– Матео, спасибо за все, – также шепотом отвечаю я. Он только кивает. Момент самый жуткий, самый душераздирающий навсегда останется в моей памяти. Бледная, впалые щеки… моя мамочка в этом гробу, обитом черной тканью. В Мексике приняты яркие похороны. И видимо, Матео не поскупился на всякие традиционные штуки. В левом углу стоит поминальный алтарь. Вверху фото мамы, улыбающейся, еще такой молодой, жизнерадостной. Внизу – венки из цветов и сладости. В день Мертвых, самый странный праздник в Мексике, делают сахарные черепа, пекут печенье в форме человеческих костей, шоколадки в форме гробов и прочей атрибутики смерти. Я никогда не думала, что все это придется мне увидеть на похоронах самого близкого человека. Казалось, кощунство в стране, которой живу, зашкаливает и есть подобное я никогда не смогу. – Мама, мамочка, – всхлип Руи выдергивает из тягучих размышлений. Дети разом прижимаются ко мне, и плачут, не стесняясь слез и громких рыданий. Я сама смотрю на застывшую посмертную маску матери и ощущаю, как пол рушится под ногами, а мир разлетается на острые осколки сожаления. Кому теперь нужны мы? Кому теперь нужна я? Крепче прижимаю Руи, и целую его в мокрую от слез щеку. – Я буду всегда рядом. Мама тоже с тобой будет рядом. Она как ангел-хранитель будет смотреть на нас с небес, правда же, Мелиса? Сестра часто кивает. Счет времени уходит. Я теряюсь в размышлениях, воспоминаниях и грустных предзнаменованиях будущего. Мелиса и Руи успокаиваются. Они сидят рядом, только тяжело вздыхая и с необъятной тоской разглядывая худой силуэт мамы. Ловлю себя на абсолютно дурацкой мысли: если бы Диего был здесь, обнял, сказал, что он будет рядом, поможет и поддержит меня… «Моника, ты полная кретинка» – жестко обрываю розовые мечты, которые, похоже, после одноразового секса заполонили напрочь мой разум. – Время прощания подходит к концу, – в зал заглядывает девушка в красно-белом платье и вежливо улыбается. Я помню, что у большинства коренных мексиканцев не принято грустить и плакать во время похорон, и вовсе не виню менеджера за эту нелепую эмоцию. Мы поднимаемся и выходим. Теперь предстоит прощальное шествие по нашему городку. Я знаю, как провожают в последний путь, и мне хочется как можно быстрее дойти до кладбища. Все потому, что песни, танцы и радость за мою маму оттого, что она обрела настоящее счастье, новую жизнь без страданий и боли, еще больше загоняли в беспросветную депрессию. Я не могу противостоять менталитету мексиканцев, но и не могу вынести эти веселые голоса и радостные улыбки. Матео, Начо, Альваро и Каэтан несут гроб, и мы идем прямо за ними. Напряжение пронзает мое тело. Я жду начало традиционных похорон, но все лишь тихо переговариваются, задают вопросы по дальнейшей нашей жизни. На кладбище меня накрывает полное осознание, что маму я вижу в последний раз. Я закрываю лицо руками и плачу. Нет сил держаться перед сестрой и братом, показывать силу воли и хладнокровность. Горячие ладони касаются моих плеч, разворачивают на сто восемьдесят градусов, и обоняние приятно щекочет мужской парфюм с нотками свежести. Я знаю. Это Матео. – Чш–ш–ш–ш, все будет хорошо. Все образуется. Я помогу, чем смогу, Моника, я обещаю… Я киваю в знак того, что слышу его слова, принимаю заботу и беспокойство. – Матео, спасибо… Спасибо тебе за все, – проглатываю горький комок – я думала, что придется терпеть местные традиции с песнями и танцами, но хорошо, что этого не было. – Я предупредил всех. Тех, кто нарушит данный запрет, мы готовы были увести с прощания с твоей мамой. Я поднимаю заплаканное лицо и ошарашенно гляжу прямо в темно-карие глаза бывшего. Суровость легкой тенью пробегает по его плотно сжатым губам и серьезному