мешочка. Она всегда носила это фото с собой. Она сама вела Люцию к первому причастию. Ее мать тогда отдыхала в какой-то из тюрем. Кажется, даже в Польше, Кристина не помнила. Люция на той фотографии ничем не напоминала сегодняшнюю бунтарку. Средней прекрасности шатенка с внушительным носом. Большие, глубоко посаженные глаза придавали ей вид испуганной совы. Лицо серьезное, без улыбки. Между бровями – морщина. Тетя называла эту фотографию «снежная туча». В этом была вся Люция. Причем, по мнению Кристины, она и сейчас не очень изменилась. Кристина сидела в большом плюшевом кресле. На столике рядом ждал уже остывший нетронутый чай. Ей не хватало смелости ответить на вопрос, она просто-напросто стеснялась. Сама она была на каждой мессе, ксендз это знал. Уже несколько лет, с тех пор как Старонь принял этот маленький приход, она помогала в плебании. Стирала, готовила, иногда приносила свежеиспеченные пироги. Ксендз платил ей столько, сколько мог. Она часто работала бесплатно, так как знала, что он живет более чем скромно. Кристина могла рассчитывать на зарплату, только когда ему нужна была ее помощь в гарнизонном костеле Святого Георгия. Однако заказы поступали все реже. Времена трудные, конкуренция огромная, к тому же большинство прачек были раза в два младше Кристины. – Cейчас все хранят фотографии в компьютерах, поэтому у меня нет ни одной новой, – объяснила Кристина. Священник кивнул. Сутана на нем была мокрой и грязной, рукава подвернуты. Именно в таком виде застала его Кристина. Ксендз грузил на тачку строительный мусор. Сегодня утром в костеле Рождества Христова отвалился кусок заплесневелой стены. Необходимо было срочно все это убрать. Ксендз собственноручно выполнял эту работу настолько, насколько это не угрожало безопасности верующих. Он уже вызвал специалистов, чтобы залатали дыру в стене. Результат был невдохновляющим. Мартин не знал, где взять деньги на ремонт небольшого храма, но верил, что Господь, как всегда, поможет ему найти выход из положения. – Пока не знаю, что можно сделать, – пожал он плечами. – Существуют различные центры, не только христианские. Пусть племянница обратится туда. Лучше было бы, чтобы она сама пришла. Я бы поговорил с ней. – Она поверит, – шепнула Кристина. – Она верит в глубине души. Это хорошая девочка, но у нее было нелегкое детство. – Скажите мне, в чем именно ее обвиняют, что она сделала. И где она находится? Женщина покраснела: – Они не сказали мне. Обыскали весь дом. Наверное, она что-то украла, – выдавила она. – Украла? – Они искали деньги. Но конечно, не нашли. Спрашивали, не просила ли она меня что-то продать. Я ответила, что ничего такого не было, потому что это именно так. Сказали, вызовут меня, когда придет время. Я не знаю, где она сейчас. Меня сегодня нет дома с самого утра. Нужно было пойти оплатить счета, чтобы свет не отключили. Я успела только ответить на звонок сестры. Она опять просит, чтобы я выслала ей посылку. А что с Люцией? Не знаю. Она ведь не в тюрьме? Во всяком случае, я очень на это надеюсь. – Кристина замолчала. – Чего вы от меня ожидаете, пани Кристина? – Я уже говорила вам, святой отец. – У Кристины опять появилась надежда. – Если Люция украла, то она должна понести наказание. Если ей придется сесть в тюрьму, значит, Богу угодно. Но если бы оказалось, что это ошибка, то вы могли бы взять ее к себе на какое-то время? Как помощницу, здесь пригодилась бы женская рука. Это была бы для нее хорошая терапия. Священник дипломатично улыбнулся. Он уже много лет отказывался от того, чтобы нанять экономку. Пани Кристины было ему вполне достаточно. В комнату заглянул молодой викарий. – Войдите, святой отец, не прячьтесь за дверью, – обратился к нему ксендз Мартин. Викарий Гжегож Масальский был мужчиной исключительно миниатюрным. Если бы не сутана, его можно было бы принять за подростка. Глаза его все время бегали, как будто от испуга, движения были резкими. Лисье личико, не испорченные физическим трудом руки. Он был уволен из предыдущей парафии за несоблюдение субординации в отношении начальства и отстранен от должности сроком на год. Масальский боялся возвращаться в свою деревню под Лодзью, откуда был родом, чтобы не опозорить семью. Родители с детства воспитывали его как будущего священника, не оставляя ему выбора. Одухотворенный, нежный, рожденный для сутаны – часто говорила мать. Когда у него начались проблемы, он пришел к ксендзу Мартину и попросил помощи. Он был готов полностью признать вину, лишь бы его не отстраняли. Мог бы отправиться миссионерствовать на Украину, что означало бы жизнь в настоящей нищете и тяжелый бестолковый труд. Говорили, там никто ни во что не верит, все одержимы дьяволом или ересью, что, собственно, одно и то же. Католические храмы часто горят, а немногочисленные христиане преследуются. Украина была ссылкой для каждого уважающего себя священника. Однако Гжегож предпочел бы совершить такой подвиг, чем