– Нет, Мот, если уж тебе выпадает в жизни момент равновесия, лови этот момент и забудь про нас. – Джули раздала нам последний изюм в шоколаде. У подножия водопада, чувствуя себя лилипутами на фоне его первобытной силы, мы попросили одну из девушек в дождевике нас сфотографировать. Мы все подпрыгнули повыше – уже совсем немолодые люди, которые поймали момент жизни вопреки бесконечности. А может быть, наоборот, благодаря ей. Момент дикой, громкой какофонии жизни, застигнутой прямо в полете. В воздухе над водопадом кружили два глупыша, а мы вдыхали пустоту вулканической возможности. Там, где земля начинается и заканчивается, а жизнь продолжается в новой форме. /////// Автобус давно ушел, а мы поставили палатки у реки, сели в теплом сухом кафе и заказали еды. Впервые за время путешествия подключившись к интернету, я бегло просмотрела гигантский список пришедших имейлов. Среди них было письмо от литературного агента. «Соленая тропа» попала в десятку самых читаемых книг в Германии, и о ней написал популярный журнал. Фотография, на которой мы стояли возле маяка Годреви – бездомные, но смеющиеся, – украшала журнальные стойки по всей Германии. Только перемены Пройти сквозь растрескавшиеся, расщепившиеся дубовые двери амбара, где делался сидр, было все равно что пройти сквозь время. В иной мир, где темные каменные стены, едва различимые в полумраке, по-прежнему хранили многовековой сладкий запах фруктовой мякоти и ферментации. Сквозь чердак, где когда-то стояли полные мешки только что собранных яблок, мимо паутины, укутавшей все балки и уголки, занавесками колыхавшейся в дверных проемах, там, где поколения фермеров наполняли пресс раздробленными яблоками и смотрели, как из него бежит сок. Вдоль стен рядами, в глубоком мускусном предвкушении, стояли дубовые бочки. Они ждали, когда мутный и терпкий свежевыжатый сок вновь наполнит их, и цикл производства начнется заново. Впрочем, ощущение старины и прошлого было надежно скрыто под слоем мусора и пластиковых пакетов, пока Мот не прошелся по амбару со щеткой, медленно и методично подметая грязь и складывая ее в мешки. Затем он мыл стены, пока в амбар не вернулся запах сидра, а вместе с ним и дыхание истории. Когда он закрыл дверь, легко можно было представить, что тени в темных углах – это призраки монахов, которые открывают краны на бочках, чтобы попробовать забродившую розовую жидкость. В доме, прислоненные к стене спальни, стояли наши рюкзаки и испускали слабый запах серы. Прошло уже две недели с нашего возвращения, но мы еще не были готовы разбирать вещи. Из наших мыслей еще не выветрились воспоминания о неукротимом вулканическом хаосе, мы не могли поставить на полку ощущение безграничного свободного горизонта. На улице с отяжелевших ветвей свисали круглые спелые яблоки, теплое и низкое осеннее солнце рисовало узоры на их влажной красной кожице. Я поднесла к одному из них руку, чтобы посмотреть, крепко ли оно держится на ветке, и яблоко оторвалось, едва я его коснулась. Время пришло: пора было их собирать. Вскоре они окажутся в амбаре и начнется сезон сидра. Я как раз собрала первые яблоки в корзину, когда желтые листья на дереве задрожали. Ветер задул с севера, и мягкие тона осени резко посуровели. Еще до наступления темноты из-за холма принесло яростный ураганный ветер, ливень и град, они обрушивались на сад волна за волной. Когда ненастье наконец прекратилось, тонны яблок лежали на земле, помятые и побитые, деревья стояли голые, а слабый свет был водянистым, как бывает ранней зимой. – Как жалко-то. Надо собрать яблоки с земли и отнести в амбар, пока не сгнили, – Мот присел под деревом, выбирая из кучи неповрежденные плоды и складывая в ведерко. – Соберем что осталось. Что еще нам делать? – Вдвоем? Нам в жизни с этим не справиться; их слишком много. Что-то мы можем собрать, но основной урожай пропадет. Вот же невезуха. – Мы оглядели изуродованный сад. Нам ни за что не успеть собрать все яблоки до того, как они начнут гнить, но кто нас выручит? Просить о помощи было некого. /////// Перед домом парковались машины, полные людей из Полруана. Сара, вооруженная пакетами бутербродов, бутылками вина, перчатками и ведерками. Еще какие-то люди, которых мы видели мельком или вообще никогда не видели, бодрые мужчины и женщины, одетые в сапоги и шапки. Из последней машины вышли Джилл и Саймон, счастливые, смеющиеся. Они были парой и не скрывали этого. – Джилл, я думала, ты вернулась в Лондон. – Нет, я осталась, пробуду здесь до Рождества, если, конечно, Саймон раньше не выгонит. – Уж не выгоню; ты всегда знала, что можешь здесь остаться. Ты уезжала, потому что сама так хотела. Доверие – вещь неуловимая, но если дать ему шанс, оно начнет расти и расцветет. Они отправились в яблоневый сад. Все это было так же необъяснимо и неизбежно, как появление армерии в исландском пепле. За несколько дней чердак амбара для сидра наполнился мешками яблок, и в бочки потек свежевыжатый сок. /////// Полусвет