Диего провел рукой по узкому, шершавому подоконнику в поисках сигарет, которые иногда оставлял Сантос. Но пачки не было. А желание закурить вдруг стало невыносимым. Сделать пару затяжек, чтобы отпустило новое трепетное и чарующее чувство в груди. Теплое и уютное как остывающий горячий шоколад. Тоскливая усмешка коснулась губ. Сколько он не курил? Лет пятнадцать точно, а то и больше. А теперь двоякие ощущения рождали то забытое чувство необходимости. Необходимости в ней. В этой белокурой девочке с серо-голубыми глазами, в ее милой улыбке, в тонких чертах лица, за которыми прячется упорство, независимость и… то, что он не успел разгадать, но теперь не успокоится, пока не поймет. Глава 8 Я проснулась от невыносимой головной боли. Прошлая ночь и вечер плыли в воспоминаниях, обдавая жаром порочного возбуждения. Мелисса и Руи уже ушли, и я, как обезумевшая, побежала под холодные струи воды в душ. Закрываю глаза, и передо мной плывут страстные картинки нашей близости, от которой то душит безумная ярость на бесцеремонное обращение Диего, то невыносимая похоть, окутывающая сладким туманом. Меня ждало самое главное. Нужно отправить деньги на счет лечения мамы. От этой мысли мне становилось радостно и легко. Но вместе с ощущением счастья черной лентой кралась стыдливость. Я заработала эти деньги самым грязным в мире способом. Острые уколы совести разжигали ярость на свое бесстыдное поведение. Пусть я сделала это ради жизни мамы, но все равно ощущала, как мерзкое чувство прилипало к коже самой отборной гадостью. – Я перечислила деньги на счет, – отчеканила в динамик смартфона. В ответ получила подтверждение и просьбу подписать электронно несколько документов. Наконец–то! Мама сегодня же будет прооперирована, и потом после реабилитации вернется домой здоровой! Я почувствовала необыкновенный прилив сил. Собираясь на работу, включила на весь дом радио и подпевала популярным песенным хитам. На работе меня встретила Микаэла и по ее глазам я поняла, что она серьезно обеспокоена. – Элиса не выходит на связь уже со вчерашнего дня. Я схватилась за голову. В своих бесконечных проблемах, раздумий о Рауле–Диего совершенно забыла про подругу! – Я сейчас попробую ей набрать, – чувствуя стыд за равнодушие и забывчивость, набрала номер напарницы на экране смартфона. Длинные гудки и молчание. Но внезапно оно оборвалось и повисла тишина. – Да… Хриплый голос не принадлежал Элисе. Это чужой, незнакомый тембр обезоружил на пару секунд. – Элиса… – растерянно прошептала я, и напряжение повисло угрозой в воздухе. – Моника, это я, да… Облечение смахнуло мрачное предзнаменование, но я тут же начала ее расспрашивать: – Почему ты не берешь трубку? Где ты? Она не то всхлипнула, не то глубоко вздохнула. – Моника, приходи ко мне вечером, пожалуйста, – ее голос стал дрожать, и я поняла – она вот–вот разрыдается. – Что случилось?! Объясни хотя бы вкратце, – пульс забился как сумасшедший. Я припоминала, что последний раз подругу видела веселой, и она с романтическим настроением убежала на свидание к Альваро. – Не могу, потом… Моника, ты только приходи, пожалуйста… – мольба в голосе подруги вызвала новый прилив ужасающего представления того, что могло случиться. – Что? Что случилось? – ко мне подошла Микаэла, встревоженно заглядывая в глаза. – Я не знаю пока. Она не хочет говорить, – пожала плечами, чувствуя, что страшные догадки едко проникают в сознание. Рабочий день потек в своем привычном русле, и раздумывая об Элисе, я старалась не вспоминать о том, что было этой ночью… Припадки моей совести были порой слишком невыносимыми. Я ловила взгляды посетителей, и мне казалось – они все догадываются о том, что вытворял со мной Диего. Я душила в себе сожаление о содеянном, стыд за порочный способ заработать. Пыталась напомнить, что эти деньги сильно нужны моей семье, моей