— Не хочу доставлять тебе столько хлопот. — Ты доставишь мне больше хлопот, если провоняешь квартиру. Бруно уселся на белый, под цвет паласа, диван, который царил в гостиной среди мебели, покрытой черным лаком, и множества единорогов. Те были повсюду, в самых разных формах — постеры, статуэтки, мягкие игрушки; даже заключенные в стеклянных шарах, где все время идет снег. Истинная страсть Линды. «Я — единорог, — сказала она о себе как-то раз. — Прекрасное создание из легенды: никто в здравом уме никогда не признается, что верит в единорогов, но люди веками искали их и ищут до сих пор, надеясь, что они существуют». В одном Линда была права. Она настоящая красавица. Поэтому мужчины всегда искали ее. И готовы были дорого платить за ее любовь. — Иди сюда, давай помогу, — предложила она, видя, что Бруно даже не в силах снять с себя пиджак. Линда стянула с него мокасины, уложила на диван, взбила подушку и подсунула ему под голову. Ласково прикоснулась ко лбу: — Да у тебя температура. — Это все от жары, — соврал он. — Пойду принесу холодной водички, при такой духоте организм обезвоживается… Особенно если пить текилу среди бела дня, — ворчала она. — А эту тряпку положу в сушилку, — добавила Линда, подбирая льняной пиджак. — Может, вони поубавится. — И она исчезла в коридоре. Бруно глубоко вздохнул. Голова раскалывалась, все тело ныло. И хотя он не хотел в этом признаваться, мучил страх. Уже несколько недель он засыпал с трудом. Стресс пожирал его, и когда организм уже не справлялся с тревогой, Бруно мгновенно проваливался в небытие. Не засыпал — сдавался. В самом деле, максимум через полчаса забвения он возвращался к реальности и вспоминал, что судьба его предрешена. Он мог поговорить об этом с Линдой, разделить с ней груз. Возможно, это облегчило бы душу. Собственно, он и шел сюда за этим, чего греха таить. Линда не просто добрая подруга. Хотя между ними существовал барьер, который они так и не преодолели, она была для него самым близким человеком, почти женой. К тому времени, когда шесть лет назад Линда позвонила в слезах, прося о помощи, она уже долгое время занималась проституцией, но тогда звалась Майклом. Преображение не завершилось, прекрасная женщина все еще оставалась заточенной в мужском теле, и легкая щетина обрамляла ангельское лицо — высокие скулы, полные губы, синие глаза. Майкл обратился к Бруно, чтобы тот оградил его от преследований клиента. В то время транссексуал отдавался за гроши и шел с кем попало. И наткнулся на типа, который сначала вступал с ним в сношение, а потом избивал, вопя, что его принудили к противоестественному акту. Но все время возвращался, отыскивал его, каялся. И все начиналось сызнова, каждый раз с одним и тем же эпилогом. Майкл не знал, как долго еще сможет это выдержать. Он пытался отделаться от преследователя, но безуспешно. Становилось все труднее замазывать синяки. Бедняга был до смерти напуган. Работая в аду, Бруно легко мог себе представить, чем все это кончится. Транссексуалы — излюбленные жертвы людей, склонных к насилию, и неудачников, пропитанных желчью. И, заглянув в глаза Майкла, частный сыщик сразу понял, что положение серьезное и никакая полиция тут не поможет. Если он не вмешается, этот хрупкий испуганный ангел наверняка умрет. Чтобы заставить преследователя исчезнуть, недостаточно угроз или даже побоев; наваждение не одолеть физической болью, это все равно что во время пожара пытаться заговорить пламя. Самым надежным способом остановить того человека было убить его, но Дженко не промышлял убийствами, поэтому он выработал план. Поскольку тот тип был брокером в известном инвестиционном банке, Бруно заплатил хакеру, чтобы тот вошел в базу данных и перевел крупные суммы со счетов инвесторов на личный счет обидчика. После оставалось дождаться, когда кто-нибудь обнаружит кражу. Того мужчину осудили на десять лет за мошенничество