собранному взгляду. Как хорошо знает меня Матео! И внутри разрастается ядовитыми водорослями совесть. Где этот амбал Диего, который оценивает меня, как товар в магазине, относится ко мне, как к куску сочного мяса?! Злоба на пренебрежительное отношение больно бьет прямо в сердце. – Если бы не ты, не знаю, что бы делала, – признаюсь честно и стараюсь не смотреть в лицо Матео. Он не подозревает, на что я пошла ради жизни мамы. После того, как гроб закапывают в землю, ставят крест, и окружающие люди расходятся, приободряя меня и брата с сестрой, Матео предлагает нас подвезти до дома. Я соглашаюсь, и когда оказываюсь дома, сразу же хватаю сумочку и направляюсь прямиком к Диего. Я верну ему оставшуюся сумму, и то, что я потратила, тоже верну в полном объеме. Выбегаю на улицу и уверенным шагом направляюсь к бараку, где живет Диего. Глава 10 Ночной воздух не охлаждает того бушующего огня ярости, что горит внутри меня. Смешивающаяся обида, гнев и жалость к самой себе выкручивают мою душу наизнанку. Почему же Матео так добр ко мне? «Потому что любит, – едко подсказывает подсознание и с тем же цинизмом продолжает, – а ты любишь этого высокомерного головореза!» Трясу головой, и пытаюсь выгнать разыгравшуюся совесть, которая решила, что теперь она – главная. – Верну деньги, и уйду. Видеть не хочу, – шепчу себе, и понимаю, что вру и откровенно лицемерю. Сердце колотиться о ребра так что начинаю задыхаться, и чувствовать, как перед глазами от начинающегося волнения плывут темные круги. Останавливаюсь, и перевожу дыхание. Желудок схватывает судорогой, и я невольно вспоминаю, что кроме кофе и кусочка такос с курицей я больше ничего не ела. – Моника, все хорошо? Меня окликает наш постоянный клиент сеньор Гарридо и с беспокойством заглядывает в глаза. – Да, да, все нормально, – вымученно улыбаюсь. Он только сочувствующе кивает. – Прими мои соболезнования. Не смог присутствовать на похоронах сегодня. Напарник попросил подменить его. – Ничего, я все понимаю, – отвечаю я. Мне стыдно, что приходится прерывать разговор, и даже, кажется, сеньор Гарридо удивлен моим спокойным отношением и равнодушием. – Простите, я тороплюсь, – и ухожу. Прохожу несколько сот ярдов и оказываюсь около двери квартиры Диего. Набираю полные воздуха легкие, и стучусь. Шум в ушах от биения пульса лишает меня слуха. Сжимаю кулаки и повторяю, как мантру: «Моника, соберись! Соберись! Просто отдай деньги и уходи. Не слушай, не обращай внимания на подколки!» Дверь распахивается, и передо мной Диего в одних только боксерах. – Неожиданно, – произносит он с усмешкой. В серых глазах загорается огонек вожделения. – Я пришла отдать деньги, – и протягиваю пакет с тремя пачками долларов – забери! Он окидывает безжалостным, жгучим взглядом, словно равняет меня с землей, указывая на мой статус. – Я не возьму обратно деньги, – рявкает он, и черная туча вихрем взметается в глазах цвета стали. – Мне больше не нужны деньги. Оставшуюся часть я отдам, как заработаю! – протягиваю руку, но Диего не делает и шага ко мне, чтобы забрать. Я избегаю контакта глаз, потому что, словно одержимая этим гангстером, полностью подпадаю под гипнотическое влияние его брутального образа. – Ты заработала их, теперь пользуйся, – летит мне в ответ жесткая издевка. Я наклоняюсь, кладу деньги около его ног и силой заставляю себя повернуться и уйти прочь. Слезы подступают к горлу горьким аперитивом. Делаю несколько шагов, и тут же чувствую рывок за руку назад. – Куда собралась?! Диего не церемониться со мной, и спотыкаясь о порог, рассыпавшиеся деньги, я руками ощущаю жар его кожи, касаясь то груди, то рельефных бицепсов. Впечатывает в стену, так будто хочет убить. Кожа горит от его сильных пальцев.