— Что станешь с ним делать? — спросила она. Хороший вопрос, хмыкнул Дженко. Ему бы тоже хотелось узнать ответ. Но гость опять промолчал. Дурной знак, подумал сыщик. Потом раздался выстрел. На несколько секунд наступила полная тишина. Бруно силился понять, что происходит, когда в щели внезапно показался глаз старой ведьмы. Бруно тут же отпрянул, но было поздно. Можно было ожидать, что Тамитрия Уилсон поднимет крик. Но она молчала. Так и глядела на Бруно, пока тонкая струйка крови не заскользила по неподвижному зрачку. Женщина была мертва. Дженко медленно спустился по деревянной лестнице, стараясь не шуметь. Глаз не спускал с люка, ожидая, что тот с минуты на минуту откроется. Ему удалось проскочить в темноту подземного склада и укрыться за какой-то мебелью. Здесь, внизу, мы оба во мраке, он не захочет рисковать. Выкурит меня дымом, подумал Бруно. Или того хуже: подожжет дом, чтобы огонь покончил и со мной, и с телом старухи. Но Бруно тут же отбросил эту мысль. Нет, он этого не сделает. Сначала он должен вернуть себе то, что слишком для него ценно. Сыщик нащупал сборник комиксов, лежащий в кармане. Банни. Он никогда не предаст кролика огню. Минуты шли, нескончаемые, и Бруно молился, чтобы он оказался прав. Наконец что-то произошло. Он услышал, как щелкнула задвижка. Крышка люка начала подниматься. Свет проник в отверстие, ручейком заструился по ступенькам до самого пола, образовав ореол вокруг длинной черной тени. Вот он, сказал себе Дженко. Ну же, давай спускайся. Иди ко мне, смелее. Но человек все не решался. Бруно расслышал, как щелкнул курок пистолета-автомата. То было предупреждение: гость давал понять, что следующая пуля предназначена ему. Наконец мужчина сделал первый шаг во тьму. Второй, третий. Дженко высунулся из своего укрытия и увидел, что он уже на середине лестницы. Сыщик схватился за шерстяные нити из размотавшихся клубков и с силой дернул. Паутина натянулась, птичка попала в сети. Незнакомец замахал руками, пытаясь высвободиться. Но, застигнутый врасплох, не удержал равновесия и полетел вниз. Словно при замедленной съемке, проплыв перед глазами Дженко, он рухнул на пол. Глухой удар, сдавленный крик. Но не боли, скорее ярости. Выгадав время, Бруно выскочил из укрытия и побежал к лестнице. Перепрыгнул через лежащего, пока тот барахтался, пытаясь стряхнуть с себя путы. Даже вытянул руку — Бруно ощутил на лодыжке легкое прикосновение пальцев, выпустивших добычу. Он помчался по лестнице, прыгая через две ступеньки, наверх, к распахнутой пасти люка. Почти уже выйдя на свет, услышал звук выстрела, который ни с чем не спутаешь. Пуля оцарапала ухо. Дженко вцепился в пол, подпрыгнул, пролез в отверстие. Его встретил каменеющий взгляд Тамитрии Уилсон. Он чуть не свалился обратно в подвал, но все-таки удержался, откатившись на бок. Дыхание перехватило, но тем не менее он сразу же развернулся, чтобы закрыть крышку люка и запереть в кладовке настырного гостя. Второй выстрел помешал ему: пуля попала в деревянную плашку, и щепки вихрем полетели Бруно в лицо. Он запаниковал. Оставил в покое люк и, не оборачиваясь, стремглав ринулся к выходу. Расстояние, не такое уж большое, показалось нескончаемым. Добежав наконец до двери, Бруно схватился за ручку. Дернул вниз, потянул на себя. Но дверь не сдвинулась. Ему не пришло в голову, что дверь могли запереть на ключ. За его спиной зазвучали тяжелые шаги: гость поднимался по лестнице. Бруно не обернулся, чтобы рассмотреть его. Как это ни абсурдно, сыщик был убежден, что, взглянув на