– Пожалуйста, отвези меня домой, – все-таки сумела промямлить я, сохраняя остатки запаса прочности. Реджинальд Маркетт 31 марта, 11:30 Был примерно полдень. На третьем этаже Льюисон-Холла сквозь жалюзи сочился скудный свет, полосами ложась на обстановку тесного, загроможденного кабинета Реджинальда Маркетта – доктора кафедры древней литературы Колумбийского колледжа. Стук в дверь вынудил его оторваться от чтения курсовой работы – двадцати пяти страниц на тему «Пословиц Ада» Уильяма Блейка. Работа читалась так гладко, что можно было с уверенностью сказать: самому автору не принадлежит в ней ни слова. Эту студентку Маркетт помнил. Весь семестр она тянулась ни шатко ни валко, а потому произвести что-либо подобное по калибру не могла решительно никак. Видимо, по своей опрометчивости попрыгунья раскошелилась на вариант для отличников, а не для хорошистов – что, собственно, и подрежет крылья ее взлету к вершинам успеваемости. Маркетт отложил работу и стал пробираться между штабелями бумаг, книг и ископаемой корреспонденции (кое-что со штемпелями еще прошлых десятилетий). Вся эта сумбурность его нисколько не тяготила. В хаосе он обретался и процветал. Единственной мыслью на его пути к двери было отследить, какой именно сайт о Блейке лег в основу купленного этой вертихвосткой опуса. Возможно, на следующем занятии он огорошит ее устной экзаменовкой с пристрастием. Посмотрим, как она будет рдеть, лепетать и метаться. Таких плутишек надо выставлять напоказ, чтоб другим неповадно было. Подвергать болезненной, беспощадно наглядной и унизительной экзекуции. А иначе никак. Открыв дверь, на пороге Маркетт увидел бледного брюнета с хвостом на затылке, в черном блейзере и синих джинсах. Необычность антуража довершали черные ковбойские сапоги. – Чем могу служить? – Профессор Маркетт? – Так и есть. Мужчина протянул руку. – Роб Сайдерс из издательства «Эншент». Я вам на прошлой неделе посылал имейл о нашей заинтересованности в публикации книги о Данте. Маркетт с легкой подобострастностью пожал гостю руку. – Ах да, разумеется. Прошу прощения. Вы, кажется, сообщали, что будете проездом? Прошу вас, заходите. Хозяин завел гостя в кабинет и прикрыл дверь. Подняв со стула стопку поверженных курсовых работ, Маркетт кивнул на освободившееся место: – Прошу вас, присаживайтесь. Извините за беспорядок, но в нем, смею вас заверить, наличествует своего рода система, хотя на первый взгляд этого не скажешь. Когда они наконец сели друг напротив друга за столом, Маркетт засуетился: – Как насчет чашечки кофе или чая? Воды? Можно, в принципе, организовать: у нас внизу есть автомат. – Благодарю, воздержусь. Для меня большая честь с вами познакомиться, доктор Маркетт. – Давайте просто Реджи. – Ваша книга, Реджи, просто изумительна. – Да что вы. Спасибо. – Как утро? Хлопотное? – Да вот, проставляю оценки в ведомость за мой курс английской литературы восемнадцатого века. Ваш имейл меня, признаться, заинтриговал, но… не расскажете ли вы мне о вашем издательстве чуточку подробней? А то Интернет насчет этого скуповат. – Издательство небольшое. Публикуем только академические работы, и притом элитного качества. Я ответственный директор и соучредитель. И при этом давно уже ищу такого, как вы. – Что значит, такого как я? – Истинного ученого, способного донести «Божественную комедию» до читателя двадцать первого века в таком виде, в каком она прежде еще никогда не представала. – Постойте… вы говорите о переводе? А что, разве Пински уже не выдал его еще бог весть в каком… – Я не говорю об очередном заумном подстрочнике. Я говорю об адаптации. Маркетт выпрямился, припав лопатками к спинке стула: – Извините, не вполне понимаю. – Мы ищем нечто, написанное современным языком. И возможно, даже с использованием современных исторических фигур. Маркетт рассмеялся деревянным смехом. – То есть с помещением Билла Клинтона во втором круге?[8] – Именно. А Берни Мэйдоффа[9] в восьмом, и так далее. – Ну а кого же в девятый?