Два подарка Соловей мчался весь вечер, гораздо дольше, чем было по силам любому обычному коню. Вася даже не смотрела на него: страх с силой сжимал ее горло. Последние лиловые мазки на небе погасли, и на нетронутый снег пролился звездный свет. Жеребец по-прежнему мчался, уверенный, как ночная птица. Они остановились, когда холодная волчья луна поднялась над верхушками черных деревьев. Вася дрожала так сильно, что с трудом держалась в седле. Наконец, Соловей замер, тяжело дыша. Вася соскользнула на землю, сняла седло, развязала свой плащ и бросила его на дымящиеся бока Соловья. Холодный ночной воздух проник под ее кафтан на овечьей шерсти и пробрался под мокрую рубаху. – Иди, – велела Вася жеребцу. – Не вздумай стоять. Не засни на снегу. Мне нужно согреть воду. Голова Соловья упала. Она шлепнула его рукой, которую едва чувствовала. – Иди, я сказала! – рявкнула она. Страх и усталость придавала ей ярости. Конь с трудом пошел, чтобы избежать судорог. Вася дрожала, тело почти не слушалось ее. Луна немного замешкалась в небе, словно попрошайка на пороге, но уже опускалась. В тишине был слышен лишь скрип деревьев на морозе. Руки Васи окоченели, она не чувствовала кончиков пальцев. Стиснув зубы, она собрала хворост и достала кремень. Один удар, второй, судорога в руках. Она уронила один из камней в снег и с трудом согнула пальцы, чтобы поднять его. Пламя вспыхнуло и тут же погасло. Вася до крови искусала губы, но не чувствовала боли. Слезы застыли на ее лице, но она и их не ощущала. Еще раз. Ударить кремнем. Выждать. Аккуратно подуть на пламя онемевшими губами. На этот раз хворост разгорелся, и в ночи повеяло теплом. Вася чуть не зарыдала от облегчения. Она внимательно следила за костром и подкидывала веток негнущимися руками. Огонь разгорался. Вскоре на жарком пламени в горшочке таял снег. Вася попила сама и напоила Соловья. Глаза коня заблестели. Хотя Вася поддерживала огонь и высушила одежду, как могла, хотя она выпила много горячей воды, она все равно не могла согреться. Сон был медленным и чутким. Каждый звук казался ей тихими шагами преследователей. Но в какой-то момент она заснула и открыла глаза на рассвете, так и не согревшись. Соловей навис над ней и принюхивался к утреннему воздуху. «Кони, – сказал он. – Много коней скачет сюда с сильными всадниками». У Васи болели все суставы. Она закашлялась и с трудом поднялась. На холодной коже выступил неприятный пот. – Не может быть, – сказала она, пытаясь храбриться. – Зачем, ну зачем им… Она осеклась. В деревьях послышались голоса. Вася испытала страх, какой испытывает дикий зверь, на которого спустили псов. Она уже была одета и за секунду накинула сумы на спину Соловья. Жеребец бросился вперед. Очередной долгий день, очередной долгий путь. Вася выпила немного растаявшего снега и вяло жевала замерзший хлеб. Но глотать было больно, и желудок сдавил страх. В тот день Соловей мчался еще быстрее, хотя казалось, что это было невозможно. Вася ехала как в тумане. «Снег», – думала она. Если бы только пошел снег и замел их следы. Они остановились в кромешной тьме. В ту ночь Вася не спала. Она сжалась у крошечного костра и дрожала, дрожала, не в силах совладать с собой. Кашель обжился в ее легких. В голове звенели слова Морозко: «Хочешь умереть в одиночестве в лесной глуши?» Она докажет, что он неправ. Нет. С этой мыслью, стучащей в голове, она погрузилась в беспокойный сон. Ночью небо затянулось облаками, пошел долгожданный снег, тающий на ее горячей коже. Она была в безопасности. Теперь они не могли их найти. * * * На рассвете Вася проснулась с мучительной лихорадкой. Соловей слегка толкнул ее и фыркнул. Когда она попыталась встать и взобраться на него, земля поплыла перед глазами. – Не могу, – сказала она. Голова отяжелела, и Вася смотрела на свои трясущиеся руки, как на чужие. – Я не могу. Соловей толкнул ее посильнее в грудь, и она пошатнулась. «Ты должна встать, Вася, – сказал жеребец, прижав уши. – Мы не можем оставаться здесь». Вася смотрела на него, ничего не понимая. Зимой неподвижность равнялась смерти. Она знала это. Знала. Так почему ей было все равно? Она хотела снова лечь и заснуть. Но она уже повела себя достаточно глупо и не хотела снова рассердить Соловья. Вася не смогла надеть седло на коня онемевшими руками, но она закинула, хоть и с трудом, на его спину седельные сумы. Заплетающимся языком она прошептала: – Я пойду рядом. Мне слишком холодно. Я… я упаду, если сяду на тебя. Облака сгущались, и небо потемнело. Вася упорно брела рядом с жеребцом, как во сне. Ей показалось, что она видит в подлеске свою мертвую мачеху, и страх немного встряхнул ее. Шаг. Еще один. Затем Васе стало очень жарко, и ей захотелось раздеться, но она понимала, что это ее убьет. Она будто слышала стук копыт и крики людей вдалеке. Неужели за ними все еще гонятся? Но ей было все равно. Шаг. Еще один. Конечно, она могла прилечь… всего на минуту… Вася с ужасом поняла, что рядом с ней кто-то идет. Рядом с ухом раздался знакомый язвительный голос: – Что ж, ты продержалась на две недели дольше, чем я думал. Поздравляю. Вася обернулась и увидела голубые глаза цвета бледной зимы. В голове немного прояснилось, однако губы и язык онемели. – Ты был прав, – с горечью прошептала она. – Я умираю. Ты пришел за мной. Морозко насмешливо фыркнул и поднял ее. Его руки обжигали жаром – не холодом – даже сквозь меха. – Нет, – пробормотала Вася, отталкивая его. – Нет. Уходи. Я не умираю. – Не похоже, – возразил он, но ей показалось, что его лицо смягчилось. Вася хотела ответить, но не смогла. Мир вокруг нее полетел вниз. Бледное небо над головой тут же сменилось зелеными еловыми ветвями. Они оказались под большой елью, похожей на дерево в ее первую ночь. Пушистые ветви сплетались так густо, что на твердую, словно железо, землю опускалась лишь мельчайшая снежная пыль. Морозко прислонил Васю к стволу дерева и начал разводить костер. Вася наблюдала за ним осоловелыми глазами. Он разводил костер необычным образом: прижал ладонь к огромной еловой ветви, она хрустнула и упала. Морозко сильными пальцами ломал ее на кусочки, пока не собрал высокую кучу хвороста. – Нельзя жечь костер под деревом, – мудро сказала Вася, едва шевеля онемевшими губами. – Снег над тобой растает и погасит огонь. Морозко насмешливо посмотрел на нее, но промолчал. Вася не видела, что он сделал – руками, глазами или как-то иначе. Но словно из ниоткуда на голой земле разгорелось пламя. Вася встревожилась, увидев мерцающий огонь. Она знала, что тепло растопит кокон холодного безразличия. Часть ее хотела оставаться в нем. Не сражаться. Не бояться. Не чувствовать холод. Темнота медленно туманила ее взгляд, и она поняла, что засыпает… Но Морозко навис над ней и схватил за плечи. Его руки были мягче голоса. – Вася, – приказал он. – Посмотри на меня. Она посмотрела, но темнота манила ее к себе. Морозко помрачнел. – Нет, – выдохнул он ей в ухо. – Даже не вздумай. – Я думала, что буду странствовать одна, – пробормотала Вася. – Я думала…Почему ты здесь? Он снова поднял ее, и Васина голова упала ему на руку. Морозко молча поднес ее ближе к огню. Его кобылица заглянула в укрытие под еловыми ветвями. За ней стоял встревоженный Соловей. – Уходите, – приказал им Морозко. Он снял с Васи плащ и сел рядом с ней у костра. Вася облизнула потрескавшиеся губы, ощутив вкус крови. – Я умираю? – Ты так думаешь? Она почувствовала холодную руку на шее. У нее перехватило дыхание, но он лишь потянул за цепочку и вытащил подвеску с сапфиром. – Конечно, нет, – раздраженно ответила девушка. – Я просто очень замерзла… – Очень хорошо, значит, не умрешь, – ответил Морозко так, словно это было очевидно. Но Васе снова показалось, что его лицо немного смягчилось. – Как… – начала она, но осеклась, увидев, что сапфир засиял. Голубой свет зловеще замерцал на лице Морозко и вызвал жуткое воспоминание: камень горел холодом, к Васе ползла хохочущая тень. Вася отпрянула. Морозко обнял ее крепче. – Тише, Вася. Его голос успокоил ее. Она никогда не слышала от него такой нежности. – Тише, – повторил Морозко. – Я не причиню тебе вреда. Он словно обещал. Вася посмотрела на него широко распахнутыми глазами, дрожа, и забыла о своем страхе. Сапфир начал излучать тепло – мучительное, живое тепло, и в тот миг она поняла, как сильно замерзла. Камень горел все жарче, и Вася пришлось прикусить губу, чтобы сдержать крик. Затем она резко выдохнула, и по ребрам побежал зловонный пот. Лихорадка прошла. Морозко опустил ожерелье на ее грязную рубаху и лег с Васей на припорошенную снегом землю. Холод зимней ночи окутывал его тело, но кожа оставалась теплой. Он накрыл себя и Васю своим голубым плащом. Мех защекотал нос Васи, и она чихнула.