Полицейский посмотрел ей в глаза, после чего нажал кнопку завершения разговора на телефоне. – Так дела не делаются, пани профайлер, – улыбнулся он с издевкой. Саша резко развернулась и направилась к выходу. Однако на лестнице остановилась и набрала номер Джекила. – Ты знашь такого Ришарда Нафальского? – спросила она без вступления. – Седьмое отделение полиции. Дай мне его домашний адрес и номер служебного мобильного. Вышли эсэмэской. Срочно. Очень. Она закончила разговор. В ожидании ответа закурила и стала всматриваться в капли дождя. Одна из машин как раз готовилась стартовать со стоянки. Через секунду она услышала звук входящего сообщения, прочла его и сразу набрала номер. Мужчина за рулем автомобиля приложил трубку к уху. Она двинулась в его сторону, но не успела. Машина тронулась с места. – Это опять Залусская, – сказала она. – Приветствую еще раз. Молчание. – Ваш регистрационный номер – NPZ два два три четыре, – зачитала она. Насчет последней цифры она не была уверена, но ей хотелось, чтобы он понял, что она вычислила его. Подействовало. Он не прервал разговор. – Странные у вас методы. Приходите завтра в семь тридцать. – Мне тоже непонятно ваше поведение, – парировала Саша. – У меня нет графика работы, я свободный художник, не на службе. Зато меня очень интересует дело девушки, найденной мертвой в ванне в бывшем стриптиз-клубе «Роза». Девяносто четвертый год. – Шутить изволите? Что я вам, городской архив? – Я понимаю, что вы можете не помнить этого дела, – продолжала она. – Мне нужно только ваше согласие. – Приходите завтра. А еще лучше обратитесь в областное управление. Может, там вам помогут. У них прекрасный архив и специально подготовленные для этого люди. – Мне нужно сегодня, сейчас! Я должна получить материалы того дела и поговорить с человеком, который вел следствие. – До свидания. – Это связано с делом об убийстве певца. – Она забросала его данными. – Я предоставила дежурному необходимые документы и просьбу об оказании содействия в составлении профайла. А действую я по приказу областной прокуратуры, непосредственным начальником является капитан Духновский, убойный отдел. Я не буду подавать заявление о выдаче дела из архива. У меня нет времени, я еду к вам, домашний адрес у меня есть. Если вы мне не поможете, то у вас будут неприятности, – закончила она. – Не угрожайте мне, пожалуйста, – очень спокойно ответил Нафальский и, прежде чем положить трубку, добавил: – Думаю, что неприятности будут у вас, причем намного быстрее, чем вы думаете. Саша бросила телефон в сумку и помахала проезжающему такси. Машина не остановилась, лишь окатила ее каскадом брызг грязной воды. Зонт она, кажется, оставила на стойке дежурного. Вернулась, но зонта нигде не было. Лара сидела перед мониторами за закрытым окошком. При виде Саши она набрала какой-то номер на пульте. Залусская тут же направилась к выходу из участка. Прежде чем открыть дверь, она еще раз взглянула на мужчину, который только что вырывал у нее из рук телефон. Он стоял прямо, не сводя с нее глаз. Саша вышла на улицу, ей было холодно, но она по-прежнему стояла на месте. Нужно было прийти в себя. Вода текла по лицу, шапка насквозь промокла. Вдруг она услышала звук открывающегося зонта. – Ничего вы здесь не добьетесь, – услышала она голос за спиной. Полицейский подошел и укрыл ее от дождя. Только тогда удостоила его взглядом. Он говорил тихо, но доходчиво: – Расследование проводило управление воеводства. У нас нет этих материалов. Из той команды уже никто не работает. Главным следователем был Валигура. Его тогда перевели из патрульных в убойный отдел. Это было одно из первых его дел такого калибра. Два несчастных случая, которые должны были закончиться закрытием дела. Наверняка шеф уже звонит ему, чтобы посоветоваться, что предоставить вам в качестве официальной версии. Сначала Саша подумала, что он слишком молод, чтобы помнить это дело. Потом – что хоть он и не очень дружелюбно отнесся к ней поначалу, все-таки хочет помочь. Он молча спустился по лестнице, и Саша пошла за ним. Они остановились на стоянке, полицейский снял чехол с единственного мотоцикла, припаркованного возле участка, и подал ей шлем. Тамара не знала, как долго она держит голову под струей холодной воды. Сначала это помогало, но сейчас холод лишь слегка успокаивал боль. Она закрыла кран, взяла полотенце, но была не в состоянии удержать его, и оно упало в ванну. Ванная комната была большая, полная зеркал, в которых отражалась ее хрупкая фигура. Свет она не включала. Черный мрамор окружал ее в темноте, как холодный гроб. Она оперлась о ванну, после чего выползла на четвереньках в коридор и прижалась к стене. Боль отдавалась даже в конечностях. Рука