— Пожалуйста, Рейч, — произнес он, совсем как в прежние времена, и мне показалось, что у меня выскочит сердце. — Я заеду за тобой, ладно? Я проснулась до рассвета и уже в пять часов варила себе на кухне кофе. Я вымыла голову, побрила ноги, наложила макияж и четыре раза переоделась. И еще мне было стыдно. Глупо, я понимаю, но при мысли о Скотте — о том, что мы делали и как это было, — я жалею о случившемся, потому что воспринимаю это как измену. Измену Тому. Человеку, который два года назад променял меня на другую женщину. Но поделать с собой ничего не могу. Том приехал около девяти. Я спустилась вниз и увидела его возле машины — в джинсах и знакомой старой серой футболке. Я даже помню, какая она на ощупь, потому что часто клала голову ему на грудь и прижималась щекой. — Я свободен до обеда, — сказал Том, увидев меня. — Подумал, что мы можем куда-нибудь съездить. По дороге до озера мы говорили мало. Я поинтересовалась, как у него дела, а он сказал, что я хорошо выгляжу. Он не упоминал об Анне, пока мы не доехали до стоянки, и я уже начала подумывать, не взять ли его за руку. — Да, Анна сказала, что видела тебя… и решила, что ты, наверное, выходила из дома Скотта Хипвелла. Это так? — Он повернулся ко мне лицом, но смотрел в сторону. Как будто стеснялся об этом спрашивать. — Тебе не о чем волноваться, — ответила я. — Я встречалась со Скоттом… не в том смысле, что встречалась. Мы подружились. Вот и все. Это трудно объяснить. Мне просто хотелось его поддержать. Ты же знаешь — наверняка в курсе, — как ему сейчас нелегко. Том кивает, но по-прежнему отводит взгляд. И грызет ноготь на левом указательном пальце — верный признак того, что он нервничает. — Но, Рейч… Я хочу, чтобы он перестал меня так называть, ведь от этого у меня поднимается настроение и хочется улыбнуться. Он уже так давно не обращался ко мне подобным образом, что во мне даже затеплилась надежда. Может, у них с Анной не все так хорошо, может, он вспоминает что-то хорошее из нашей общей жизни, а может, даже немного скучает по мне. — Я просто… меня это тревожит… Наконец его большие карие глаза встречаются с моими, и он делает движение, словно собираясь взять меня за руку, но потом передумывает и останавливается. — Я в курсе… правда, знаю не так много, но Скотт… я понимаю, что он производит впечатление абсолютно нормального парня, но разве можно знать наверняка? — Ты думаешь, это сделал он? Он трясет головой и с трудом сглатывает: — Нет, нет! Я этого не говорю. По словам Анны, они часто ругались. И Меган, похоже, его немного боялась. — По словам Анны? Мне очень не хочется принимать слова этой стервы всерьез, но я не могу избавиться от чувства, которое охватило меня в доме Скотта в субботу. Что-то там было не так. Неправильно. Том кивает: — Меган подрабатывала у нас няней, когда Эви была совсем маленькой. Господи, мне даже не хочется об этом думать после всего, что писали в газетах. Но это лишний раз доказывает, как сильно можно ошибиться в человеке: думаешь, что знаешь его, а потом… — Он тяжело вздыхает. — Я не хочу, чтобы случилось что-то нехорошее. С тобой. — Он улыбается и слегка пожимает плечами. — Ты мне все еще дорога, Рейч, — говорит он, и я отворачиваюсь, чтобы он не увидел слез в моих глазах. Но он, конечно, и так все знает, потому что кладет мне руку на плечо и произносит: — Мне очень жаль. Какое-то время мы сидим молча. Я сильно кусаю губы, чтобы не расплакаться. Я не хочу делать ему еще больнее. — Со мной все в порядке, Том. Я привыкаю. Честно. — Рад это слышать. Ты не… — Пью ли я? Меньше. С этим тоже лучше. — Это здорово! Ты хорошо выглядишь. Выглядишь… хорошенькой. Он улыбается, и я чувствую, что краснею. Он быстро отворачивается. — А как ты… У тебя нормально с деньгами? — Все в порядке. — Честно? Это так, Рейчел? Потому что я не хочу… — Со мной все хорошо. — Слушай, возьми немного, а? Черт, не хочу выглядеть кретином, но очень тебя прошу. Так, вдруг понадобится? — Я честно в порядке. Он подается вперед, и у меня перехватывает дыхание — как же хочется до него дотронуться! Зарыться лицом ему в шею, в спину между лопатками, вдохнуть его запах. Он открывает бардачок. — Я выпишу тебе чек, так, на всякий случай. Можешь его не обналичивать. Я не могу удержаться от смеха. — Ты держишь чековую книжку в бардачке? Он тоже начинает смеяться. — Кто знает, когда она может пригодиться, — поясняет он. — Пригодится внести залог за свою сумасшедшую бывшую? Он проводит большим пальцем по моей щеке. Я беру его руку и целую в ладонь. — Обещай мне, — говорит он уже серьезно, — что будешь держаться от Скотта Хипвелла подальше. Обещай мне, Рейч. — Обещаю, — говорю я и не лукавлю. В душе у меня все поет, потому что я понимаю: он не просто волнуется за меня. Он ревнует. Вторник 13 августа, 2013 года Раннее утро Я в электричке, смотрю на кучу тряпья возле путей. Темно-синяя ткань. Похоже, это платье с черным поясом. Я не могу себе представить, как оно там оказалось. Железнодорожники тут