и незаконное присвоение денег. В тюрьме он сможет дать волю своим инстинктам или оказаться во власти инстинктов чужих. Майкл наконец-то освободился. — Что это значит? Голос Линды чуть дрогнул, и, даже не глядя на нее, Бруно сразу понял, что она расстроена. Слегка повернул голову и увидел, как она застыла на пороге, перебросив через руку льняной пиджак и вглядываясь в листок. Все сразу стало ясно: перед тем как положить одежду в сушилку, она очистила карманы, чтобы не испортить содержимое. — Что это такое? Бруно немного приподнялся. Ну вот, приехали, сказал он себе. Он ни с кем не говорил об этом, боясь, что написанное воплотится, станет реальностью. Если же слова останутся на бумаге, не вырвутся за пределы листка, есть еще надежда, что все обойдется. Нет, никакой надежды нету. — Это талисман, — ответил Бруно. Но Линда, кажется, растерялась вконец. — Знаешь, что такое талисман? Это оберег, предмет, которому мы приписываем магическую силу. Вроде твоих единорогов. — Что ты несешь, Дженко? — Она разозлилась. — Здесь написано, что ты скоро умрешь… Он понял, в чем дело. Обнаружив, что это медицинская справка, Линда быстро пробежала текст, но, запутавшись в медицинских терминах, стала отчаянно искать ответа. И нашла в последней строке. Два слова. «Прогноз: неблагоприятный». То же самое случилось с Дженко, когда он скользил глазами по документу. Все, что написано, не в счет, кроме последней строчки. В справке могло быть написано что угодно. Какая, в сущности, разница? Те слова относились к ушедшему времени, а прошлое уже потеряло значение, жизнь, которая длилась до данного момента, утратила смысл. Эти два слова, холодные, официальные, ставили предел. Больше ничего не будет так, как раньше. — Что происходит? — Она испугалась по-настоящему. — Почему? Бруно встал, пошел ей навстречу: она сама не могла даже сдвинуться с места. Взял листок у нее из рук и повел к дивану. — Сейчас я попробую тебе все объяснить, но ты должна меня выслушать. Хорошо? Линда кивнула, едва сдерживая слезы. — Я подцепил инфекцию. — Бруно похлопал себя по грудной клетке. — Бактерия проникла в околосердечную сумку, сам не знаю как, да и врачи не знают. — Какой-то монстр, кто-то чужой пожирал его сердце. — Они говорят, что ничем помочь нельзя, болезнь обнаружили слишком поздно. Линда перебила его: — Ты должен лежать в больнице. Они должны хотя бы попробовать… Они не могут оставить тебя умирать просто так, ничего не предпринимая. — Она сорвалась на крик, пронзительный, почти истеричный. Бруно стиснул ей руки, покачал головой. Не хватило духу признаться, что, когда он спросил, существует ли какое-то лечение, врач посоветовал хоспис. Но Дженко не хотел затвориться там, куда отправляются лишь затем, чтобы умереть. — Хорошо еще, что это случится внезапно, я практически ничего не почувствую. Что-то оборвется в груди, и через несколько секунд меня не станет. Как выстрел из пистолета. — Невидимая пуля, направленная прямо в сердце, — нельзя сказать, чтобы сравнение ему не нравилось. — И сколько времени… — Ей нелегко было задать вопрос. — То есть как долго… — Два месяца. — Всего? — Линда была потрясена. — И как давно ты это узнал? — Два месяца назад, — выпалил он, не задумываясь. Новость ошеломила Линду. Она не в силах была произнести ни слова. — Срок истекает сегодня. — Бруно рассмеялся, но к горлу подступил шершавый ком, а под ложечкой засосало от страха. — Любопытная вещь: до вчерашнего дня передо мной был какой-то предел, оставалось только дожидаться конца обратного счета. Но с сегодняшнего дня… Что будет начиная со дня сегодняшнего? — Опустив голову, Бруно уставился в пол невидящими глазами. — Я себя чувствую как приговоренный к смерти, которому не сообщили время казни. — Он снова рассмеялся, на этот раз от души. — Вчера вечером я все время смотрел на часы, ждал полуночи. Как Золушка, представляешь? Вот идиот… — На самом деле Бруно был взбешен: шестьдесят дней он готовил себя к решающему моменту. А теперь уже не существовало никаких правил. Дальнейшие события во власти безмолвной анархии. — Вот почему этот листок — мой талисман, — заключил он, аккуратно складывая справку. — Он меня оберегает от хаоса. Ведь можно сойти с ума, ожидая смерти. Но Линда не в состоянии была мыслить трезво. — И ты только теперь говоришь мне об этом? — Мне даже самому себе было трудно признаться… Если бы я открылся кому-то еще, написанное обернулось бы правдой: я вот-вот должен был умереть. — Он поправился: — Я должен умереть. Или уже умер, это как рассудить. — Интересная философская проблема. Когда человек начинает умирать? Когда подхватывает смертельную болезнь или когда ее обнаруживает? Линда встала с дивана. — Я сейчас позвоню в пару мест и отменю свидания. Сегодня ты останешься здесь и не сдвинешься с места, — заявила она с невесть откуда взявшейся решимостью. Бруно осторожно взял ее за руку. — Я не умирать сюда пришел, хотя в целом это может случиться в любой момент. — Он пытался снять напряжение, избавить ее от чувства вины. — Тогда зачем? Попрощаться со мной? — Она явно была обижена, раздражена. Бруно подошел, поцеловал ее в лоб: — Понятно: ты боишься, что я засуну себе в рот дуло пистолета и покончу со всем быстро, без ожидания. Признаюсь, эта мысль приходила мне в голову, и я не исключаю, что так и будет, если ждать придется слишком долго. Но, удерживая меня здесь, ты не избежишь худшего, ведь худшее уже прописано в этом листке. — Ты не заставишь меня смириться, понимаешь? Зная, как Линда любит его, он понимал. — Ты слышала в теленовостях о женщине, которой двое суток назад удалось бежать от похитителя, державшего ее в заточении пятнадцать лет? — Да, но как это связано с тобой? — Я подумал, что если девчушка тринадцати лет столько времени выдерживала весь этот ужас, возможно все… Даже чудо. Линда глядела на него в смятении. — Нет, я не думаю, что исцелюсь, — заявил он, отметая все иллюзии. — Но может быть, это не случайно произошло именно сейчас… Анонимный звонок, вспомнил он. Но нельзя открывать Линде то, что нашептал ему Квимби. — Обещай, что не убьешь себя… — Не могу. Могу только заверить, что в данный момент это последняя мысль, какая приходит мне в голову. — Тут Бруно внезапно сменил тему. — Окажи мне любезность, — попросил он. — Неделю назад я снял номер в отеле «Амбрус», маленькой гостиничке у железнодорожного моста. — Он вынул из бумажника визитную карточку. — Номер сто пятнадцать, оплачен еще на семь дней. — На самом деле он не рассчитывал так долго занимать номер. А перебрался туда из страха, что, умри он дома, никто не найдет его труп. Сама мысль о том, что он будет медленно гнить на полу, поскольку у него нет ни друзей, ни родных, которые поинтересовались бы его судьбой, ужасала Бруно. В гостинице все проще. Однажды утром горничная войдет в номер и обнаружит его бездыханным. Но Линде он не стал открывать эту часть плана. — В комнате сейф, шифр одиннадцать-ноль-семь. — Дата моего рождения, — удивилась она. — Знаю: поэтому его и выбрал. А теперь послушай хорошенько: когда ты узнаешь, что… — Закончить фразу не получилось. — Одним словом, когда случится то, что должно случиться, пойди туда и забери то, что лежит в сейфе… Ты найдешь там запечатанный пакет. — И что в нем? — Не важно что, это тебя не касается, — одернул ее Бруно. — Ты никоим образом не должна его открывать. Тебе нужно как можно скорее избавиться от него, ясно? И не выбросить, а уничтожить так, чтобы не осталось следов. Линда не могла взять в толк, зачем такие ухищрения. — Почему ты сам этого не сделаешь? Бруно как будто не слышал вопроса. — Я договорился с портье, он тебя пропустит. Линда не стала настаивать, и Дженко уверился, что она сдержит слово. Он встал, надел льняной пиджак, посмотрел на часы. Шестнадцать — пора идти.