сжалась в кулак. Тамара представила себе, что она в костеле и инстинктивно развела руки, образуя крест. Молитва давалась нелегко. В этот момент она услышала звук входящего сообщения. Хотела полежать еще некоторое время, но рука сама потянулась к телефону. Сообщения приходили одно за другим. Это не давало ей закончить молитву. Пришлось встать, подойти к столу и прочесть сообщения. «Господи Иисусе, я отдаю под Твою опеку Тамару, надежда которой только в Тебе. Господи Иисусе Христе, помоги ей найти выход, чтобы она пришла к Тебе и доверилась Тебе. Тамара! Бог любит тебя. Молись громко. Громко, где бы ты ни находилась. Я с тобой. Ксендз Мартин», – прочла она. Глубоко вздохнув, заставила себя произнести несколько слов молитвы, но во время «Отче наш» из ее рта вырвалось: – Сдохни, ряженый. Она вдруг обнаружила, что ее пальцы набирают этот текст в сообщении. Тамара еще раз затянула молитву, крепко зажмурив глаза. Вскоре она почувствовала, что боль отступает. Прервавшись, жена Буля просмотрела остальные сообщения. Как и подозревала, она уже успела выслать ксендзу Мартину несколько эсэмэсок, полных оскорблений и непечатных выражений. Из глаз ее потекли слезы. Это писала не она, это были демоны, которые снова овладели ею. Она не хотела написать ничего такого и совершенно не помнила, когда сделала это. Тамара набрала номер, который знала наизусть. Ей пришлось набирать номер более десяти раз, но каждый раз соединение прерывалось, как только Мартин снимал трубку. – Освободи меня, молю Тебя об этом, Господи Боже. – Она расплакалась и опять схватилась за голову. Боль вернулась с десятикратно умноженной силой и сейчас разрывала ей череп. Она была не в состоянии вынести этого, ей хотелось разбить голову о стену. Зазвонил телефон. На экране телефона она увидела «Кс. Мартин». – Опять началось, – успела простонать Тамара прежде, чем какая-то сила заставила ее удариться виском о мраморный угол раковины. Она смогла только прошептать: – Пожалуйста, святой отец, спасите меня. – Мы уже не жаждем мести. Может быть, мы ошибались. – Эльжбета Мазуркевич сняла фартук и повесила его на спинку стула. Они сидели за столом в кухне. Было слышно, как тикают часы. Хозяйка была неправдоподобно полной, она едва передвигалась. Мать погибших детей обратилась к полицейскому, который пришел с Сашей: – Арик, подай мне салат из холодильника. Поедите с нами, – распорядилась она. Полицейский нагнулся и достал с нижней полки очень старого холодильника салат из тертой моркови. На столе появились тарелки и супница с борщом. Запах вареной картошки с маслом и укропом напомнил Саше дом бабушки Яси, где очень уважительно относились к ритуалу семейных обедов. В доме Залусских ни у кого не было на это времени. Отец постоянно в командировках, мать на работе. Сашу воспитала няня. Но Саша никогда так ее не называла. Она всегда была для нее бабушкой Ясей. Несмотря на то что родители платили пани Янине за каждый час, проведенный с ребенком, только она и помнила о днях рождения Саши, сидела у постели по ночам, когда у Саши была температура. Даже когда уже училась в старших классах, Залусская иногда ночевала у няни. Бабушка Яся вязала ей свитера и штопала рваные колготки. Она гладила ее белые блузки, когда Саша уже училась в университете. Пекла пироги, лепила вареники. Видимо, она смогла бы приготовить и такие ребрышки в соусе из хрена, как те, что стояли сейчас на столе. Хотя выглядели они странновато. Саша присмотрелась к мясу. Оно было темным, жилистым, но пахло великолепно. – Это дичь, – улыбнулась хозяйка. – Муж иногда охотится. – Она указала на холодильник. – А есть все это некому. Дети рассыпались по миру, только Арик остался с родителями, но тем не менее видимся мы не так часто, как хотелось бы. Вон какой худой на этих полуфабрикатах, а дома столько еды, – жаловалась она. – Мама, – сказал сын с укором. Эльжбета взяла разливательную ложку и налила всем по солидной порции борща. Потом сложила руки в молитвенном жесте и поблагодарила Господа за дары. Аркадий не повторял за ней, добавил только «Аминь». Все взялись за еду, и Саша со всеми, хотя чувствовала она себя в этой ситуации немного странно. Она была благодарна Арику, когда он прервал тишину. – Мама, где те документы, что дал детектив? Я принесу. Он встал из-за стола и вскоре вернулся с картонной папкой в руках. – Прежде всего – осмотр места преступления, – начал он, после чего вернулся к еде. – Тело Моники находилось в ванне. Она лежала там обнаженная, несколько часов. Никаких ран либо повреждений не обнаружено, как и участия в ее смерти третьих лиц. Изнасилования не было. Девственная плева не нарушена. Только передозировка. Экстези. – Она никогда не пробовала наркотики, – вставила мать. – И вообще была очень порядочной девочкой. – Мама, сейчас я говорю, – урезонил ее сын. – Содержимое кишечника указывало на то, что несколькими часами ранее она хорошо поужинала. Пища не успела перевариться. Остальные пункты тоже не стыкуются. В номере были найдены полная окурков пепельница, банки из-под пива, более крепкий алкоголь. Сестра не пила. В документах об этом нет ни слова, в крови ни следа алкоголя. Никто даже не потрудился установить, кто там был и что делал. Как Моника там оказалась? Подозрительный клуб, почасовой мотель, а ей было шестнадцать лет! Как она туда вошла? – Он замолчал. Саша положила ложку. Все было очень вкусно, но еда не лезла ей в горло, поэтому она взялась за чтение материалов из папки. – А брат? – Его нашли на шоссе неподалеку от Эльблонга. – Аркадий пожал плечами. – Якобы он был пьян. Более двух промилле в крови, тоже без участия посторонних. Я читал заключение судмедэксперта несколько раз и помню его наизусть. – Он указал на один из листов в папке. – Такие повреждения можно было получить, если бы кто-нибудь врезался в него на огромной скорости или если бы его избили до беспамятства, а столкновение только доконало его. Эльжбета заплакала. Аркадий обнял ее. – Мама, пойди приляг, – попросил он. Она покачала головой: – Я хочу остаться. Саша взяла в руки фотографии с места трагедии. – Где вы их достали? – Как только пришел работать в полицию, начал разнюхивать, – пояснил Арик, – Благодаря этому у нас есть все копии следственных документов. – Номера автомобиля, сбившего его, установлены? – Саша знала ответ, но предпочитала убедиться еще раз. Мать и сын покачали головой. – Он был жив, когда машина сбила его, но это не приобщили к делу. Факт установила другая следственная группа. Аркадий достал из папки текстильный конверт и принялся вынимать снимки. – Это ксендз Мартин в восемнадцатилетнем возрасте, – сказал он. Саша взляделась в фотографию. Благородные черты лица. Длинные волосы, волнами опадающие на лицо а-ля Курт Кобейн, пуловер в цветную полоску на молнии, футболка с надписью «I hate me». Он выглядел скорее как ветреный пустой подросток, чем как будущий клирик. – Они с Пшемеком дружили, были почти неразлучны. Я видел его всего раз, он приходил к нам в Рождество. Моника со слезами убежала в свою комнату. Мама, ты это лучше помнишь. Эльжбета вытерла глаза уголком фартука и начала рассказывать: – Она изменилась. Я сразу это заметила. Погрузилась в себя, повзрослела. Начала одеваться по-другому, более женственно. Сегодня я уже понимаю, что она влюбилась, но тогда мне и в голову не пришло, что это настолько серьезно. И что дело в Мартине. Мы думали, что она слишком молода для этого, считали ее ребенком. Сейчас я воспринимаю это совершенно иначе. Но сегодня и молодежь другая, акселераты. Мы больше переживали за сына. Он был самый старший, совершеннолетний. Мы рассчитывали на то, что он закончит учебу в мореходке, будет строить суда, станет инженером. Собственно, там они с Мартином и познакомились. Эдвард запрещал Пшемеку общаться с этим парнем. Его отец работал на мафию. Все знали, что он связан с преступными группировками. Эдвард боялся, что Пшемек попадет в плохую компанию. Кроме того, Мартин, кажется, принимал наркотики. Наш сын – нет, мы строго за этим следили. То же самое и с алкоголем. Иногда отец позволял ему выпить дома, под контролем, вместе с ним рюмочку-другую, чтобы вне дома у него не было такого желания. Но они все равно тайком встречались. То Рождество я буду помнить до конца жизни. Последнее со всеми детьми, – опять принялась всхлипывать Эльжбета. – Почему вы считаете, что Мартин причастен к их смерти? – В вещах Пшемека, которые я забрала из морга, был пейджер «Моторола», принадлежащий Мартину, – ответила Эльжбета Мазуркевич. – Такое устройство для передачи сообщений. Мы даже не знали, что это такое. Нам это было не по средствам. Мартину он достался от дяди из Германии. Потом Эдвард прочел сообщения. Там был наш домашний номер и номер телефонной будки рядом с нашим домом. Мы не сомневались, что Пшемек общался с Мартином. При каких обстоятельствах пейджер попал к Пшемеку, мы не знаем. Мы сообщили об этом полицейским, но они ничего не предприняли. А Мартина даже не допросили. – Здесь список этих сообщений. – Аркадий подал Саше лист. – Для удобства мы добавили имена, чтобы ясно было, кто кого просит позвонить. – А это? – Саша вынула помятый тетрадный лист, исписанный двумя разными почерками. Диалог был записан попеременно то ручкой, то карандашом. Внизу тушь была размазана. Кто-то добавил зеленым фломастером буквы «П.» и «М.». П. Боишься, идиот? М. Сегодня возле школы, вечером. М. Я принесу.