Маркетт воздел левую руку и саданул в боковое стекло, с криком отдернув ладонь и оставив на стекле смазанный кровавый след. Сайдерс рассмеялся. Сквозь липкую пелену страха Маркетт с трудом вымолвил: – Я предлагаю остановиться у ближайшего банкомата. – Неужели? И какой же у вас суточный лимит? – Две тысячи. И я ничего никому не скажу. Клянусь богом. Маркетт чувствовал, что костяшки пальцев сломаны, но боли почти не чувствовал. Грудь стискивало словно от поставленной гири, и каждое дыхание давалось с трудом, наполняя голову дурной легкостью и тошнотным головокружением. – У меня семья. Жена… – глаза Маркетту заволакивало слезами. – Дочь. – Вот хорошо. Они будут по вам скучать? – Очень. Сайдерс посмотрел искоса. – Хорошо, когда есть кому скучать, правда? – Умоляю. – Не надо меня упрашивать. Это мое единственное предупреждение. И не пытайтесь меня ударить. Сайдерс показал в своей левой руке пистолет. Маркетт посмотрел в окно и увидел, что они едут на юг по Лэйкшор-Драйв. Облачный полог наконец-то прорвали несколько солнечных нитей и легли наискось на поверхность озера. Под натиском солнца она даже не походила на воду. Скорее на поле мерцающих драгоценных камней. Вот машина объехала Солидер-Филд. Транспортный поток был не таким уж плотным. Маркетт печально размышлял о своей жизни. У него были семья, друзья. Его чувства к ним оставались чисты, но в этом нет ничего необычного. Необычайного в его жизни, считай что, и не было. Бессчетные часы в либеральном колледже искусств, за обучением беспечной молодежи, которой еще лишь предстоит жизненный путь. А в свободное время он изучал писания людей, живших и умерших сотни лет назад. И все же это была его жизнь. Маркетт проживал ее как мог. Не обходилось и без ошибок, огорчений. Но еще оставалось то, чего ему хотелось совершить. Побывать в шотландском замке. Поплавать с дельфинами. Разумеется, клише, но в его планы входило еще и заняться скай-дайвингом[11]. Теперь же единственное, чего он жаждал, это увидеться со своей семьей. Пусть даже в последний раз. – Могу я позвонить моей жене? – дрожа нижней губой, сквозь слезы выдавил он. – Попрощаться с ней? – Нельзя. Сайдерс припарковался возле планетария Адлера и заглушил мотор. Бьющее в лобовое стекло солнце ухудшало обзор. – Есть и хорошие новости, – сказал Сайдерс. – Что? – рассеянно спросил Маркетт. – Все те жутковатые инструменты, что вы сейчас видели. Они, так сказать, для посмертной забавы. – Вы о чем? Отслеживать слова не получалось; мысли путались, перемежаясь спазмами страха, жалости и огорчения. – Вы отделаетесь сравнительно легко. Видите вот это? Сайдерс достал какую-то дешевую книгу в аляповатой бумажной обложке. «Убийца и его оружие». – Та девица на мосту познакомилась с другой книгой этого автора самым близким образом. Вы такого читали? Маркетт прищурился, разбирая имя автора. – Эндрю З. Томас? Нет, не знаком. Сайдерс улыбнулся. – Доверьтесь мне. Этот автор реально проникнет вам под кожу. Посмотрите сюда. Маркетт поглядел на другую руку своего пленителя, которая сейчас держала шприц. – Что это? – Стопроцентный эквивалент хлорида калия. Заключительный препарат, вводимый государством при смертельных инъекциях. Маркетт поглядел на иглу. На прозрачную жидкость в трубочке шприца. – Что она делает? – спросил он. – Останавливает сердце. – А сколько времени… – закончить фразу он не сумел. – Требуется, чтобы умереть? От двух до десяти минут. – А это… больно? – Врать не буду. При остановке сердца возможны болезненные ощущения. Но уж явно не такие, как от того, что находится за черной занавеской. Разговор из сюррелистичного делался откровенно безумным. – Ну а… после остановки сердца я буду в сознании? – Не знаю. Это часть тайны, что лежит за пределом. Граница познания. Согласитесь, это доставляет некоторое волнение. Маркетт тоскливо оглядел бухту, нечеткий дымчатый горизонт. – Я не готов, – произнес он с неистово бьющимся сердцем. – Иное сложно и предположить, – пожал плечами Сайдерс. – В принципе, я мог проделать это где угодно. Но мне подумалось, что вы любили этот город. И захотели бы вот так посидеть, посмотреть на знакомый простор. – Я два года не разговаривал с дочерью. Глупая ссора. – Они в основном такими и бывают. – А у вас… есть семья? – Уже давным-давно обхожусь без нее. – Мне нужно перед ней извиниться. – Хорошо. – Что хорошо? – флегматично отвернулся от окна Маркетт. – Я дам вам ей позвонить. – Вы серьезно? Сайдерс вытащил из внутреннего кармана айфон, посмотрел на экранчик. – Небольшой запас времени у нас есть. Один знакомый мне как-то сказал: убийства не должны совершаться без маленьких любезностей. Какой у нее номер? – О, благодарю вас! Благодарю! Номер воскрес в памяти не сразу; все-таки с их прошлого разговора минули годы. Пока Сайдерс набирал цифры, Маркетт молился. Тоже впервые за долгие годы. Молился, чтобы ее номер не изменился. Чтобы она взяла трубку. Палач продемонстрировал экранчик с ее номером. – Надеюсь, вы понимаете, что в этот разговор входить не должно. – Да. – Если вы попытаетесь спастись, выдать наше местонахождение или еще что-нибудь подобное… – Я понимаю. Конечно же, понимаю. Палец Сайдерса нажал на зеленую кнопку вызова. Он протянул трубку Маркетту. – У вас одна минута, – упредил он. В трубке послышался гудок. Второй. Третий.