Хэм сел, опустив ноги на пол: — Неважно. Он просто бросил ее на свадьбе. У меня отвисла челюсть, и впервые с тех пор, как я познакомилась с ним на первом курсе три года назад, я был серьезно раздражен его глупыми замечаниями. — Приятель, имей совесть. Она взяла что-то ужасное и превратила это в нечто хорошее. Она помогает финансировать женские приюты на районе. Брови Хэма изогнулись: — Думаю, это в некотором роде круто. Мои руки раскрылись веером передо мной: — Именно так. Смеясь, Хэм встал и направился в ванную, споткнувшись о несколько коробок, которые мы еще не распаковали, и я вздохнул. Мне нравился этот парень. Правда, так и было. Он стал моим лучшим другом, когда мы оба записались на театральные уроки на первом курсе. Мы были единственными двумя натуралами в группе и каким-то образом сблизились. Я не был уверен, было ли это глупым везением или я просто отчаянно нуждался в друге. Иногда я удивлялся, почему вообще держу его при себе. Хэм был из тех парней, которых ненавидело большинство людей. Громкий. Неприятный. Самовлюбленный. Типичный парень из колледжа. Не то чтобы это было плохо. Он любил женщин, футбол и пиво. Наверное, мне тоже нравились эти вещи. Женщины, точно. Футбол, верно. Я живу в маленьком городке в штате Мэн. Американский футбол был моей жизнью. Но в то время как он был шумным, я был тихим и сдержанным. Когда он взрывался из-за чего-нибудь тривиального, я сидел и все обдумывал. Наши инстинкты были полярно противоположны. Хэм сказал бы, что это потому, что я не чувствовал в себе достаточной страсти к чему-либо, и, возможно, он был недалек от истины. В жизни было бесчисленное множество радостей. Я просто не видел необходимости расстраиваться из-за такой обыденной ерунды, как то, что шеф-повар убирает тако из меню в обеденном зале. Больше всего на свете я был готов продолжать обучение, и не был уверен, что Хэм хочет этого же. Может быть, это было потому, что он получал образование в сфере бизнеса, которую ненавидел. Или тот факт, что он практически заваливал свои занятия. Не то чтобы он когда-либо говорил о будущем — ни со мной, ни с кем-либо еще, он был не из тех, кто делится какими-либо чувствами. В любом случае, мы шли в разных направлениях и это становилось все более очевидным по мере того, как мы приближались к выпускному. Хэм вышел из ванной, открывая наш мини-холодильник: — Я собираюсь на ориентирование (прим. программа адаптации для новых студентов), чтобы посмотреть на новое мяско, — он пошевелил бровями, открывая бутылку воды. — Хочешь пойти? — Нет, спасибо. — Твоя потеря, парень. Я снова повернулся к своему компьютеру, когда он закрыл за собой дверь. Понятия не имел, почему он так преследовал новых студенток. Может быть потому, что большинство новеньких девушек не знали о его… репутации. Их было легче уломать, когда они еще ничего не знали. Хэм был ходоком. Самым совершенным. Я никогда не ходил на свидания. Ну, ладно, это была ложь. Я пытался ходить на свидания и с треском провалился. Я не был хорошим парнем. Я был либо занят театром (да, я продолжил свой путь в актерском искусстве, а Хэм бросил занятия через два месяца), учебой, либо просто пытался удержаться на плаву до окончания учёбы. Свидания были скорее отложенной мыслью, и я знал, что если решу влюбиться в кого-нибудь, то захочу уделить ей все свое внимание. Папа, по крайней мере, научил меня всегда ставить свою женщину на первое место, а у меня ни на что из этого не было времени. Я снова включил видео на новостном сайте, еще раз прослушав историю женщины, прежде чем отправиться в театр, чтобы потусоваться до того, как профессор объявит о нашей осенней постановке. В ту секунду, когда мы получали задания, на меня наваливались все те реплики, которые я должен был запомнить. Кто-то сказал бы, что моя преданность театру не была мужественной, и что из-за этого у меня было меньше мужских качеств, но было что-то такое легкое в том, чтобы находиться на сцене. Я смог избавиться от всякой неуверенности и подавленности, которые у меня были, и стать тем персонажем, которого мне нужно было изобразить. Я не был Ридом Виндзором на сцене. Это было успокаивающе и пугающе, но это было частью соблазна. Хэм постоянно ругал меня за это, но чем больше я упирался, тем больше начинал от него отворачиваться. Нам с ним не нужно было соглашаться во всем, чтобы быть друзьями, и мне этого было достаточно. Актерская игра помогла мне интегрироваться в американское общество. Прошло почти восемь лет с тех пор, как я покинул свой родной город в Англии, чтобы поступить на учебу в штате Мэн, и я был уверен, что мой легкий переход был обусловлен тем фактом, что я надрывался в театре — изучая американские традиции и культуру и совершенствуя свой американский акцент. Хотя иногда я все еще говорил как иностранец. Камера зафиксировала руки женщины на видео, когда она демонстрировала браслет, который сделала сама, когда кто-то постучал в дверь. Я нахмурил брови и нажал на «паузу». Кто бы это мог быть, черт возьми? Летние каникулы для большинства студентов все еще были в самом разгаре. Я вернулся раньше срока, потому что завтра начиналась подготовка на ассистента учителя. А Хэм увязался сюда только потому, что ему нужно было подзаработать в местной кофейне, чтобы расплатиться по кредитной карте, которую он исчерпал в прошлом месяце. Хотя, если быть честным, я бы в любом случае приехал на несколько дней пораньше — просто чтобы не бороться за троллейбус или лифт. Надвинув кепку козырьком вперед, я натянул свои грязно-белые «Чак Тейлорсы» (прим. конверсы) и открыл дверь. — Привет, — поздоровалась моя подруга Амелия, ее бирюзовые волосы были в беспорядке. — Приехал пораньше, лузер? Я улыбнулся и заключил ее в объятия: — Конечно. Мы с Амелией дружили с тех пор, как она перевелась на второй курс. Она была для меня больше похожа на члена семьи, чем на подругу. Я знал, что это странно — иметь девушку, которая к тому же еще и подруга, и, поверьте мне, я так сильно переживал по этому поводу, но мы никогда не выходили за пределы френдзоны. Ну, если не считать того единственного раза в прошлом году, когда мы поцеловались на вечеринке. Мы были пьяны, и нам было скучно. Больше в этой истории было не так уж много интересного. Вдобавок ко всему, я был совершенно уверен, что она предпочитала поменьше придатков между ног — если понимаете, что я имею в виду. Я никогда не видел, чтобы она кем-то интересовалась, так что я мог быть далеко не прав. Или, может быть, она предпочитала держать эту часть своей жизни при себе. В любом случае, у нас никогда не было «этого разговора», но и говорить ничего не нужно было. Амелия была Амелией. То, к кому ее тянуло, не определяло ни ее саму, ни нашу дружбу. — Хочешь вместе сходить в театр? — спросила Амелия, проходя мимо меня, чтобы присесть на кровать. Я закрыл дверь и пригнулся, чтобы выглянуть в окно: — Ты действительно хочешь прогуляться вместе или тебе нужен мой зонтик? — я спокойно посмотрел на нее, пока дождь снаружи барабанил по окну. Я должен был догадаться, что она не захочет идти со мной. Но, с другой стороны, Амелия была не из тех, кто любит такие легкомысленные вещи, как зонтики. Или рабочие машины. Или… носки. Это было частью ее очарования. Что-то было не так. — Ты слишком хорошо меня знаешь, Рид, — она вздохнула. — Нет. Я усмехнулся. — Ну, конечно, я хочу воспользоваться твоим зонтиком, он правда большой. — Если ты понимаешь, о чем я. Амелия фыркнула: — Серьезно, я просто хотела тебя увидеть. Я скучала по тебе. Как прошло твое лето? Я работал с отцом два месяца подряд, это было утомительно — не работа, а общение с папой, и был счастлив вернуться к учебе на некоторое время. — Это было… — я завис. — Ужасно, потому что ты работал со своим отцом, — закончила за меня Амелия, и я кивнул. Она слишком хорошо знала о моем прошлом. Папа не был плохим парнем, просто он больше заботился о своей маленькой гостинице, чем о чем-либо другом. Амелия опустила взгляд на свои ногти, меняя тему: — Итак, как ты думаешь, какую постановку МакКензи выберет для нас в этом семестре? Распахнув дверцу шкафа, я порылся внутри в поисках толстовки с капюшоном. — Слышал, она пишет оригинальную пьесу, — я сделал паузу. — Пьесу. Губы Амелии сжались, потребовалась секунда, прежде чем до нее дошло: — О нет, — она застонала. — Чужестранка? Я рассмеялся, стягивая свитер через голову так, что горловина зацепилась за козырек моей кепки: — Ага. Ходят слухи, что она делает из него мюзикл. — Уф, — прохрипела Амелия. — Послушай, я люблю книги так же сильно, как и любой другой человек, но я не хочу петь и говорить с шотландским акцентом. Я рассмеялся, протягивая руку, чтобы стащить Амелию с кровати: — Почему, саксоночка, тебе не нравится горячий шотландец? — сказала я со своим лучшим шотландским акцентом, используя прозвище Джейми Фрейзера для Клэр. Амелия закатила глаза, выдергивая свою руку из моей. — Ты читал эти книги? Я не ответил. Я был сверхуспевающим. Как только я узнал, что профессор МакКензи пишет постановку этих книг, я сразу же прочитал их. Ну, по крайней мере, первую. Эти книги были длинными. Я планировал вскоре прочитать вторую книгу. — Ты сделал это! О, Боже мой, — она хихикнула. Прикрыв лицо козырьком кепки, я открыл дверь, схватив зонт свободной рукой. — Ты выставляешь нас в плохом свете, Виндзор. — Поднимись на мой уровень, Амелия, — я похлопал себя по груди, вставляя ключ в замок, и засов щелкнул. Она игриво сдернула кепку с моей головы, и мои рыжие волосы упали мне на лицо: — Тебе нужно подстричься. Выхватив кепку из ее рук, я откинул волосы назад и надел кепку: — А тебе нужно принять душ.