– Откажись от этой девушки, – решительно заявила она. – Посмотри скан, прежде чем начнешь раскручивать ее. И как можно быстрей, исключи ее из следствия вообще. Это приказ Юрека. Я сегодня говорила с ним. – О! Поздравляю с аудиенцией у Мастера. Именно такие прокуроры нам и нужны. – Совершенно секретно, – повторила. – Я отправила скан с подтверждением получения и увижу, во сколько ты прочел сообщение и сделал ли это вообще. Это многое может изменить. – Вы все с ума посходили с этой секретностью? Говори нормально, Эдита. Я и не подозревал, что работаю в разведке. – Дело теперь ведет Федеральное. Ты у них в подчинении, если хочешь знать. И реши с этим Пакулой, или как его там. – Не могу говорить, полиция, – соврал Дух и бросил телефон на сиденье. Он доехал до Монтяка, продефилировал у Гранд-отеля, а потом послушно развернулся в сторону управления полиции. Для поднятия настроения он впервые в жизни купил себе гамбургер с двойным луком. Главный офис SEIF находился в стеклянном здании Olivia Business Centre. Саша поднялась на лифте на пятый этаж и двинулась по желтому ковровому покрытию с эмблемой фирмы – янтарным слоном. Над головой секретарши висело несколько часов, показывающих время в разных часовых поясах, а под ними золотыми буквами было выведено: «Safety – Investment – Finance»[38]. Кроме длинной стойки ресепшен и нескольких дизайнерских кресел в стиле какого-то там Людовика огромное пространство было пустым, как зал ожидания в аэропорту. Окна закрыты шторами. Помещение освещали лампы нового поколения, дающие теплый, уютный свет, и если бы не часы, то трудно было бы определить, день сейчас или ночь. Центр обслуживания индивидуальных клиентов, выдержанный в том же стиле, находился на первом этаже. Залусская уже побывала там. Просмотрела все рекламные листовки, прочла проспекты, понаблюдала за работающими, как муравьи, консультантами в наушниках. Ни на одном из плакатов не было ксендза Староня. SEIF рекламировали исключительно улыбающиеся лица лауреатов различных шоу талантов, актрис сериалов (одна – в халате врача) и участник одного из сезонов шоу вроде «Дом-2», который готовился стать политиком. Саша не была знакома с деятельностью ни одного из этих людей, так как не читала глянцевые журналы и не смотрела телевизор. Но, сидя в длинной очереди, узнала, кто есть кто. Удивительным было то, что в тяжелые, кризисные времена в SEIF толпился народ, жаждущий приумножить свои сбережения в геометрической прогрессии. Сама Саша никогда не вложила бы сюда свои деньги, даже если бы таковые имелись. И дело даже не в том, что она не относилась к группе граждан, на которых все это было рассчитано. Среди клиентов фирмы были в основном молодые да смелые с потребностью мгновенного обогащения или скупердяи, рассчитывавшие на еще больший процент при вкладах на длительные сроки. Но компания, даже на первый взгляд, производила впечатление мыльного пузыря. Преобладание формы над содержанием у Залусской всегда вызывало сомнения. А здесь везде были эмблемы богатства: золото, бриллианты, символ доллара. Как в секте. Она взяла номерок из автомата. Очередь продвигалась на удивление быстро. Саша едва успела осмотреться, как ее пригласили к окошку. Обслуживание было организовано образцово. Саше показалось, что на работу брали больше сотрудников, чем это было необходимо. Основная масса – молодежь, видимо студенты. Красивые, приветливые. Когда она показала в окошке изображение ксендза Староня, услышала, что эти листовки уже не используются. – Но они были? Испуганная девушка пожала плечами. Ее не проинформировали на случай такого рода вопросов. На лацкане жакета у нее был прицеплен значок: «I speak English. Ask me»[39]. – Я недавно здесь работаю. – Насколько недавно? – Одиннадцатый месяц, – быстро ответила девушка и умоляюще посмотрела на стоящего за ее спиной менеджера. Мужчина двинулся в их сторону. – Платят хорошо? – еще успела Саша спросить по-английски, но девушка перепуганно посмотрела на нее и попыталась сплавить, тут же нажав номер следующего клиента. – Я не уполномочена отвечать на такого рода вопросы, – сказала она по-польски, явно оправдываясь. Теперь Залусская была на пять этажей выше и ждала пресс-атташе. Вокруг на огромных досках были размещены «разъяснения для умственно отсталых», именно так инструкции такого типа назвал бы Джекил. Короче говоря, там простым и доходчивым языком излагалась схема работы траста и расчет прибылей, которых SEIF достигал, делая успешные вложения на торгах ценных бумаг и благородных металлов. Диаграммы и электронные презентации, которые мигали перед ее глазами, выглядели убедительно. Этим можно было ошеломить многих. Некоторые вклады, особенно двадцатипятилетние, страховые полисы для граждан старше шестидесяти лет, гарантировали почти сорокапроцентный