этого человека, тут же умрет на месте. Он принялся пинать дверь ногами в совершенной панике: необычайное стремление спастись для человека, который уже почти исчерпал свой жизненный срок. Шаги позади замерли. Целится, подумал Бруно, предчувствуя, как пуля вонзится в его плоть. Но в последнюю секунду он успел заметить окно гостиной. Движимый отчаянием, ринулся к нему, открыл и выпрыгнул наружу. Поднявшись с земли, бросился к «саабу». Машина стояла там, где Бруно ее припарковал, метрах в двадцати от крыльца. Пятнадцать, десять, пять. Выстрела не слышно — как такое возможно? Бруно обежал вокруг машины, присел на корточки у колеса, пробрался к водительскому месту. Открыл дверцу, рухнул на сиденье. Не поднимая головы из страха, что пуля настигнет его через заднее стекло, нащупал ключ, который, к счастью, оставил в замке зажигания. Нажал на педаль акселератора. Мотор издал протяжный хрип, будто захлебнулся топливом. Но вот карбюратор отобрал лишний бензин, и автомобиль, подпрыгнув, сдвинулся с места. Только тогда Дженко выпрямился. Бросил последний взгляд на дом, отраженный в зеркале заднего вида. И увидел силуэт в том самом окне, из которого выскочил совсем недавно. Кролик Банни махал ему рукой на прощание. 17 — Сэм, расскажи мне о двери. Она слышит голос доктора Грина, но ответить не получается. Ее разум заперт в лабиринте, рядом с железной дверью, из-за которой доносится навязчивый звук. То ли мышка прогрызает нору, то ли жучок точит дерево. — Кто там за дверью, Сэм? — Кто-то есть еще в лабиринте, кроме меня… Другой голос накладывается на голос доктора Грина, но звучит он не здесь, не в больничной палате. Тонкий голосок. Еще одна девочка. Скребется в дверь, всхлипывает. — Эй, ты меня слышишь? — говорит Саманта. Ни слова в ответ. — Тебе слышно меня? Девочка шмыгает носом. — Как тебя зовут? Никакого толку. — Ты глухая? — Нет, конечно, она слышит хорошо. Только напугана. Напугана до смерти. — Послушай: тебе нечего бояться, я не причиню тебе вреда. Я такая же, как ты, со мной случилось то же самое. И теперь я очутилась здесь, сама не знаю где. — Ею овладевает странная эйфория. Она знает: это эгоистичное чувство. Но она довольна, что больше не одна. — Я тебе помогу, обещаю. — Она лжет, лжет сознательно: ведь ей самой нужна помощь. Нужно было бы сказать: «Никто нам тут, внизу, не поможет». А она плетет всякую чушь. — Это всего лишь игра, — говорит она. — Нетрудная, ты должна только соблюдать правила. — Следовало бы добавить, что правила устанавливает он, но Саманта не делает этого. — До меня не сразу дошло, но, когда поймешь механизм, все становится очень просто… Он всего лишь хочет с нами играть. — Кто — он? — наконец отзывается из-за двери тонкий голосок. Не знаю, думает Саманта. Может быть, Бог. Ведь он и есть Бог здесь, внизу, он решает, будет тебе хорошо или плохо, жить тебе или умереть. И своими играми испытывает тебя. — Он никогда не отвечает на мои мольбы. Все зависит только от нас… Мы можем выбирать, вступить в игру или же нет… Но кто не играет, не получает ни еды, ни воды… Кто не играет, тот не выживет… — Сколько игр ты сыграла? — спрашивает голос. — Много… — Она уже сбилась со счета. — Но вот увидишь, тебе понравится, даже будет приятно. — Что за нелепость — как это может понравиться? Зачем она так говорит? Нет ничего приятного в том, чтобы находиться здесь, слово «приятно» меньше всего подходит к тому, что творится в лабиринте. Ты возненавидишь все это, вот что следовало бы сказать. Возненавидишь каждую вещь, даже саму