На четвертом он услышал голос своей дочери и напрягся всем своим телом и душой, чтобы не сорваться. – Алло? – Карли? – Папа? – Крошка моя. Видимо, она расслышала в его голосе слезы. Ну и пусть. – Зачем ты звонишь? С мамой все в порядке? – Да, с ней все замечательно. – Он отвернулся от человека, который скоро лишит его жизни, и придвинулся к тонированному стеклу. – Прости меня, Карли. За все. Ты моя… – Па, я тут кое-чем занимаюсь… Давай я тебе попозже перезвоню, через… – Выслушай меня. Пожалуйста. Я был не прав, Карли. Очень не прав. – Ты выпил? – Нет, нет. Карли, ты моя принцесса. Всегда ей была, и я люблю тебя так, что не сказать словами. Ты меня слышишь? На том конце линии стояла тишина. – Карли? – Я тебя слышу. Пап, у тебя все в порядке? – Да. Просто я… – Он зажмурился, и из-под его сомкнутых век заструились слезы. – Мне нужно, чтобы ты знала, какие чувства я к тебе испытываю. И испытывал всегда. Те летние деньки, что мы с тобой и с мамой проводили в Висконсине, на озере Руни… были лучшим временем моей жизни. Я бы отдал все сокровища на свете, чтобы вернуться туда хотя бы на денек. Я так горжусь тобой, Карли. Теперь было слышно, что она плачет. – Десять секунд, – напомнил рядом палач. – Всё, доченька. Мне пора. – Папа, я хочу тебя увидеть. Через полторы недели я буду в Чикаго. – Я бы очень этого хотел. Прости меня, Карли. Я очень сожалею. – Пап, ты уверен, что все в… Маркетт почувствовал, как трубку у него отнимают от уха. Маркетт отер глаза и с тоской оглядел затуманившуюся панораму бухты. Затем он перевел взгляд на своего палача. – Мне давно надо было это сделать. – Ну, вот вы и сделали. В моей жизни были люди – теперь их давно уже нет, – с которыми мне уже никогда вот так не поговорить. Так что считайте себя везунчиком. Но везучим Маркетт себя не чувствовал. Он чувствовал себя опустошенным. – Ну что, Реджи, пора. Закатывайте левый рукав. Пальцы у Маркетта тряслись так, что он чуть ли не полминуты возился с пуговкой на манжете, пока наконец справился с этим нехитрым заданием. – Скажите мне: вы просто ученый педант или за вашей работой действительно стоит вера? – задал вопрос Сайдерс, когда Маркетт медленно закатывал рукав кремовой рубашки, которую ему на позапрошлое Рождество подарила жена. – Не знаю. – Я ведь и сам изучал шедевр Данте, в деталях. Он меня очаровывает. Кстати, у меня к вам вопрос. – Какой? – В каком круге ада думаете разместиться вы? Маркетт окунулся в черные глаза этого человека – какая ужасающая пустота. – Пожалуй, в пятом. – Гнев? – В нем корень всех моих ошибок. – Вы очень честный человек, Реджи. Манжет был уже над локтем, и палач сказал: – Этого достаточно. Поверните руку, чтобы я мог видеть вены. Маркетт замешкался, но не более чем на секунду. – Вы чувствуете позыв к сопротивлению? – Ну а вы как думали. Вы же отнимаете у меня жизнь. – Я понимаю это настолько, насколько вы понимаете, что здесь находится за черным занавесом. Если вам хочется уйти из жизни в мучениях и под собственные вопли, пожалуйста: давайте прибегнем к этому варианту. – Я этого не хочу. Сайдерс взялся за шприц, положив палец на плунжер, и приблизил его к бледной внутренней стороне предплечья Маркетта. – Держите руку тверже. В попытке унять дрожь Маркетт схватил себя за запястье и смотрел, как игла с колким пощипыванием входит в вену. – Доброго пути, брат, – произнес палач и большим пальцем утопил плунжер. Закачав содержимое шприца в организм Маркетта, он аккуратно вынул иглу и отодвинулся на сиденье. Маркетт сидел, замерев, его ладони лежали на коленях. Он ждал. Сердце металось. По бокам сбегали льдистые струйки пота. Никаких ощущений пока не было. За окном вдоль берега прогуливалась пара на четвертом десятке с двумя маленькими детьми. Метрах в двадцати на скамейке сидел старик, с блаженным видом покуривая сигару. В полумиле к берегу невесомо скользил парусник. Мысленно Маркетт нашептывал имена жены и дочери, а затем его ударило – ощущение такое, будто кто-то подвесил его сердце над скоростной трассой, и тут в него на всем ходу врезалась двадцатиколесная фура. Ахнув, Маркетт поперхнулся собственным дыханием. В нем ярилась огненная фурия, изливая в грудную клетку протуберанцы расплавленной лавы. Было смутное сознание, что он бьется в судорогах на переднем сиденье машины и у него неимоверно выпучиваются глаза, а потом все это сникло, и он завалился к двери, последним своим взглядом таращась наружу, туда, где мир мгновенно выцвел и представился черно-белым негативом. Он не шевелился, не мог двинуться, не мог даже закрыть глаза. «Я умру с открытыми», – просквозила оцепенелая, стынущая мысль, а взгляд напоследок уставился в знакомый профиль Хэнкок-Билдинг, торчащее в пяти милях отсюда. Хотя все это уже ничего не значило. * * * Статья в Википедии об Эндрю З. Томасе Эндрю Зиглер Томас (род. 1 ноября 1961 г.) – американский автор триллеров, хорроров и детективов; подозревается в серийных убийствах. Тираж его произведений превышает 30 млн экземпляров. Ряд сюжетов лег в основу художественных фильмов, телесериалов и комиксов. Детство и отрочество