Вечер Он порезался, когда брился, и у него кровь на щеке и воротнике. Волосы мокрые, и от него пахнет мылом и лосьоном. Он кивает и отступает в сторону, пропуская меня в дом, но ничего не говорит. В доме темно и душно, жалюзи в гостиной опущены, но шторы на стеклянных дверях, ведущих в сад, раздвинуты. На кухне все столы заставлены контейнерами с едой. — Все приносят еду, — объясняет Скотт. Он жестом приглашает меня сесть, но сам остается стоять, бессильно опустив руки. — Вы хотели мне что-то сказать? — Он произносит это, будто на автопилоте, не глядя мне в глаза. Он кажется сломленным. — Я хотела спросить у вас насчет Анны Уотсон, о том… даже не знаю. Какие у Меган были с ней отношения? Они ладили? Он хмурится и берется за спинку стула перед собой. — Нет. Я хочу сказать… что антипатии между ними не было. И они не очень хорошо знали друг друга. Не общались. — Его плечи обмякли, и стало видно, что он совершенно раздавлен. — А почему вы об этом спрашиваете? Я вынуждена сказать правду: — Я видела ее. Мне кажется, я видела ее возле подземного перехода на станции. В тот вечер… когда Меган исчезла. Он слегка качает головой, стараясь уяснить, что я говорю. — Прошу прощения? Вы видели ее. Вы были… где вы были сами? — Я была здесь. Я собиралась… поговорить с Томом, моим бывшим мужем, но я… Он крепко зажмуривается и трет лоб. — Погодите — вы были здесь и видели Анну Уотсон? И что? Я знаю, что Анна была здесь, она живет через несколько домов. Она рассказала полиции, что ходила на станцию около семи, но Меган не видела. Он сжимает спинку стула, и я вижу, что его терпение иссякает. — Что вы хотите этим сказать? — Я пила, — признаюсь я и чувствую, как мое лицо заливает краска стыда. — Я точно не помню, но мне кажется… Скотт поднимает руку: — Довольно! Я не желаю больше это выслушивать. У вас явные проблемы с вашим бывшим мужем и его нынешней женой. Это не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к Меган, разве не так? Господи, неужели вам не стыдно? Вы вообще представляете, через что мне пришлось пройти? Вы в курсе, что утром меня возили в полицию на допрос? Он так сильно наваливается на спинку стула, что я жду, когда она с треском сломается. — Да еще вы лезете со своей ерундой. Мне жаль, что ваша личная жизнь в полном дерьме, но она — цветочки по сравнению с моей. Уж поверьте! Поэтому прошу вас… — Он кивком показывает на дверь. Я поднимаюсь, чувствуя себя глупо и нелепо. Мне стыдно. — Я хотела помочь. Я хотела… — Вы не можете помочь, разве не ясно? Вы не можете мне помочь. Мне никто не может помочь. Моя жена мертва, и полиция считает, что это я убил ее. — Он почти кричит, и на его щеках выступают красные пятна. — Они считают, что это я убил ее! — Но… Камаль Абдик… Стул врезается в стену с такой силой, что одна из ножек отлетает. Я испуганно отскакиваю, но Скотт неподвижен. Он стоит, опустив сжатые в кулаки руки. — Камаль Абдик, — произносит он, сжав зубы, — больше не является подозреваемым. Он говорит ровным тоном, но видно, с каким трудом ему это дается. Я чувствую, как ярость буквально переполняет его. Я хочу пройти к двери, но он стоит у меня на пути, загораживая скудный свет, проникающий в комнату. — Знаете, что он говорит? — спрашивает он, отворачиваясь, чтобы поднять стул. Естественно, я не знаю, но мне снова кажется, что он разговаривает не со мной. — Он много чего говорит. Что Меган была несчастлива, что я был ревнивым и подозрительным мужем и — как это? — эмоциональным насильником. — Его лицо искажается от отвращения. — Камаль утверждает, что Меган меня боялась. — Но он же лжет! — И не он один. Подруга Меган, Тара… она говорит, что Меган иногда просила ее прикрыть, чтобы она соврала, где Меган была и чем занималась. Он ставит стул на место, и тот падает. Я делаю шаг в сторону прихожей, и он переводит взгляд на меня. — Я виновен, — произносит он, и его лицо искажает му?