доход. Саша представила себе, как небедные пенсионеры штурмом берут SEIF, чтобы обеспечить безбедную жизнь своим детям и внукам. Женщина за ресепшен-стойкой тоже попала сюда явно не с биржи труда. Симпатичная, андрогинная, одетая в служебный костюм. Даже невооруженным взглядом было видно, что за плечами у нее как минимум один факультет. На одной из досок были размещены фотографии и досье руководителей очередных отделов, а также список шестидесяти трех отделений компании по всей Польше. Залусская встала, посмотрела на карту с фотографиями. Ни на одной из них она не увидела фото директора. Вместо портрета сорокадевятилетнего Мартина Дуньского, директора SEIF, была золотая юбилейная монета с изображением слона, держащего хоботом весы с вдовь ей лептой, – выпуклый логотип фирмы. Саше это показалось как минимум странным. Перед поездкой сюда она три часа посвятила прочтению всего, что было когда-либо написано на тему SEIF в прессе, посвященной финансам. Она не смогла углубиться в механизмы действия фирмы, но мнение на ее счет у Саши сложилось. И оно оказалось не самым положительным. Конечно, советниками у SEIF были лучшие эксперты в области финансов и популярные телекомментаторы, в том числе бывший министр или темнокожий Мгу Набута – финансовый селебрити из самой крупной частной телекомпании. А недавно на место одного из директоров был принят сын высокопоставленного политика – вещала статья на интернет-сайте SEIF. Как минимум семь менеджеров из одиннадцати ранее работали в банках или финансовых организациях, в свою очередь, трое из них в течение многих лет занимали посты в министерстве финансов, а также министерстве администрации и внедрения цифровых технологий. Надо было признать, что такое количество компетентных экспертов производило впечатление. Так же как и опубликованные графики данных, из которых следовало, что компания SEIF, несмотря на то что существует всего пять лет, создала инвестиционные возможности для более семидесяти тысяч поляков. За это короткое время траст дважды повышал свой гарантийный капитал, который изначально составлял пятьдесят пять миллионов. Невероятный результат, подумала она. Даже миллион был для нее достаточно абстрактен. А представить себе пятьдесят пять миллионов было вообще невозможно. Число сотрудников фирмы перевалило за восемьсот пятьдесят человек. Залусская очень долго не могла понять, кто руководит этим бизнесом. Президент фирмы не давал интервью и ничего не комментировал. Фамилия Мартина Дуньского появлялась исключительно в официальных заявлениях и поздравлениях, высылаемых клиентам. Его лицо – никогда. – Причина вполне прозаична, – пояснил пресс-атташе. – Слава нужна актерам и певцам. Президент компании предпочитает сохранять анонимность, из-за вполне здравого желания перемещаться по городу без охраны. Пресс-конференции всегда проводили эксперты или финансовые журналисты, ушедшие с телевидения ради работы в SEIF; все они подписали контракты, исключающие работу в каких-либо организациях, кроме траста. – Миссией SEIF является создание имиджа стабильной и надежной финансовой организации, а также удовлетворение потребностей наших клиентов. Лицо президента никому и не для чего не потребуется, – добавлял один из пресс-ассистентов Дуньского. Говорят, что единственным человеком, который знал в лицо босса всех боссов кампании, был Бертольд Киттель, журналист, проводящий независимые расследования. Он же первым заявил, что деятельность фирмы противозаконна. Киттель провел собственное расследование и, когда собрал все данные, стал пытаться встретиться с основателем траста. Проинтервьюировать лично президента компании ему не удалось, зато провести три месяца в тюрьме по обвинению в хакерстве – легко. Киттель не отпирался и признал, что собранные им материалы были добыты путем взлома серверов SEIF, но действовал он исключительно в интересах общественности. Суд освободил обвиняемого из СИЗО, дело тянется уже второй год. Тем временем SEIF потребовал у журналиста три миллиона злотых на благотворительность как возмещение морального ущерба, если суд решит, что Киттель совершил преступление. Кроме того, Дуньский подал на него иск в гражданский суд за распространение порочащих его репутацию сведений. «SEIF – это пирамида, – написал в своем блоге Бертольд Киттель, совершенно не думая о последствиях. – В казне этой финансовой организации нет никакого капитала. Президент траста является подставным лицом и в прошлом уже дважды отбывал наказание за финансовые махинации». После чего Киттель опубликовал все собранные на тот момент материалы, дал несколько интервью различным СМИ, а также составил список знаменитостей, которых считал коррумпированными SEIF. В списке фигурировали прокуроры, судьи, бизнесмены, бандиты, журналисты, знаменитости