вернуться к матери. Ксендз Старонь выслушал его, и во время искреннего разговора Гжегож наконец признался, что было причиной его изгнания из предыдущего прихода и из-за чего у него возникли проблемы. – Для меня был неприемлем телесный контакт с начальством, а требовали от меня там именно этого, – раскаивался он, как будто это была исключительно его вина. Ксендз Мартин, ни минуты не сомневаясь, взял его к себе. Вот уже год и три месяца они служили вместе. Однако Гжегож по-прежнему держал дистанцию, иногда общаться с ним было непросто. Кроме того, у него имелась неприятная привычка подслушивать под дверью. Они говорили об этом уже много раз, но толку не было. – Можно вас на минутку? – пробубнил Масальский. Он держал руки за спиной, видимо, что-то прятал. Ксендз Мартин взглянул на викария и глубоко вздохнул. – Извините, пани Кристина, – обратился он к женщине. – Может быть, еще чаю? Этот уже совсем остыл. Я скажу сделать. Чай, кажется, у нас еще есть. Они вышли в коридор. Плебания была небольшой и довольно пустой. Предыдущий служитель забрал большую часть мебели, но ксендзу Мартину это не мешало. Его имущество в основном состояло из книг. – Вам звонила какая-то странная женщина, – пробормотал Масальский, опустив голову. – Говори нормально, Гжесь. И смотри на меня, – напомнил ему Старонь. – Святой отец, это было, когда этот потолок обвалился. Женщина позвонила, и я сначала подумал, что она пьяная. Что-то о тете, о вас, что вы ее знаете и что ее в тюрьме совсем не бьют. – Ты точно ничего не пил? – Никогда в жизни, ни грамма, святой отец. – Фамилия этой женщины. – Я не записал. – Он опустил голову. – Помню только имя: Люция. – Люция? – удивился ксендз Мартин, после чего упер руки в бока. – Опять подслушивал? Гжегож переминался с ноги на ногу. – У вас такой громкий голос, что даже если бы дверь была закрыта, то поневоле все услышишь, – пытался оправдываться викарий. – Ну и?.. Что ты хочешь сказать? Или я опять должен из тебя все клещами вытягивать? – Та Люция, она говорила, что не признается, что невиновна. И я сначала подумал, это какая-то сумасшедшая, вроде тех, которые звонят нам из тюрем по поводу экзорцизма. – Дальше. – И она сказала, что не убивала, что ей не нужна была ничья смерть и она вас просит, чтобы вы передали ее тете, что она ее очень любит, больше всех на свете, и переживает, что тетя узнает обо всем из телевизора. А в телевизоре ничего не было: ни о ней, ни о том, что вы знаете ее тетю, – выпалил он и показал сегодняшний выпуск «Супер-Экспресса». На первой полосе газеты были опубликованы улыбающиеся лица Изы Козак и Янека Иглы Вишневского. Рядом с фамилией последнего поместили черную ленточку и крестик. А над ними огромное фото Люции, которую ведут под конвоем в полицейскую машину. Заголовок гласил: «Месть Люции Л.». – А сейчас эта женщина стала говорить о Люции и мне показалось, что я забыл сказать вам об этом звонке, потому что теперь вспомнил, что ее фамилия была на «Л», Ланге, как у той женщины, которая забирает у нас стирку раз в неделю и которая сейчас сидит у вас, – закончил он, судорожно хватая воздух. Ксендз еще некоторое время стоял неподвижно. Он всматривался в газетный заголовок, фотографии людей на первой полосе и скользил глазами по короткому тексту. В красном облачке значилось: «Вознаграждение! Разыскивается автор «Девушки с севера». Отзовись и докажи, что это ты написал хит! Получи миллион!!!» Далее был размещен номер телефона, по которому следовало отправлять СМС-собщения. Мартин не стал читать дальше, газета была сложена пополам. Он разгладил обложку, еще раз взглянул на викария. Потом схватил Гжегожа за плечо и потащил в соседнюю комнату. – Ни с места отсюда. И заткните уши. Даже если я буду кричать, вы не должны ничего услышать. Вы поняли меня? Викарий кивал, как ребенок с синдромом сироты. Он посмотрел на свое плечо, на котором ксендз Мартин, который был выше его на три головы, все еще держал свою руку. – Прошу прощения, – сконфузился Старонь и ослабил хватку. Он сложил газету и сунул ее в ящик под лавкой. Выходя, объявил: – Не подслушивать! Я буду исповедовать. Викарий закрыл глаза и сел за письменный стол, предварительно заткнув уши. Лишь только закрылась дверь за ксендзом Мартином, он тут же прилип к ней, но вдруг отскочил. Старонь закрыл его в комнате на ключ. Для уверенности он дернул за ручку и двинулся по коридору в свой кабинет. – Пани Кристина. – Ксендз Мартин смерил пожилую женщину внимательным взглядом и обратился к ней шепотом, как к ребенку: – Одевайтесь, пожалуйста. Сейчас мы поедем к моей знакомой. Она адвокат. Думаю, что у Люции действительно проблемы. – Адвокат? – Женщина нерешительно встала и принялась разглаживать юбку. – У меня нет денег, я не успела снять их со счета. Может быть, вы подскажете мне, где находится ближайшее отделение. – Она вынула сложенный вчетверо рекламный проспект. Священник махнул рукой и отдал женщине рекламку.