Она слегка подтолкнула Бена локтем, который нерешительно продолжил: – Ликуй, Инж… Инж… – Анжерский, – перебила его Корд. – Анжер – это такое место во Франции, Бен. ЛИКУЙ, АНЖЕР, И КОЛОКОЛЬНЫМ ЗВОНОМ ПРИВЕТСТВУЙ КОРОЛЯ! – выкрикнула она, и Бен отскочил в сторону, глядя на сестру со смесью гнева и покорности. – Что еще говорит папа в начале каникул? – Вот они сами. Любуйся… – начал было Бен, но Корд снова его перебила: – ВОТ ОНИ САМИ. ЛЮБУЙСЯ… – Корделия, это чересчур громко! – ВОТ ОНИ САМИ. ЛЮБУЙСЯ – ТРИУМВИР, – снова начала Корделия, напрочь игнорируя замечание Алтеи, и ее голос зазвенел по всей бухте, и Бен тут же присоединился к ней. – ОДИН ИЗ ТРЕХ СТОЛПОВ ВСЕЛЕННОЙ, В ДУРАЧКАХ У ПЛЮХИ[21]. Они удовлетворенно переглянулись. – Все правильно? – спросила Корд у матери. – Великолепно. Только правильно будет «у шлюхи», а не «у плюхи». – А что значит «шлюха»? – Спросишь у папы. А теперь идите-ка с братом на кухню, хватит шуметь. Корделия, можешь… – Она заметила, что ее дочь, моргая, мрачно всматривается куда-то. – Корд, прости. В чем дело? Корд показала на стену: – Смотри, фотография лодок пропала. Что это за портрет? Кто это? Кто все поменял? Алтея, вываливающая на кухонный стол продукты из коробки, остановилась. – Даже не знаю. О, наверное, это папина тетя. Та, кому принадлежит дом. – Где фотография лодок? – требовательно спросила Корд. – Я не знаю. Может быть, папа перевесил ее, когда был здесь в мае. – Ненавижу перемены! – яростно сказала Корделия. – Он не должен был приезжать сюда без нас. – Да, – сказал Бен. – Это нечестно. – Так, вы двое, живо мойте руки и садитесь завтракать. Бен, ты увидел море первым, так что выбирай: омлет или яичница? – Омлет, пожалуйста. Но ведь омлет всегда делает папа, а кто же его приготовит сейчас? – Думаю, что я справлюсь с омлетом, Бенедикт. – Не называй меня Бенедиктом, ненавижу это имя. И прости, мама, но нет, ты не справишься. Ты вообще не умеешь готовить. Она почувствовала неприятный укол. – Это не так! – Папа тоже не умеет, – пришла на помощь Корд. – Ах, как же я по нему скучаю, – добавила она, задумчиво поглаживая обеденный стол. – Вот бы он поехал с нами! – Я понимаю, но давайте все же постараемся получить немного удовольствия, хотя папы и нет рядом, – спокойно ответила Алтея. Она покосилась на синие бакелитовые часы на стене, задумавшись о том, когда зазвонит телефон, и зазвонит ли он вообще. – Это будет непросто, – вздохнул Бен. – А тетя Айла вообще приедет? Дети очень любили сестру Алтеи, живую и веселую школьную директрису, шотландку по происхождению. Они гостили у нее в Керкубри, в белом георгианском доме, где сестры выросли. Айла прекрасно поработала над домом, превратив студию их отца, художника, находившуюся в самой глубине запущенного сада, в небольшой театр; совсем рядом протекала река Ди, где буксиры и рыболовные суда скользили по мутной, но все же сверкающей воде, в сторону залива Солуэй-Ферт. – Нет, у тети Айлы дела в школе. – О-о-о, ужасно! – преувеличенно горестно застонали дети. Алтея промолчала. – Возможно, кто-то другой заглянет в гости. Например, старый мамин и папин друг Саймон. Помните Саймона? – осторожно добавила она. – Нет, – сказал Бен. – Когда-то давно они с папой жили вместе. Он был блондином; папа как-то раз подстриг его на крыльце, и до конца лета его золотые волосы виднелись сквозь половицы, – сказала Корд безо всякого выражения в голосе. – Он подарил тебе шарф, мамочка. И всегда помогал тебе мыть посуду. – Да, именно он. Может быть, он заглянет к нам. И еще дядя Берти. – Ура! – сказала Корд. – Но я все равно расстроена из-за тети Айлы. Я хотела показать ей мою новую книгу. – Она бы научила меня рыбачить, – сказал Бен. – Раз папы не будет. Она здорово ловит мелких рыбешек. – Это и я могу, – сказала Алтея. – Раньше я постоянно ловила рыбу. – Нет, это не то, тетя Айла знает, как рыбачить по всем правилам. У нее в саду течет настоящая река. – Ну и ну! Я ведь тоже выросла в том доме, – сказала Алтея с раздражением. – И я умею рыбачить. На самом деле, – горячо добавила она, – я ловлю и рыбу, и крабов гораздо лучше ее. Тетя Айла только и делала, что играла в куклы. Дети уставились на нее с вежливым недоверием; Бен почесал нос. – Вот как. А я думал, что все, чем ты занималась, была симпатичной, мама, – сказал он. Алтея на мгновение закрыла глаза, а затем вздрогнула от того, что Корд неожиданно обняла ее за талию. – В некоторых вещах тебе нет равных, – серьезно сказала она. – Я уверена, что мы отлично проведем каникулы и без папы с тетей Айлой. – Спасибо, дружок. – Алтея крепко обняла ее, но спустя мгновение сказала: – Теперь повторяю в последний раз: идите мыть руки. И переоденьтесь, пожалуйста, в шорты, если собираетесь после еды на пляж. Ну, идите, иначе ничего не приготовлю. Тони, в противоположность Алтее, любил зрителей, и это было главным отличием между ними с актерской точки зрения. Он смотрел на них, через них, мимо них, пытаясь установить с ними контакт и увлечь их за собой. Дома, в Лондоне, он знал по именам всех лодочных рулевых, он помнил каждого таксиста, каждого старьевщика, каждый из которых был готов отклониться от своего маршрута и сделать крюк лишь для того, чтобы увидеть его; он запрыгивал в автобусы и радушно говорил с кондукторами и пассажирами, не знавшими, кто он такой. Здесь же, в своем любимом Боски, он вообще чувствовал себя как рыба в воде: приветствовал старых друзей, щекотал детей под подбородком, торопливо взбегал по ступеням пляжных домиков, чтобы помочь женщинам спуститься с плетеными корзинами для пикника, перебрасывался шуточками со стариками, сидящими на скамейке возле паба, – словом, полностью владел сердцами местных жителей, и каждый из них обожал его в ответ. Тони трудно было не обожать. – Какая жалость, что мистер Уайлд не смог приехать, – посетовала миссис Гейдж, накрывая на стол. – Да, это печально, – ответила Алтея, после чего громко позвала детей: – Омлет почти готов! Поднимайтесь и поешьте, пожалуйста. – Она повернулась к миссис Гейдж. – Постановка имела огромный успех, и театр увеличил число спектаклей. – Постановка? – «Антоний и Клеопатра». – О-о. – Миссис Гейдж, казалось, не впечатлилась. – Я читала ее в школе много лет назад. То ли дело рождественская пьеса, что мы смотрели недавно! Чудо что за вещица – непременно расскажу Тони. «Никакого секса, пожалуйста, мы британцы»[22] – про жену, которая по ошибке заказала непристойных журналов, и они начали… Алтея прервала ее: – Не могли бы вы привести детей, миссис Гейдж? – О, конечно! Что же до Клеопатры – та еще дамочка была, если вы спросите меня, – пробормотала миссис Гейдж, медленно направляясь к двери. – Расскажу ему, когда он приедет… Алтея кивнула. Она встала и посмотрела в зеркало, а затем, не удостоив внимания свой портрет, оглянулась за спину – туда, где недавно повесили изображение тетушки Дины. Она смотрела на лицо пожилой женщины, улыбавшейся и полной энергии, на ее длинный заостренный нос; в ее образе было что-то смутно знакомое, но она не смогла бы сказать, что именно. – И какая муха его укусила? В последний год или около того он сам на себя не похож, – тихо сказала она. – Не знаешь, что с ним случилось? Вот бы ты могла мне ответить… Послышался нарастающий топот детских ног по ступеням, дети вбежали в кухню и устроились на своих местах за столом. Алтея улыбнулась и налила им по стакану молока, затем присела сама и расстелила салфетку поверх платья. – Вот, пожалуйста: омлет, бекон и тосты. Бен бросил взгляд на младшую сестру. – Спасибо, мамочка… – начал было он. – Мама, – перебила его Корд. – Мы хотим кое-что тебе сообщить. Бен затолкал в рот кусок хлеба. – Продолжай, – сказала Алтея умолкнувшей на полуслове Корделии. – Мы меняем имена. Да, Бен? – Корд посмотрела на брата, ища одобрения. – Нам больше не нравятся наши. Глупо носить имена шекспировских героев[23]. – В школе меня называют Дикки, и меня это бесит. – А меня – лаймовым кордиалом[24]! Алтея не ответила, но кивнула.