ноябрьского утра озарил горизонт, полоска нежнейшего розового отразилась в облаках, омыв цветом нижнюю кромку их нависающей голубой громады. Сквозь крошечные щели в облаках проглядывало бледное небо, намекая на ясный день и неведомые возможности – близкие, но недосягаемые. С ближайшего поля поднялся туман, растворившись в слабом свете солнца, и мы увидели снующие в траве коричневые фигурки. Мы смотрели, как они то собираются в кучки, то снова бросаются в стороны. – Поверить не могу, что они здесь. – Я не думала, что они вообще когда-нибудь вернутся, но прошел всего-то год с небольшим, и вот они. – Я прищурилась в бинокль, чтобы получше разглядеть поле. Кроншнепы вернулись. Высокие коричневые птицы с узнаваемыми загнутыми клювами копошились в траве в поисках насекомых и жучков. Они-то знают, где искать еду. Исчезающий вид, редкий и хрупкий, кормился в поле, которое еще совсем недавно было совершенно мертвым, не считая одиноких дождевых червей. Мы, зачарованные, любовались птицами, пока солнце не выжгло из неба утренние краски и кроншнепы не вернулись к ручью. Мот сложил бинокль и убрал в чехол, руки его двигались плавно и послушно. Мы отправились в сад и уселись на привычное место на дереве, в котором жили древоточцы. Свежий сок, вытекший из отверстий летом, застыл жесткими каплями смолы. Может быть, то насекомое, что жило в стволе, преобразилось и улетело, а может быть, и дальше пряталось и росло в нем, и так будет продолжаться годами. Время покажет, но только если мы окажемся тут в правильный день и в правильный момент. – Поехали на берег? Мне сегодня хочется быть на тропе, слышать море. Нам всегда будет необходимо возвращаться на тропу, как бы далеко от нее мы ни уехали, вдыхать запах соли и раскрывать руки навстречу ветру, стоя на вершине скалы. Мы прошли по знакомому мысу к той полянке среди кустов дрока, где всего несколько коротких лет назад ставили палатку, – у нас не было ни дома, ни денег, ни еды, но здесь, на краю земли, нам каким-то чудом не было страшно. Мы сидели на полянке, окруженные кустарником, на голом пятачке каменистой земли, море сливалось с серым горизонтом – всё те же люди, которые когда-то дрожали от холода в палатке на этом самом берегу, сменился только пейзаж вокруг. Холодный ветер гнал соленый зимний воздух с моря и выдувал из головы остатки сомнений. Ни лекарства, ни врачи не помогут Моту, он в них больше не нуждается. Его тело нашло способ обойти болезнь и продолжать жить – благодаря тому, что он стал жить так, как было предназначено природой. Когда люди перестали грубо вмешиваться в жизнь земли, птицы и звери смогли вернуться на ферму, и точно так же Мот остался в живых, вернувшись к более естественному образу жизни. Жизнь поменялась и приняла новые формы – не при помощи человека, а, наоборот, без него. Зимний ветер нес к суше серую завесу дождя – мы видели, как с горизонта надвигается буря. Не нужно «быть аккуратней на лестнице – важно бежать по ней, бежать как можно быстрее и не бояться того, что „часики тикают“ или „время проходит“». Ничего нельзя измерять временем – только переменами, а перемены всегда нам подвластны, остается лишь сделать выбор. Я закрыла глаза и отдалась звукам, позволила себе услышать голос. Спокойный и приглушенный, он звучал в ветре, свистевшем между камней, в прозрачном дожде, падавшем сквозь солнечные лучи. Он слышался в крике чайки над морем, отражался от скал, где-то на зыбкой грани между водой и воздухом. В шорохе листьев, когда я раскачивалась на ветках ивы или пряталась в темном лесу. Он был всегда, шептал вместе с водяными землеройками в канаве, пел с оленями на склоне горы, ревел с тюленями, перекликавшимися за туманными мысами. Голос, который начинается там, где заканчивается наука… /////// …голос, означающий больше, чем связь или причастность. Гудение частиц, вибрирующих в такт энергии жизни. Голос бьющейся пульсирующей дикой тишины земли. Голос дома. /////// …a sound beyond connection, or belonging. The hum of particles vibrating to the energy of life. he voice of the beating pulsing wild silence of the earth. The voice of home. Об авторе «Дикая тишина» – продолжение реальной истории автора и ее мужа, начатой в книге «Соленая тропа». «Дикая тишина» рассказывает о том, как складывалась жизнь Рэйнор и Мота после похода по юго-западной береговой тропе. Рэйнор Винн решилась описать поход в книге, которую изначально задумала как личный подарок своему мужу. Прочитав рукопись, дочь автора убедила маму показать работу литературному агенту. В 2019 году книга «Соленая тропа» вышла в издательстве «Пингвин» и вскоре стала бестселлером в независимых книжных магазинах Великобритании, получила высочайшие отзывы критиков. В результате событий, описанных в «Дикой тишине», Рэйнор Винн и Мот теперь живут на ферме в Корнуолле. Оба испытывают огромную тягу к природе и походам. В книге «Дикая тишина» рассказывается, как они оправляются в поход по Исландии. * * *