Ожерелье излучало тепло, которое начало обволакивать ее тело. По лицу бежал пот. В тишине Морозко поднял ее левую руку, затем правую, обводя палец за пальцем. В руках Васи вспыхнула боль, но приятная, пробивающая онемение. Покалывающие руки понемногу оживали. – Не шевелись, – сказал Морозко, поймав ее ладони. – Тише. Тише. Другой рукой он рисовал линии на ее носу, ушах, щеках и губах, вызывая огненную боль. Вася дрожала, но держалась. Морозко исцелял ее обморожение. Наконец, его рука замерла. Он обнял девушку, и холодный ветер успокоил горящую кожу. – Спи, Вася, – прошептал Морозко. – Спи. На сегодня хватит. – Там были мужчины, – пробормотала Вася. – Они хотели… – Здесь тебя никто не найдет, – перебил ее Морозко. – Не веришь мне? – Верю, – вдохнула Вася. Она была на пороге сна, в тепле – и безопасности. – Это ты наслал бурю? На его лице мелькнула тень улыбки, однако она не видела. – Может быть. Спи. Ее глаза закрылись, и она не слышала, как он сказал, словно самому себе: – И забудь. Забудь. Так будет лучше. * * * Вася проснулась ясным утром – холодный аромат хвои, горячий запах костра и солнечные зайчики в корнях ели. Она была укутана в свой плащ и спальный мешок. Рядом с ней трещало и плясало пламя. Вася долго лежала, наслаждаясь непривычным чувством безопасности. Ей было тепло – пожалуй, впервые за многие недели, а суставы и горло перестали болеть. Затем она вспомнила прошедшую ночь и села. Морозко сидел, скрестив ноги, с другой стороны костра. Он вырезал ножом птицу из дерева. Вася с трудом поднялась – бледная, слабая, опустошенная. Сколько она проспала? Огонь согревал лицо. – Зачем вырезать из дерева, если ты можешь руками создавать чудеса изо льда? – спросила она. Морозко оторвался от работы. – Господь с тобой, Василиса Петровна, – насмешливо сказал он. – Разве так разговаривают люди по утрам? Я вырезаю из дерева, потому что вещи, созданные трудом, реальнее вещей, созданных желанием. Вася замерла, обдумывая его слова. – Ты ведь спас меня, – наконец, сказала она. – Снова? Они оба молчали. – Да, – согласился Морозко, не отрываясь от работы. – Почему? Он покрутил в руках деревянную птицу. – Почему бы и нет? Вася смутно помнила его мягкость, свет, пламя и боль. Их взгляды встретились над мерцающим пламенем. – Ты ведь знал? – продолжила она. – Знал. Снежная буря. Это ведь ты ее наслал. Ты все время знал? Что за мной охотились, что я заболела в пути, но ты пришел лишь на третий день, когда я едва стояла на ногах… Морозко дождался, пока она умолкнет. – Ты хотела свободы, – жестко ответил он. – Хотела увидеть мир. Теперь ты знаешь, что это. Теперь ты знаешь, каково умирать. Тебе нужно было узнать это. Вася обиженно молчала. – Но теперь ты знаешь, – заключил он, – и ты не мертва. Тебе лучше вернуться в Лесной Край. Дорога – не место для тебя. – Нет, – возразила она. – Я не вернусь. Морозко отложил нож в сторону и встал. Его глаза сверкнули гневом. – Ты думаешь, я хочу все время спасать тебя от глупостей? – Я не просила о помощи! – Нет, – парировал он. – Ты была слишком занята – умирала! Сонное спокойствие ее пробуждения пропало. У Васи ныло тело, и она чувствовала себя удивительно живой. Морозко смотрел на нее сияющими глазами, рассерженными и внимательными. В тот миг он выглядел таким же живым, как она. Вася поднялась. – Откуда мне было знать, что те люди найдут меня в городе? – спросила она, скрестив руки на груди. – Что они будут охотиться за мной? Это не моя вина. Я собираюсь в путь. Кудри Морозко были взъерошены, пальцы покрывала сажа и деревянная стружка. Он выглядел рассерженным. – Люди жестоки и непостижимы, – заявил он. – Я узнал это на своем опыте, теперь об этом узнала ты. Ты повеселилась. И едва избежала смерти. Возвращайся домой, Вася. Они оба стояли, и Вася видела его лицо без огненного мерцания между ними. В его внешности что-то изменилось – немного. Морозко изменился, и она не могла не… – Знаешь, – пробормотала Вася почти самой себе, – ты выглядишь почти как человек, когда злишься. Я никогда не замечала этого. Она не ожидала его реакции. Он выпрямился, похолодел и снова стал повелителем зимы. – Я вернусь с сумерками, – сказал он, изящно поклонившись. – Костер не погаснет, если ты останешься здесь. У Васи появилось странное чувство, будто она выгнала его. Интересно, что такого она сказала? – Я… – начала она, но Морозко уже исчез со своей кобылицей. Вася осталась у костра, злая и немного растерянная. – Может, колокольчик? – бросила она Соловью. – Как у коней в санях, чтобы мы знали, что он идет. Конь захрапел. «Я рад, что ты жива, Вася». Вася снова подумала о ледяном демоне. – Я тоже. «Может, сделаешь кашу?» – с надеждой в голосе спросил жеребец. * * * Недалеко от ели – или очень далеко – белая кобылица отказалась бежать дальше. «Я не хочу объехать весь мир, чтобы ты успокоился, – сообщила она. – Слезай, или я сама сброшу тебя». Морозко спешился, он был не в духе. Белая кобылица опустила голову и начала искать траву под снегом. Он пошел по промерзшей земле. Белые облака бурлили на севере и извергали вихрь снежинок. – Она должна была уехать домой, – прорычал он в пустоту. – Она должна была утомиться своими глупостями, уехать домой, всегда носить ожерелье и порой дрожать, вспоминая ледяного демона из своей юности. Она должна была родить девочку, которая бы получила ожерелье в наследство. Она не должна была… «Очаровать тебя, – резко закончила за него кобылица, не поднимая носа из снега. Она хлестала себя хвостом по бокам. – Не притворяйся, что это не так. Или она сделала тебя человеком настолько, что ты сам стал лицемером? » Морозко резко остановился и посмотрел на кобылицу, сузив глаза. «Я не слепа, – продолжила она. – И вижу дальше двуногих. Ты сделал то украшение, чтобы не угаснуть. Но все зашло слишком далеко. Оно делает тебя живым. Из-за него ты жаждешь того, чем не можешь обладать. Чувствуешь то, чего тебе не следовало понимать. Ты очарован и напуган. Лучше оставить ее с ее судьбой, но ты не можешь». Морозко сжал губы. Деревья вздыхали над головой. Внезапно гнев покинул его. – Я не хочу угаснуть, – нехотя признался он. – Но я не хочу жить. Как может бог смерти быть живым? – Он замолчал, и что-то переменилось в его голосе. – Я мог позволить ей погибнуть, забрать сапфир и найти другую, которая бы запомнила меня. В ее роду есть другие. Кобылица повела ушами.