явно ни при чем. Мы движемся, но очень медленно, и я имею возможность хорошо его разглядеть. Мне кажется, что я уже видела это платье раньше, словно кто-то в нем ходил. Но когда — вспомнить не могу. Очень холодно. Слишком холодно, чтобы носить такое платье. Похоже, скоро выпадет снег. Я с нетерпением жду, когда покажется дом Тома — мой дом. Я знаю, что он будет сидеть в саду. Знаю, что он будет один, и когда я буду проезжать, улыбнется и помашет рукой. Я все это знаю. Но прежде мы останавливаемся около дома номер пятнадцать. Там на террасе сидят Джейсон и Джесс и пьют вино, что очень странно, потому что еще нет и половины девятого утра. На Джесс платье с красными цветами и маленькие серебряные сережки в форме птичек — я вижу, как они раскачиваются, когда она говорит. Джейсон стоит у нее за спиной, положив руки ей на плечи. Я улыбаюсь им. Мне хочется помахать им рукой, но я стесняюсь других пассажиров — они решат, что я ненормальная. Поэтому я просто смотрю и жалею, что не могу тоже выпить. Мы стоим уже целую вечность, а электричка так и не трогается с места. Я нервничаю, потому что Том может не дождаться, и тогда я его не увижу. Теперь мне хорошо видно лицо Джесс — лучше, чем обычно, наверное, из-за света, необыкновенно яркого и бьющего ей прямо в лицо, как прожектор. Джейсон по-прежнему стоит сзади, но его руки уже не на ее плечах, а на шее, и видно, как ей плохо. Он душит ее. Я вижу, как побагровело ее лицо. Она плачет. Я вскакиваю на ноги, барабаню в стекло, кричу, чтобы он прекратил, но он меня не слышит. Кто-то хватает меня за руку — это рыжеволосый парень. Он заставляет меня сесть и говорит, что следующая остановка уже скоро. — Но будет уже слишком поздно, — объясняю я. — Уже и так слишком поздно, — говорит он. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на террасу, и вижу, как Джейсон наматывает на руку светлые волосы Джесс и собирается разбить ее голову о стену. Утро Я проснулась несколько часов назад, но до сих пор не могу прийти в себя и унять внутреннюю дрожь, даже сейчас, сидя в электричке. Я очнулась от кошмара, чувствуя страх, с ощущением, что все мои представления о Скотте и Меган оказались ложью, всего лишь плодом фантазии, а никак не отражением действительности. Но если во всем виновато воображение, то сну тогда тем более нельзя верить? Сказанное Томом наложилось на чувство вины за ночь, проведенную со Скоттом, а сон вполне мог явиться естественной реакцией мозга на отдельные вырванные из контекста факты. И все-таки, когда электричка останавливается у семафора, чувство тревоги продолжает нарастать, и я со страхом устремляю взгляд на дом номер пятнадцать. Окна и двери закрыты, никого не видно. Дом кажется тихим и мирным. Или брошенным. Кресло Меган по-прежнему стоит на террасе. Сегодня тепло, но меня по-прежнему трясет. Я не должна забывать, что все, рассказанное Томом о Скотте и Меган, он узнал от Анны, а мне ли не знать, что ей ни в чем нельзя верить? Мне показалось, что доктор Абдик сегодня поздоровался не так приветливо, как обычно. Он будто ежится от внутренней боли, и рукопожатие у него вялое. Я помню слова Скотта, что полиция обещала не раскрывать информацию о беременности Меган, но вдруг Абдику сообщили и он думает о ее ребенке? Мне хочется рассказать ему о своем сне, но я не знаю, как это сделать, не выдав себя, и спрашиваю, может ли гипноз помочь вспомнить. — Ну, — говорит он, положив руки на стол и растопырив пальцы, — есть врачи, которые полагают, что с помощью гипноза можно вернуть утраченные воспоминания, но тут все далеко не так однозначно. Я сам это не практикую и своим пациентам не рекомендую. Я сомневаюсь, что это может пойти на пользу, но уверен, что в отдельных случаях может нанести большой вред. — Он смотрит на меня с легкой улыбкой. — Мне жаль. Я знаю, что вам хотелось бы услышать другое. Однако при проблемах с головой быстрых решений не бывает. — А вы знаете специалистов, которые этим занимаются? Он качает головой: — Мне очень жаль, но никого порекомендовать я не могу. Вы должны понимать, что пациенты под гипнозом очень внушаемы. Воспоминания, которые «извлекаются из памяти», — он изобразил пальцами кавычки, — отнюдь не всегда достоверны и вовсе не являются реальными воспоминаниями. На такой риск я пойти не могу. Я не могу допустить, чтобы в моей голове появились новые образы, которым нельзя доверять, а воспоминания бы сливались, трансформировались и вводили меня в заблуждение, выдавая воображаемое за действительное и заставляя видеть все под одним углом, хотя на самом деле смотреть надо под другим. — Тогда что вы можете предложить? — спрашиваю я. — Есть какой-нибудь способ помочь мне вспомнить? Он задумчиво проводит по губам длинными тонкими пальцами. — Да, это возможно. Подробный рассказ о каком-то конкретном воспоминании поможет оживить память: нужно рассказать о деталях и подробностях в каком-то комфортном месте, где вы чувствуете себя в безопасности… — Например, здесь? Он улыбается: