Но обо всем этом обычные люди даже и не догадывались. Им не приходилось бывать в тех кругах ада, куда спускался Бруно. Поэтому он им сочувствовал и, как правило, не мешал свободно высказываться. Ведь в их речах, в болтовне порой проскальзывала ценная информация, которая могла помочь в расследовании. Для всех Бруно Дженко был частным сыщиком. На самом деле его ремесло заключалось в том, чтобы слушать. «Кью-бар» идеально подходил для того, чтобы улавливать разговоры, нескромные намеки или попросту сплетни. Это заведение стало излюбленным местом для блюстителей закона с тех самых пор, как лет двадцать тому назад лейтенант Квимби во время обычной облавы схлопотал пулю в почку. Досрочная отставка, конец карьере — но на страховку он обустроил этот паб. С того времени всякий раз, когда полицейским нужно было что-то отпраздновать — выход коллеги на пенсию, рождение наследника, диплом или годовщину, — они собирались в «Кью-баре». Хотя Бруно никогда не носил мундир, он так часто бывал в заведении, что его считали своим. Конечно, ему приходилось терпеть издевки и шуточки. Но что поделаешь: такую цену приходилось платить за возможность собирать информацию, которая могла оказаться полезной в его работе. Квимби был его основным осведомителем. Все полицейские, даже бывшие, знают, что не следует доверять частным сыщикам. Но старик откровенничал не ради какой-то выгоды. То был вопрос престижа. Возможно, делясь секретными сведениями с гражданским лицом, он чувствовал, что все еще принадлежит к корпорации. Разумеется, Бруно никогда не вызывал Квимби на разговор: задай он бывшему полицейскому прямой вопрос, тот не сказал бы ни слова. Он всего лишь располагался в заведении, иногда просиживая там часами, дожидаясь, пока кто-то другой заведет разговор. Как и в тот день. Но сегодня все по-другому, осталось слишком мало времени. В ожидании он сунул руку в карман пиджака, чтобы вытащить платок и отереть вспотевший затылок. Пальцы нащупали сложенный листок бумаги — Бруно называл его талисманом, поскольку никогда с ним не расставался. Желудок обожгло огнем, Бруно испугался, что его снова вырвет. — Вчера сюда заходили Бауэр и Делакруа, перед внеочередным дежурством, — внезапно проговорил Квимби. Бруно поборол тошноту и забыл о листке: на полицейских агентов, о которых упомянул бармен, было официально возложено дело Саманты Андретти. Ну наконец-то, порадовался он про себя. Пришлось долго сидеть здесь, но часы ожидания окупились. В самом деле, упомянув Бауэра и Делакруа, бармен подлил текилы в стакан, хотя его об этом и не просили. Верный знак, что ему хочется поговорить. Квимби нагнулся над стойкой. — То, что к девочке приставили специалиста, вроде бы верно: крутой профайлер[1], эксперт по серийным убийцам, которого нарочно откуда-то пригласили, — продолжал он. — Он использует не совсем обычные методы… Дженко знал, что, согласно статистике, пережить плен у психопата практически невозможно. Но если такое случалось, в распоряжении полиции оказывался ценный свидетель, к тому же способный предоставить доступ ко всем извивам сложной преступной натуры. К запутанным многообразным фантазиям, неудержимым порывам, инстинктам и непотребным извращениям. Поэтому и призвали профессионала, чтобы тот прощупал рассудок Саманты Андретти. Бруно отметил, что Квимби говорит о ней так, будто ей все еще тринадцать лет. Не он один. Многие, даже на телевидении, называли ее девочкой или девчушкой. Это неизбежно, ведь в памяти людей осталась последняя фотография, которую распространяли повсюду сразу после исчезновения. И все же, хотя СМИ пока не добрались до нынешнего ее облика и не растиражировали его, Саманта уже взрослая женщина. — Девочка все еще в шоке, — доверительно шепнул Квимби. — Но в Управлении надеются на лучшее. Бруно не хотел казаться слишком любопытным, но был уверен, что бармен знает больше: — В каком смысле — на лучшее? — Ты знаешь Делакруа: молчун, спокойный, уравновешенный… Но Бауэр уверен: они