[10] – Понятия не имею. А вот ваше масштабное знание нюансов и интенций оригинального текста может здесь весьма пригодиться. Нам нужна книга, способная достучаться до сердец сегодняшних американских читателей так же, как шедевр Данте в четырнадцатом столетии проник в сердца соплеменников-итальянцев. Сердце Маркетта кольнуло волнение. Адаптация для масс может обернуться признанием. И признанием опять же массовым, серьезным, а не небрежной похвалой кучки академистов, подписанных на ту же пятерку замшелых журналов, что и он сам. К тому же после осенней сессии он уходит в продолжительный отпуск. – Разумеется, с решением вас никто не торопит, – вставая со стула и застегивая блейзер, сказал Сайдерс. – Кстати, могу я вас пригласить на ланч? Там я вам свои мысли и изложу. Подобающий аванс для вас тоже предусмотрен. Маркетт откинулся на стуле и поскреб свою седенькую бородку. Его жена, преподаватель экономики в Северо-Западном университете, затевала сегодня на кафедре скромный фуршет, который он вроде как обещался посетить. Однако последнее, чего бы ему хотелось, это маяться несколько часов среди кучки бухгалтеров, притворяющихся преподавателями. – Охотно принимаю ваше предложение, – учтиво согласился он. – Вот и прекрасно, – улыбнулся бледнолицый брюнет. – Со мной как раз корпоративная кредитка. Вот мы ее и используем. Джек 31 марта, полдень Дом представлял собой строение в уединенном леске на западной окраине Бенсвилла. Туда я несколько лет назад перебралась с матерью, но та вскоре сменила жительство на Флориду, обосновавшись в поселке пенсионеров (где ей, согласно ее звонку на прошлой неделе, пришлось купить себе новый матрас, так как старый весь истерся от сексуальных эскапад). Теперь в этом доме я жила с Фином, склочным котом Мистером Фрискерсом и бассет-хаундом Даффи, которого мне подарил друг, тоже по имени Даффи. Фин подъехал по дорожке к дому и кнопкой брелка поднял гаражную дверь. Когда машина заехала внутрь, я вышла и отключила при входе охранную сигнализацию – одну из трех. Внутри дома я отключила вторую и погладила по голове третью. Даффи, как и положено, встретил мое появление зычным лаем, который вызывал у меня больше доверия, чем любая электронная сигналка, даже самая навороченная. Несмотря на вполне себе средний вес – килограммов под сорок – лаял он густо и громко, словно претендуя на родство с каким-нибудь гигантским ротвейлером. Сейчас Даффи, неистово юля хвостом, лизнул мне руку. Обрубки-лапы и проседающее брюхо давали ему сходство с гончей, на которую кто-то взял и наступил, а она взяла и растолстела. Даффи-парень подкинул мне Даффи-кобелька примерно через месяц после того, как пронюхал о моих непростых делах с Лютером Кайтом. К бассету я прониклась любовью. А он любил петь, когда я принимала душ, и был единственным существом на планете, которого терпел склочник Мистер Фрискерс. Фин запер за мной дверь, а я проковыляла к себе в кабинет, скинула обувь и плюхнулась булками на компьютерное кресло. Я была измотана и голодна. Но прежде чем поесть и прилечь, надо было проделать кое-какую работу. Первым пунктом повестки был звонок Даффи (который не бассет). Даффи Домбровски. Познакомилась я с ним во время поездки в Нью-Йорк. Он работал консультантом, а подрабатывал тренером по боксу. По всей видимости, он на меня тогда запал. Или как-то иначе. Трубку он взял на третьем гудке. – Да? – Дафф, это я. Джек Дэниэлс. – Привет, Джек. Как оно? – Ничего. Слушай, мне надо, чтобы ты Даффи приютил, недели на три. – У тебя там все в порядке? – Да вот, собираюсь в спа для беременных. А в конуре ему не место. Я и денег тебе дам ему на еду. – Лучше не давай. Я просто рад буду, если тезка у меня малость погостит. – Ага. Он и ест самую малость: в пределах собственного веса, раз в пять часов собачьим кормом. – Так мало? Ты его что, голодом моришь? Я улыбнулась. – Могу отправить его тебе посылкой. Ты там все в том же трейлере обитаешь?