шоу-бизнеса. Список Киттеля потряс общественность и подействовал таким образом, что практически везде журналист стал персоной нон грата. С тех пор к нему в дом стало регулярно врываться Федеральное бюро расследований, большинство СМИ отказались от сотрудничества с ним. Никто не хотел публиковать его статьи. Молчание было хуже любых обвинений. Вскоре на него свалились настоящие неприятности. Прежде всего, ему стало не на что жить. Делом, однако, заинтересовалось Агентство внутренней безопасности. Оперативные сотрудники поднялись на пятый этаж Olivia Business Centre, и уже на следующий день в прокуратуру поступило заявление о подозрительном происхождении источников финансирования треста. Вскоре активизировались также и Комиссия финансового надзора, и генеральный инспектор финансовой информации. Тем временем осмелевший журналист, не думая о последствиях, регулярно добавлял на своем блоге очередные данные о SEIFе. Таким образом клиенты узнали о том, что SEIF за их деньги купил себе обанкротившиеся венгерские авиалинии, вследствие чего компания стала неплатежеспособеной. Теперь ей необходимо привлечь как минимум пятьсот тысяч новых клиентов, чтобы иметь возможность давать такие гарантии, какие она обещает. Именно по этой причине условия кредитования стали сейчас настолько привлекательными, а срочные вклады – просто неприлично выгодными, по крайней мере теоретически. На самом же деле все деньги были вложены в ремонт очередной взлетной полосы аэропорта в Модлине и сорока неисправных самолетов, а также в принятых на работу пятьсот новых сотрудников. Один из более сообразительных советников убедил президента компании прекратить юридическую войну с бультерьером от журналистики, вместо этого дать ему интервью и тем самым привлечь на свою сторону. Дуньский условно согласился на разговор, видимо рассчитывая на то, что таким образом развеет все сомнения и заткнет репортеру рот. Но случилось по-другому. Это интервью проводилось по скайпу (президент якобы был за границей), и Киттель со всеми подробностями описал этот разговор, не жалея комментариев. «Президент Дуньский может часами рассказывать о реализуемой в его фирме политике соответствия. Смысл данной политики в соблюдении закона и стандартов, принятых в отношении финансовых организаций, – писал Киттель. – Но, увы, он понятия не имеет о том, что происходит с капиталом фирмы. Или, возможно, дело в чем-то другом? Как в классической пирамиде, имеющиеся деньги вкладываются дальше, но одновременно привлекаются новые жертвы. Это могло бы объяснить то, почему поступления и прибыль он придумывает на ходу, в зависимости от ситуации. Надо признать, что из него получился бы идеальный обманщик. Реакция и умение оставаться хладнокровным есть, быстрые и точные ответы – тоже. Он знает, как войти в доверие». Далее журналист описывает, как он бился за очень простое дело: финансовый баланс траста. «Я только хотел проверить, правду ли говорит президент компании, описывая мне столь высокий доход и норму прибыли. Общество не обязано верить президенту на слово. Мы хотим увидеть цифры». Сначала было сказано, что это секретный документ, хотя каждая организация такого рода обязана показать его по требованию любого гражданина. Потом Киттеля перенаправили на интернет-сайт и несколько недель тянули резину с публикацией документа. В конце концов на интернет-странице был размещен баланс двухлетней давности. Потом в телефонном разговоре журналисту назвали суммы: поступлений – почти двести миллионов, и прибыли – пятьдесят миллионов. Журналист удивился, так как президент в интервью говорил о трехстах миллионах поступлений и семи миллионах прибыли. – С чего вдруг такая разница? – спросил он. – Речь идет не о числах после запятой, а о ста миллионах! – Сейчас в материалах содержатся также данные об инвестициях в авиалинии, а предыдущие были отдельными, не для всей группы капиталовложений, – получил он готовый ответ. Когда он сослался на данные недельной давности, которые были опубликованы на веб-сайте, и подчеркнул, что это уже третий вариант приходов и прибыли, то получил немедленный ответ: – Было сто миллионов поступлений, но инвестиция съела прибыль, поэтому он составил только семь миллионов. – Что происходит с вкладами? Куда они инвестируются? – спрашивал журналист. Президент пообещал, что прикажет прислать ему рапорт, но журналист этого так и не дождался. Зато его электронный ящик бомбардировали объявлениями и заверениями: «SEIF – это объединение, характеризуемое клиентами как фирма с высоким инвестиционным потенциалом, гарантирующая обслуживание по самому высокому стандарту. На данный момент она рассматривается как лидер среди организаций, предлагающих услуги подобного характера в рамках финансового сектора. Все инвестиции SEIF производятся при помощи