себя за то, что он заставит тебя делать. — Теперь мы просто должны понять, как выпустить тебя оттуда, — произносит она, пробуя, насколько крепка железная дверь. — У меня есть ключ. Полная неожиданность. — Чего же ты ждешь? Открывай дверь, выходи… Молчание. Но Саманта не отступается. — Ты голодна? У меня тут есть немного еды… Никакой реакции. — Ты мне не доверяешь? — Еще бы, после всей чуши, которую она тут наплела. — Не будь дурочкой. — Она уже теряет терпение. — Говорю же: я не причиню тебе вреда. — Как-то обидно даже. — Хочешь сидеть взаперти — ладно, давай… Ты там умрешь, тебе ясно? — За эти слова ей становится стыдно. Она вспоминает свой первый день в лабиринте — тогда все ей внушало ужас. — Ладно, прости… Я слишком долго ни с кем не говорила. Даже не верится, что и ты здесь. Я… — Она плачет навзрыд и ненавидит себя за это. — Я… только хочу с тобой подружиться. Тишину прерывает скрежет металла. Ключ поворачивается в замке — два, три раза. Саманте даже не верится: все-таки она убедила пленницу. Железная дверь приоткрылась, но только чуть-чуть. Саманта слышит удаляющиеся шаги — пленница отступает крадучись. Тогда она толкает дверь, и та медленно отворяется: теперь видно перепуганную девчушку, стоящую посреди комнаты. На ней ночная рубашка, порванная во многих местах. Босые ноги сбиты в кровь. Светлые волосы и лицо заляпаны грязью. Девочка не сводит с Саманты ярких синих глаз. Держит руки за спиной и раскачивается — прямо как маленькая. — Привет, — говорит она. — Привет, — отвечает Саманта. Хочет подойти ближе, но девочка отступает. Боится подвоха, это ясно — ладно, чтобы завоевать доверие, требуется время. — Пойдем со мной, у меня есть чистая одежда, тебе будет впору. — Протягивает руку, но девочка по-прежнему жмется к стене. — Покажу тебе место, где я живу, комнату, где все мои вещи. Даже матрас есть, сможешь отдохнуть, если захочешь. — Но перспектива не кажется ей заманчивой: девочка не двигается с места. — Ты должна поесть, поспать. Иначе не будешь готова. — Готова для чего? — спрашивает девочка. — Для новой игры, — отвечает Саманта. — Никак не угадать, когда она начнется. Но я тебе все объясню, вот увидишь. — Она разворачивается и направляется к коридору, надеясь, что девочка все-таки решится пойти следом. — Я и так все знаю, — произносит та. Саманта в изумлении. Как это — она все знает, что это значит? — Я и есть игра. Последние слова вонзаются в голову, как металлические шарики в пинболе. Саманта краем глаза успевает заметить перемену. Руки девчушки уже не заведены за спину, и что-то сверкает на уровне бедра. Свет неоновой лампы падает на обнаженный клинок. — Он сказал, что я должна это сделать, — говорит девочка, занося нож. — Если я это сделаю, он отпустит меня домой. Сколько шагов их разделяет? Где-то с десяток? Инстинкт, отточенный за долгое-долгое время заточения, подсказывает, что у нее три выхода. Убежать. Бороться. Погибнуть. Она уже почти выбрала первый, но передумала. И вместо того чтобы бежать, бросается на девчушку. Та, понимая ее намерения, поступает так же. Обе, сцепившись, движутся к двери — железной двери, отделяющей жизнь от смерти. Саманта ближе, но она должна завладеть ключом. Хватает девочку за руку, выкручивает запястье, разгибает пальцы. Хватает. Выдергивает. Сжимает в кулаке. Выбегает, тянет на себя дверь; девочка тоже вцепилась в косяк обеими руками, выронив нож. Обе провожают взглядом сверкающее лезвие, пока оно падает на пол. Саманта тянет изо всех сил, а девочка, упираясь ногами, кричит: