— Друг, — сказала я. Он фыркнул. — Да, да, — сказала я. — У котов нет друзей. Осторожно, Маоэр. Они опасны. Ему было все равно. Маоэр резко принял кошачий облик. Он прыгнул на ближайшего, ударил когтями по его лицу. Мужчина закричал отбегая. Другие охнули, увидели кровавые порезы на лице друга. А потом лицо Маоэра стало удивленным. Он человеческой рукой вытащил метательный нож, что пронзил его шею. — Персиковое дерево, — сказал он, кровь капала изо рта. Он дернул наемника. Они рухнули с крыши. И мой друг быстро пропал. — Маоэр, — прошептала я. Лю Цянь опустил руку, что метнула нож. — Я вижу твоих демонов, Ли-лин, — сказал он. — У меня глаза пса поверх моих. Я посмотрела на Лю Цяня с новой ненавистью. Вор душ бросил нож в горло Маоэра убил собаку ради зрения духов. Он зажег талисман. Конечно, он приготовил заклинания, если придется защищаться от моего отца. Заклинания прекрасно сработают на мне. Я размышляла: ударить по талисману мечом или отразить зеркалом? Чары и духи отскакивали от зеркала, но меч покончил бы с ними. Но немного магии пролетело бы паром от моего меча. Я не могла допустить, чтобы вор душ чем-нибудь поразил меня. Я сунула меч за пояс и попыталась отцепить зеркало от спины. Лю Цянь бросил горящий талисман и толкнул духа ко мне. Дух был дымом, тьмой, полной кричащих лиц. По их ужасу и отчаянию я поняла, как дух работал. Он поглощал жертв в тело темного духа. Если он меня поймает, я буду жить вечно, в ужасе и одинока. Он полетел ко мне падающей звездой. Я как-то выставила зеркало вовремя. Дух ударился о зеркало, и я отпрянула на пару шагов, но отразила его. Дух улетел от зеркала, изогнулся и снова повернулся ко мне. У меня было пару секунд до атаки. Оставшиеся наемники не знали кунг-фу, так что я за пару секунд их обезоружу. Передвинув зеркало в левую руку, я выхватила меч и бросилась на них. Первый взмахнул топором. Я пригнулась под его руку и прошла мимо него. Второй держал топор слишком далеко от тела, ошибаясь в том, что победит силой. Я бросилась к нему, пригнулась и ударила по его оружию мечом. Его топор вылетел и застучал по крыше. Его лицо и горло были открытыми, и я ударила его по челюсти тяжелым бронзовым зеркалом в левой руке. Захрустела кость, он упал на спину. Я повернулась к первому, но слишком медленно. Кричащий дух ударил меня молотом. Он был так силен. Меня будто ударили локомотивом. Я отлетела к краю крыши, и черный миазм остался на мне. Дух вопил, окутывая меня чернильной тьмой. Впивался мне в рот, ноздри, уши. Я не могла думать. Я ощущала тьму, обжигающую мой дух кислотой. Казалось, мою душу уничтожают. Я слышала странную тишину, а потом тьму. Теперь я была внутри духа. Он рассеивал мою память, мою личность. Я знала, что скоро не вспомню свое имя. Я отказывалась кричать. 24 Времени нет. Его не осталось. Я теряла сознание. Дух съедал мои воспоминания. Тьма проникала глубже в меня, врезаясь. Врезаясь. Лю Цянь вырезал заклинание в центре моего живота, а отец — на моем левом боку. Теперь кричащий дух стирал меня. Я вонзила ноготь в правый бок. Боль была резкой. Мне нужно было три слова, чтобы обрести себя. Три иероглифа на коже, чтобы выбраться из ямы. Цзинь, Ци и Шень. Сначала Цинь. Четырнадцать линий для сущности. Я вырезала их на животе. Ноготь с болью резал кожу. Потом Ци, десять линий дыхания, жизненной энергии всех живых существ. Я писала большим ногтем Ци. Я содрогалась от боли. Теплая кровь текла по моим пальцам. Шень, иероглиф духа, был следующим. Я замерла. Сколько там линий? Слово было простым, но я не помнила, как его писать. Разум затуманился. Я словно засыпала. Я забыла, что делала. Рука была тяжелой. Теплой и тяжелой. Она опустилась. Такая тяжелая. Я устала. Так устала. Маленькая и испуганная. Воспоминания заполнили разум, как рыбки в ручье. Столько воспоминаний. Что-то вырывали из моей хватки. Но что? Я ощущала потерю, но не помнила, что это было, и почему это было важно. Ха, снова девочка. Поет. Напевает. Ха-ха-ха! Это была я? Ха. Отец ударил меня взглядом сильнее, чем была бы пощечина. — Где ты услышала эту песню? — Ее пела черепаха, отец. Он смотрел на меня, хмурясь. — Что за черепаха, Ах Ли? — Серебряная. Она парила в воздухе. У нее был глаз посреди лица. Она была красивой. Он вздохнул. — Она не была красивой, Ах Ли. Это была мерзость. Ты часто такое видишь? — Все время, отец. Он сжег желтый талисман, собрал пепел и бросил его в чашку с водой. — Выпей, — сказал он, — это ослепит глаза инь. Я выпила. Подавилась. Он мрачно смотрел на меня, лицо напоминало острое лезвие топора. — Ты будешь пить воду с талисманом месяц, как тоник, для здоровья. — Да, отец, — сказала я. Он быстро кивнул. Его правый глаз дергался, словно не был частью лица. Глаза на меня, он сказал: — Есть три сокровища. Стойте, нет, этого не было. Было не так. Я смутилась. Его глаз не говорил со мной. Что случилось? Вода сработала. В тот день я не видела духов. Ночью отец принес бумажные подношения, сжег их на углу Дюпон и Калифорнии. Он принес железное ведро и мешок подношений. Я шла за ним. Улицы были без призраков. Я смотрела на толпы иммигрантов. Впервые я не видела тумана лиц вокруг них, хоть солнце и село. Чары отца сработали. Предки, призраки и гоблины, что выходили по ночам, скрывались от меня. Отец опустил Первое сокровище на дно железного ведра. Это была плотная бумага с зелеными и лиловыми полосками. Плавными движениями мастера отец зажег спичку. Он поднял над огнем свечи записи Ада. Огонь по дюймам съедал бумагу. Каждое движение было идеальным, для него это было важно. Листок загорелся, и он бросил его на Первое сокровище. Зажег второй листок. Я видела, как отец исполнял эту церемонию раньше много раз, но тогда видела и мир духов. Я смотрела на исполнение отца и видела, как отвечают духи. Я впервые не видела другую сторону. Отец никогда не видел духов вокруг себя. Он не видел благодарность на их бледных, уже не человеческих лицах. Значение действий отца изменилось. Я поменяла восприятие: он не улыбался, но был щедрым, дым и искры окружали его, он каждую ночь старался принести богатства мертвым, которых не видел. Глубина его верности поражала меня. Столько стараний, жертв, и все ради веры. Он всю жизнь защищал живых, помогал мертвым, и в конце дня с ним была только я. Я подняла голову. Темнело. Туман и дым закрывали улицы. В дыму я видела сияние. Сияние было янтарным. Сияли глаза. Водный дракон был выше человека, но не шире бедра человека. Его мех блестел, бело-голубой, как морская пена. Его морская грива была неземной красоты. Его усы развевались как воздушный змей на ветру. С ревущим смехом он полетел над улицей к небу. Он взлетал, сворачиваясь кольцами, нырнул в облака. Туман принял его. Он окружил его, и остались только сияющие глаза. Я не должна была это видеть. Заклинание отца не сработало. Я повернулась к отцу. Он был сосредоточен на церемонии, он не замечал другой мир. Он гордился работой, гордился идеальным исполнением ритуалов. Он сжигал купюру в двадцать юаней. Она стала золой. Я увидела перемену. Купюра от огня стала духом. Она стала деньгами в мире духов. Призрачные руки потянулись из теней за богатством. Я видела их. Слезы выступили на глазах, но я сдержала их. Я никогда не забуду этот момент, огонь и тени, величие водного дракона, запах дыма от магии старой страны. Глядя на отца, я знала, что лучше буду жить с болью, чем скажу ему, что заклинание не сработало. Мои глаза инь вернулись, и я хотела сохранить их. В этот миг я нашла Цзинь. Свою сущность. Где я? Я была сильнее. Ноги задрожали. Люди кричали вокруг меня. Что-то боролось со мной. И я боролась в ответ. Темный червь ел мои воспоминания. Я ощущала, как они уходят — весенний день, холодное утро, разговор, встреча. Пропали. Снег падал на деревню, и что-то происходило, но я забыла, что. Вместо воспоминания был дым. По улице шел торговец, кто-то что-то сказал, мешок с рисом пропитался кровью, а потом туман окутал воспоминание. Я ощущала маленькие потери истории, пропажу часов. Тренировка с Ракетой. Нет. Он не получит это. Нет. Его кулак летел ко мне. Мой муж мог пробить кирпичи, но я знала, что он не ранит меня. Я уклонилась от его удара и повернулась к нему. Я была слишком медленной. Его колено почти попало по моему подбородку, но он замер в дюйме. Я рассмеялась и толкнула его руками, вонзая большие пальцы. Он поймал мои ладони, прижал к губам и перевернул меня. Я перекатилась и вскочила перед ним. Его глаза были мягкими, но лицо — строгим. Он попытался ударить меня в живот, и я пригнулась под его ногой, дернула его за лодыжку. Он как-то опустил другую ногу и руками оттолкнулся для летящего удара. Обе ноги попали по мне, и мы рухнули, смеясь. Я оттолкнула его ногами, и мы вскочили. Я не была ему ровней в бою — никто не был — но он был величайшим мужчиной, отличным бойцом, и я хотела стать лучшей женщиной. Я хотела быть женщиной, заслужившей такого мужчину. Глаз стоял на земле. — Есть три сокровища, — сказал он. Я моргнула. Это не правильно. Я посмотрела снова. Там не было глаза. Я бросилась к любимому. Мои удары заставили его отпрянуть на шаг, еще на один. Он впечатлено улыбнулся мне. Его улыбка взбодрила меня, и я бросилась снова. Я покажу ему лучшее сражение. Я не отпущу это воспоминание, единственный раз, когда я удивила Ракету. Когда хоть кто-то сделал это. Что-то пыталось забрать воспоминание, оторвать его, но я отказывалась отпускать. Я держалась с решимостью, что могли понять лишь те, кто любил. Я потеряла мужа, но не потеряю память. Не это. Я впилась и ощутила, как ветер давит на меня. Я буду горой против ветра ради этого воспоминания. Ветер прекратился. Я нашла свою Ци, жизненную энергию, что оживляла тело и вселенную. Я ощущала себя сильнее и увереннее. Голоса вопили вокруг меня. Я была в беде, я это знала, но не знала, зачем. Но еще я знала, как найти выход. И вдруг я оказалась вне кричащего духа. Я лежала на спине на крыше. Дух пытался забраться на меня, как многоножка из темного дыма.