штата высококвалифицированных сотрудников в соответствии с ожиданиями клиентов и данными им обязательствами в процессе создания долгосрочных отношений». – Слушаю вас. – К Саше наконец подошел блондин с челкой, которой не постыдился бы даже молодой Лу Рид. На плече у него висел тряпичный мешок с рекламными документами, в руке уместились три мобильных телефона. Он пригласил ее в небольшой конференц-зал с видом на панораму Гданьска. Саша села спиной к окну. Мужчина положил перед ней рекламные документы и занял место по другую сторону стола. Она отказалась от предложенных напитков. После еще одного кофе ее мочевой пузырь мог бы отказаться от сотрудничества с хозяйкой. – Меня пока не интересуют финансовые махинации и следствие по делу компании, – сказала она спокойно. – У меня простой вопрос. Узнаете? Она вынула помятую листовку и протянула ее пресс-атташе. Мужчина взглянул и уверенно ответил, предварительно приклеив дежурную улыбку: – Кажется, это одна из наших первых реклам. Она уже изъята из оборота. Сейчас у нас совсем новый проект и упрощенный логотип. Залусская указала пальцем на лицо ксендза Староня. – Возможно, я не слишком ясно выразилась. – Она набрала воздуха в легкие. – Начнем сначала, и это будет последний вежливый вопрос. Что общего с вами имеет этот человек? Любе осталось убрать только пятый этаж. А точнее, кабинеты директоров SEIF, два конференц-зала и комнату информатиков. Она надеялась управиться до полуночи. Завтра ее дочь участвует в школьном выступлении. Сегодня ночью ей нужно было еще выпороть наметку с регионального краковского костюма, который она сшила дочери, получившей главную роль – Пызы. На Украине, откуда она была родом, Люба преподавала физику. Здесь, после получения вида на жительство, она с большей выгодой занималась уборкой и подрабатывала шитьем. Она вытолкнула тележку с моющими средствами из лифта и приложила к двери магнитную карту. В коридоре было темно. Любе пришлось снять желтые резиновые перчатки, чтобы включить свет. На протяжении всего коридора загорелись неоновые лампы. Копаясь в поисках ключа от кабинета президента, женщина почувствовала запах сигаретного дыма. Она удивилась. Во всем здании действовал запрет на курение, а на потолке мигали красным светом противопожарные датчики. Судя по всему, они не работали. Женщина подумала, что, видимо, ей придется задержаться чуть дольше, чтобы открыть окна и проветрить зал. Иначе у нее могут быть неприятности. Тележку она оставила в коридоре и вошла в комнату, где вдоль окон располагалось несколько десятков рабочих мест для информатиков, обслуживающих SEIF. Только сейчас до нее донесся тихий разговор. – Что ты собираешься с этим делать? – Не знаю, – прозвучал ответ. На некоторое время повисла тишина, а потом просьба: – Пойми, я должен. – Ты всегда должен что-то делать? – Мне надо. – Ничего не надо. Разве что ты сам хочешь. – Есть еще кое-что. – Еще кое-что? – Там кто-то есть. – Мужчина перешел на шепот. Продолжения Люба уже не слышала. Она направилась с тележкой в сторону беседующих, по дороге методично протирая столы. Сотрудникам было приказано ничего не оставлять на столах, никаких личных мелочей. По окончании рабочего дня они убирали все в тумбы, находящиеся под столами, и запирали их на ключ. Все ключи были одинаковые, но большинство из них этого не знали. Достаточно было одного, чтобы открыть несколько десятков шкафчиков. Обычно Люба управлялась с этой частью офиса за двадцать минут. Мужчины больше не произнесли ни слова. Один из них выключил компьютер. Потом перенес грязные кружки в специально выделенную для этого зону и вытряхнул пепельницу в мусорную корзину. Второй мужчина стоял без движения, боком к ней. Он молчал. Когда она приблизилась к нему, он повернулся спиной и потянулся к вешалке за курткой. – Добрый день, пани Люба, – улыбнулся Войтек Фришке. Она знала его, он работал здесь с прошлого лета и часто засиживался по ночам. Бывало, что включал на полную мощь тяжелый рок. Она иногда заглядывала ему через плечо, но ничего из увиденного не понимала. Таблицы, графики, какие-то распечатки счетов. Сейчас он обратился к ней, как всегда, очень вежливо: – Я оставил тут чашки. Вы справитесь или мне это сделать? Она махнула рукой. Ей всегда приходилось мыть за ним чашки, но он никогда не был таким разговорчивым. Она подумала, что неспроста он так расшаркивается. – Лучше постарайтесь выспаться, – ответила она с акцентом и с удвоенной силой принялась отмывать пепел и кофейные подтеки с его стола. На чистоту ему было плевать, это точно. Фришке взял входную магнитную карту, подал знак товарищу. Тот повернулся и уважительно поклонился. Люба потеряла дар речи. Они были двойниками. Пока тот другой наматывал на шею клетчатый шарф, она успела заметить на его воротнике колоратку[40].