ка. — И без всякого суда. Он отбрасывает ногой сломанный стул в сторону и садится на один из трех оставшихся. Я застываю на месте, не зная, как быть. — В кармане был ее телефон, — произносит он, но так тихо, что я с трудом разбираю слова и подхожу на шаг ближе. — На нем осталось сообщение от меня. Последние мои слова ей, последнее, что она прочитала: «Убирайся к черту, лживая сука». Его голова падает на грудь, плечи трясутся. Я стою так близко, что могу до него дотронуться. Я поднимаю руку и, дрожа, касаюсь его шеи сзади. Он не отстраняется. — Мне искренне жаль, — говорю я, и это правда, потому что, хотя меня и привел в шок сам факт, что он мог так с ней разговаривать, я знаю, что можно любить человека и наговорить ему жутких вещей в приступе гнева или от обиды. — Эсэмэска еще ничего не значит. Если у них больше ничего нет… — Думаете? Он выпрямляется и стряхивает мою руку. Я обхожу стол и сажусь напротив. Он на меня не смотрит. — У меня был мотив. Я плохо… Я не отреагировал адекватно, когда она ушла. Я подозрительно долго ее не искал. И подозрительно долго ей не звонил. — Он издает короткий смешок. — И к тому же, по словам Камаля Абдика, склонен к эмоциональному насилию. — Он переводит взгляд на меня, и его лицо озаряет надежда. — Вы… вы можете поговорить с полицией. Сказать им, что это не так, что он лжет. По крайней мере рассказать, что я любил ее, что мы были счастливы. Я чувствую, как меня охватывает паника. Он думает, что я способна ему помочь. Он на меня надеется, а у меня для него нет ничего, кроме лжи. — Они мне не поверят, — едва слышно бормочу я. — Они мне не поверят, потому что я ненадежный свидетель. В комнате повисает молчание, и слышно, как в стеклянную дверь бьется муха. Скотт ковыряет засохшую кровь на щеке, и я слышу, как ноготь скребет по коже. Я отодвигаю стул назад, и ножки скрипят по кафелю. Скотт поднимает на меня глаза. — Вы были здесь, — произносит он, будто до него только сейчас дошло, что я говорила ему четверть часа назад. — Вы были в Уитни в тот вечер, когда пропала Меган? Кровь у меня в ушах стучит так, что я едва его слышу. Я киваю в ответ. — Почему вы не рассказали об этом полиции? На его скуле дергается жилка. — Я говорила. Я говорила им об этом. Но у меня не было… Я ничего не видела. Я ничего не помню. Он поднимается, подходит к стеклянным дверям и отодвигает штору. Комнату мгновенно заливает нестерпимо яркий солнечный свет. Скотт стоит ко мне спиной, сложив руки на груди. — Вы были пьяны, — констатирует он ровным голосом. — Но вы же должны помнить хоть что-нибудь! Вы должны… так вот почему вы все время возвращаетесь, верно? — Он поворачивается ко мне. — Почему вы все время мне звоните? Вам что-то известно. Он говорит об этом, как о факте, не подвергая сомнению и не обвиняя. — Вы видели его машину? — спрашивает он. — Подумайте. Синий «опель». Вы его видели? Я качаю головой, и он сокрушенно вздыхает: — Постарайтесь вспомнить! Что вы видели? Вы видели Анну Уотсон, но это ничего не значит. Вы видели… ну же! Кого вы видели? Щурясь от солнца, я отчаянно пытаюсь собрать воедино обрывки воспоминаний, но все тщетно. Никаких зацепок, ничего полезного. Ничего, о чем можно рассказать. У меня была ссора. Или я стала свидетелем