маме… Но понимала, что мои чувства связаны только с ним. С Диего. Острой резью в сердце проходила одна единственная мысль – это был только секс. По грубому, хладнокровному расчету. Ничего более. Он не задавал никаких вопросов. Ему безразлично, кто я, и что у меня в душе. Подходила к зеркалу в подсобке и в спешке вытирала набегающие слезы. Мама будет здорова, а вот от едкой разрывающей на куски боли в моей душе хотелось кричать до хрипа. Я сама позволила пройтись по моим чувствам этому высокомерному амбалу. Сама предложила себя… Пропущенный звонок на телефоне вернул меня из горестных размышлений на землю. Это был врач мамы. – Добрый день, я на работе, отвлеклась немного, – проговорила я, ощущая, как сердце радостно бьется в ритме облегчения. В конце концов, этот Диего не последний мужчина, и страдать по нему больше не буду. Главное, моя семья и те люди, что меня окружают, любят не хрустящие купюры в кармане, а испытывают настоящие, не фальшивые чувства, к которым, возможно, привык этот заносчивый громила! – Сеньорита Соларес, примите мои соболезнования… Фраза как выстрел пронзила тысячью игл прямо в сердце. – Что? – сказала я, словно не понимала смысл слов, но сама от шока отказывалась принимать озвученную информацию. – Сеньора Карла Соларес скончалась. Операцию провели, но слишком поздно. Вы можете приехать за телом или… Дальше я почти не слышала. Мне казалось, что вокруг сгустилась непроглядная тьма. Такая, какую показывают в фильмах ужасов. Обнимает, сжимает в ледяные смертельные тиски. – Моника, Моника, что случилось, тебе плохо? – вскрик Микаэлы привел меня в чувство, но я оглядывалась вокруг будто абсолютно дезориентирована в пространстве – Поднимайся, поднимайся! Ноэлия, вызови 911, Монике плохо… – Нет-нет, – заговорила я – Мне не нужен врач. Передо мной появился стакан с водой. Я совершенно не помню то мгновение, когда очутилась на полу, сидя, поджав под себя ноги. Сглатываю мерзкий комок и стараюсь сдержаться от крика, который разрывает внутренности на части. – Мама умерла… Микаэла замирает на долю секунды, а потом кидается ко мне и крепко прижимает к себе. Больше нет сил держаться, и я реву навзрыд, с каждым разом все больнее осознавая страшную новость. – Как мне сказать сестре и брату, – всхлипываю, и от осознания ужасаюсь. Что с ними будет? Как они выдержат это невыносимое горе? – Это не главное сейчас, моя милая, – убаюкивающее говорит Микаэла – Тебе важно самой успокоиться, и тогда ты сможешь сказать об этом своим близким. Мы поможем, чем сможем, Моника. Ты не одна, помни это. И держись… Я лишь кивала головой, растирая соленые дорожки слез по щекам. – Мои соболезнования, Моника, – сдержанно проговорила Ноэлия – Иди, домой. Мы как-нибудь справимся. – Спасибо, – ответила я, поднимаясь с пола. Микаэла придерживала меня за локти. – Езжай на такси, а то еще вдруг станет плохо по дороге, жарища сегодня невыносимая, – строго говорила Ноэлия, но в ее голосе слышалось сострадание и забота. Пусть не такие открытые и дружелюбные, но первый раз я тронута ее сочувствием и теплотой. Дома меня встретила мертвая тишина. До дрожи, до боли внутри грудной клетки. Я зашла в комнату мамы, и не удержавшись, упала на кровать, сотрясаясь в приступах рыдания. Плыли как в наказание кадры из нашей жизни, когда мама еще была жива. Как она любила собирать всех за ужином и ругалась с Мелисой, когда та хотела сесть за компьютер с тарелкой, переписываясь с подружками. Как учила Руи складывать ланч в рюкзак так, чтобы бутерброды не превращались в непонятную кашу… – Мама, мамочка… Это неправда, этого не может быть… – повторяла в пустоту, а внутри все сгорало от жестокого огня реальности. Самое тяжелое ждало впереди. * * * – Ух, ну сегодня и жарища будет, – Сантос потрепал ткань рубашки, пытаясь охладить тело, но должного эффекта это не принесло.