вот-вот схватят ублюдка. — Бауэр — трепло, — заметил Бруно равнодушным тоном и снова уставился в телевизор. Квимби заглотил наживку: — Да, но они, кажется, взяли след… Взяли след? Возможно ли, что Саманта уже сообщила им какую-то важную подробность? — Я слышал, будто они ищут место, где похититель держал жертву, — проговорил Бруно рассеянно, как бы просто поддерживая разговор. — Полицейские окружили пустошь, на юге, у болот. Там патрульные и наткнулись на Саманту, верно? — Так и есть… Поставили заграждение и никого не пропускают. Держат ротозеев на расстоянии. — Им ни за что не найти того места. — Бруно нарочно разыгрывал из себя скептика, чтобы собеседник счел своим долгом его разубедить. — Раз его не обнаружили за пятнадцать лет, оно вряд ли бросается в глаза. — Саманта Андретти передвигалась пешком, к тому же со сломанной ногой; значит, после побега ей не пришлось далеко идти, верно? — Квимби явно злился оттого, что ему не верят. Сыщик решил бросить кость бывшему полицейскому, польстить его задетому самолюбию: — По-моему, девушка — ключевая фигура: если она пойдет на контакт, можно надеяться, что монстра поймают. — Пойдет, — уверенно проговорил Квимби. — Но у них есть еще кое-что в запасе… Значит, не девушка навела их на след. Тогда кто? Бруно молча сделал глоток. Стратегическая пауза: бармену нужно дать время, чтобы он решил, рассказывать ли все до конца. — История о том, как ее нашли, не совсем совпадает с версией, которой позволили просочиться в прессу, — заявил Квимби. — Патруль, обнаруживший на обочине дороги раздетую девушку со сломанной ногой, оказался там не случайно… Бруно быстро прикинул, что следует из этой информации. Зачем скрывать обстоятельства, при которых обнаружили девушку? Что следовало утаить? — Полицейских предупредили, — предположил он. — Кто-то подсказал, где найти Саманту. Квимби молча кивнул. — Добрый самаритянин, стало быть. — Анонимный звонок, — поправил его бармен. 4 Дженко ступил на порог «Кью-бара», и жара тотчас же вцепилась в него, стиснув голову, шею, плечи. Зной казался живым: невидимый хищник, от которого не было спасения. Бруно с трудом дышал, но все равно сунул сигарету в рот, прикурил и стал дожидаться, пока никотин окажет свое действие. Как теперь ему может повредить никотин? Бруно огляделся. К трем часам дня улицы в центре опустели. Непривычное зрелище в такой час, в таком районе и к тому же в выходной. Магазины и офисы закрыты. Ни одного прохожего. Призрачная тишина. Только светофоры бессмысленно продолжали регулировать движение на улицах, свободных от машин. По причине запредельно высоких температур власти, охраняя здоровье сограждан, были вынуждены прибегнуть к чрезвычайным мерам. Жителям рекомендовалось спать днем и выходить из дому только в темное время суток. Чтобы переход на новый режим прошел безболезненно, были изменены графики дежурств полицейских, пожарных и персонала больниц. Все учреждения открывались ближе к концу дня и закрывались на рассвете. Даже суды начинали работу в вечерние часы. Предприятия и фирмы приспособились к переменам: около восьми вечера толпы рабочих и служащих спешили на работу, как в обычный час пик. Никто не жаловался. Напротив: в универмагах и мелких лавочках наметился подъем в делах, поскольку люди с нетерпением дожидались прохлады, чтобы покинуть дома. Едва солнце начинало клониться к закату, они вылезали из своих нор, будто крысы. Уже около недели дни начинались на закате. Погода сошла с ума, сказал себе Бруно, вспоминая то, что случилось в прошлом году в Риме, когда сильная гроза обрушилась на город, вызвав блэкаут и опустошительное наводнение. Последствия загрязнения окружающей среды, глобального потепления и в целом похабного отношения к планете. Много ли нужно времени, чтобы проклятый человеческий род истребил себя, сам того не замечая? Беда, и только. Но тут он вспомнил о талисмане, который лежал в кармане пиджака, и рассудил, что, по сути, эта проблема больше его не