ссоры. Я споткнулась на ступеньках на станции, и мне помог подняться рыжеволосый мужчина. Мне кажется, он вел себя прилично, хотя теперь я его боюсь. Я знаю, что на голове у меня была рана, разбита губа, на руках синяки. Мне кажется, я помню, что оказалась в подземном переходе. Было темно. Я боялась и плохо соображала. Кто-то позвал Меган по имени. Нет, это было во сне. Не наяву. Я помню кровь. Кровь у себя на голове и руках. Помню Анну. А вот Тома не помню. Не помню ни Камаля, ни Скотта, ни Меган. Он не спускает с меня глаз, ждет, что я скажу хоть что-нибудь, способное смягчить его боль, но сказать мне нечего. — Тот вечер, — говорит он, — и есть ключ к разгадке. Он присаживается на стол возле меня спиной к окну. На лбу и над верхней губой у него блестят капельки пота, а тело бьет мелкая дрожь, как при высокой температуре. — Тогда все и случилось. Они так считают. Хотя и не уверены до конца… — Он запинается, но все же продолжает: — У них нет полной уверенности. Из-за состояния… тела. — Он делает глубокий вдох. — Но они считают, что все произошло тем вечером. Или сразу после него. Он снова перешел на автопилот и разговаривает с комнатой, а не со мной. Я молча слушаю, как он рассказывает комнате, что причиной смерти послужили травмы головы, что череп Меган был пробит в нескольких местах. Никакого сексуального насилия, во всяком случае, его следов на теле они не обнаружили. К тому же тело уже начало разлагаться, так что сказать точно никто ничего не может. Когда Скотт снова замечает меня в комнате, его глаза полны страха и отчаяния. — Если вам что-то удастся вспомнить, вы должны мне помочь. Пожалуйста, Рейчел, постарайтесь вспомнить. У меня внутри все переворачивается, когда я слышу, как он называет меня по имени, и я чувствую себя абсолютно несчастной. Возвращаясь на электричке домой, я вспоминаю его слова и размышляю над ними. Неужели причина, по которой я не могу забыть всю эту историю, прячется у меня в голове? Неужели там есть нечто, что никак не дает мне покоя? Я знаю, что испытываю к Скотту чувство, которое ни называть, ни испытывать не должна. А что, если дело не только в этом? И если в моей голове действительно хранится какая-то важная информация, то извлечь ее поможет специалист. Например, психиатр. Или психотерапевт. Кто-то вроде Камаля Абдика. Вторник, 6 августа 2013 года Утро Я почти не спала. Всю ночь я лежала, размышляя об этом и прокручивая все в голове снова и снова. Это глупо, безрассудно и бессмысленно? Это опасно? Я не знаю, что делаю. Вчера утром я записалась на прием к доктору Камалю Абдику. Я позвонила в приемную и поговорила с секретаршей, попросив записать меня именно к нему. Может, мне показалось, но она удивилась. Она сообщила, что он может принять меня сегодня в половине пятого. Так скоро? Чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, а во рту пересохло, я сказала, что меня устраивает. Сеанс стоит семьдесят пять фунтов. Трехсот фунтов от матери надолго мне не хватит. После записи на прием я уже не могла думать ни о чем другом. Мне страшно, но не буду скрывать, что перспектива встретиться с Камалем меня сильно интригует. Потому что все началось именно с него: я увидела его мельком, и вся моя жизнь сошла с накатанной колеи. Когда я увидела, как он целует Меган, изменилось все. И мне необходимо с ним встретиться. Я должна что-то сделать, потому что полицию интересует только Скотт. Вчера его опять вызывали на допрос. Хотя они это не подтвердили, в Интернете выложили ролик, где он входит в полицейский участок в сопровождении матери.