касается. Поэтому решил, наплевав на все, внести свой вклад во всеобщее запустение: сделал пару затяжек, бросил сигарету на раскаленный тротуар и раздавил подошвой. Потом направился к машине, припаркованной за углом. Анонимный звонок. Ведя подержанный «сааб» по пустынным улицам, Дженко обдумывал информацию, полученную от Квимби. Кондиционер в машине уже много лет не работал, и Бруно держал окна открытыми. Волны горячего воздуха накрывали его, потом откатывались: казалось, он едет сквозь пожар. Бруно было нужно пристанище, не для того, чтобы укрыться от жары, а для того, чтобы поразмыслить спокойно. Хватит ломать голову, тебя это не касается. Но его мучило сомнение. Кто позвонил в полицию? Почему информатор сам не оказал помощь Саманте? Почему не назвал свои координаты? Этот неизвестный мог сделаться героем дня, но предпочел остаться в тени. Чего он боялся? Или — что хотел скрыть? Дженко знал, что не в силах рассуждать здраво. Перебрал текилы, а может, мешает проклятый листок в кармане. Он мог затвориться в гостиничном номере, который снял неделю назад, продолжить пьянку, начатую в «Кью-баре», и погрузиться в глубокий сон, надеясь не проснуться. Это не пройдет безболезненно, старик, смирись. Он решил, что оставаться одному не стоит. Но в таком его состоянии Бруно мог вытерпеть только один человек. Когда Линда открыла дверь, Бруно понял по выражению ее лица, что вид у него ужасный. — Боже правый! Ты сошел с ума — ходить по улицам на такой жаре, — рассердилась она, затаскивая его внутрь. — Еще и напился, — добавила, скривившись от отвращения. Его бледность и круги под глазами Линда приписывала аномально высокой температуре воздуха и алкоголю. Дженко не стал ее разуверять: — Можно войти? — Ты уже вошел, идиот. — О’кей, могу я посидеть у тебя немного или ты занята? — Его одежда от пота промокла насквозь, голова кружилась. — У меня клиент через час, — отвечала она, запахивая на бронзовом теле синее шелковое кимоно. Вырез открывал маленькие крепкие груди. — Мне нужно полежать несколько минут, этого хватит. — Бруно двинулся в комнату, высматривая диван. В отличие от «Кью-бара», кондиционер работал, жалюзи были опущены, и все тонуло в приятной полумгле. — От тебя, знаешь ли, несет блевотиной. Надо бы и душ принять. — Не хочу доставлять тебе столько хлопот. — Ты доставишь мне больше хлопот, если провоняешь квартиру. Бруно уселся на белый, под цвет паласа, диван, который царил в гостиной среди мебели, покрытой черным лаком, и множества единорогов. Те были повсюду, в самых разных формах — постеры, статуэтки, мягкие игрушки; даже заключенные в стеклянных шарах, где все время идет снег. Истинная страсть Линды. «Я — единорог, — сказала она о себе как-то раз. — Прекрасное создание из легенды: никто в здравом уме никогда не признается, что верит в единорогов, но люди веками искали их и ищут до сих пор, надеясь, что они существуют». В одном Линда была права. Она настоящая красавица. Поэтому мужчины всегда искали ее. И готовы были дорого платить за ее любовь. — Иди сюда, давай помогу, — предложила она, видя, что Бруно даже не в силах снять с себя пиджак. Линда стянула с него мокасины, уложила на диван, взбила подушку и подсунула ему под голову. Ласково прикоснулась ко лбу: — Да у тебя температура. — Это все от жары, — соврал он. — Пойду принесу холодной водички, при такой духоте организм обезвоживается… Особенно если пить текилу среди бела дня, — ворчала она. — А эту тряпку положу в сушилку, — добавила Линда, подбирая льняной пиджак. — Может, вони поубавится. — И она исчезла в коридоре. Бруно глубоко вздохнул. Голова раскалывалась, все тело ныло. И хотя он не хотел в этом признаваться, мучил страх. Уже несколько недель он засыпал с трудом. Стресс пожирал его, и когда организм уже не справлялся с тревогой, Бруно мгновенно проваливался в небытие. Не засыпал — сдавался. В самом деле, максимум через полчаса забвения он возвращался к реальности и вспоминал, что судьба его предрешена.