– Корд, я… – Меня зовут Агнета. Тони засмеялся, он просто не мог иначе. Он уронил голову на руки и дал волю веселью. – Ох, дорогие мои, как же я рад вас видеть! – Как долго ты здесь пробудешь? – спросили они почти в унисон. – Сегодня, завтра и в четверг до обеда. Я купил глазированные булочки на завтрак. А теперь, пожалуйста, дайте вашему бедному уставшему отцу пойти помыться, а потом мы обсудим наши планы. – А ты закончишь читать нам «Хоббита»? Саймон пытался, но у него все голоса получаются неправильно, а потом ему пришлось вернуться в Лондон после того, как мы только-только добрались до Ривенделла[36]. – Я… Я закончу. – А ты купишь еще бекона для крабовых ловушек? Мистер Гейдж говорит, что только это точно сработает. – Да, Корд. – Я Агнета. Пап, ты должен запомнить. Мы сменим имя, когда вернемся в Лондон. Официально. Бен кивнул, а потом потянул отца за собой, продолжая обвивать его руками. – А можно мы возьмем лодку из пляжного домика? – А можно мы устроим пляжные гонки? И поиграем в «догони оладушек»? О, а еще мы покажем тебе новый способ играть в «цветы и камни»-я придумал несколько новых правил, и игра стала даже еще интереснее. Тони снова притянул их обоих к себе. – Да, – прошептал он в запорошенные песком волосы сына, почувствовав комок в горле. Он был дома, он был в безопасности, и они были рядом… Он услышал шаги и поднял голову. В дверном проеме появилась Алтея, солнечные лучи создавали светящийся ореол вокруг ее соблазнительного силуэта, заключенного в васильковый шелковый халат… Без макияжа она выглядела молодой, статной, застенчивой девушкой из Шотландии, которую он годами преследовал по всему Лондону, в кафе и прокуренных клубах, которую хотел с яростью, до сих пор удивлявшей его самого. Лицо жены показалось ему непроницаемым, как маска, но, когда их глаза встретились, она прикусила губу, и он понял, что Алтея все еще принадлежит ему – пока. – Привет, – сказал он, подняв на нее глаза. Алтея затянула поясок халата потуже, пристально глядя на мужа. – Здравствуй, – сказала она. – Какой приятный сюрприз! Дети с интересом наблюдали за ними. Я скучал по тебе. А у тебя тут был Саймон. Прости, что мы снова поссорились. Тони покачал головой, ненадолго прикрыв глаза. Он знал, что это его выбор. Если бы он только мог перестать слушать голос в своей голове, который в этом году снова начал нашептывать ему разные вещи; если бы только мог, он сумел бы исправить ошибки – они не катастрофические, пока еще нет. Он знал: способность сделать их всех счастливыми все еще живет в нем. Если бы ему только хватило сил. Он глубоко вздохнул, потом выдохнул. – Отвечаю «да» на все. – Он поцеловал свою дочь. – Ух, как же я рад быть здесь, Корд. – Это был последний раз, папа. Я больше не буду повторять. Алтея пожала плечами. – Тебе придется поговорить с ними об этой неразберихе с именами, милый. Я сдаюсь. – Я поговорю. Так ты скучала по мне? – Да, – сказала она спокойно. – Глупец, ты же и сам знаешь, что да. – Маленькая птичка напела мне, что здесь был Саймон. – Да, и это было потрясающе. Он отлично ладит с детьми. – Она прочистила горло. – Впрочем, он женится и переезжает в Штаты на несколько лет, так что мы какое-то время не увидимся. Их глаза встретились. Он благодарно кивнул. – Дядя Берти тоже был здесь. Он привез воздушного змея, но тот сломался, – сказала Корд. – Я могу его починить. – Знаю, что можешь. Тони поднялся, спустился по ступенькам крыльца, встал так, что солнце светило в его непокрытую голову, и широко развел руки. – ЛИКУЙ, АНЖЕР! – проревел он, и дети затанцевали от радости вокруг него. – И КОЛОКОЛЬНЫМ ЗВОНОМ ПРИВЕТСТВУЙ КОРОЛЯ! Выходить каждый день на сцену, быть кем-то другим – грязная работенка. Она становится только тяжелее – и никогда легче. Иногда ему казалось, что его мозг вот-вот расколется, раскроется, как орех, и эти мерзкие, аморальные, сводящие с ума мысли выскочат из него, как злобные лепреконы, подпрыгивая, крича, кусая его за ноги, бегая повсюду, круша все вокруг без разбора. Прошлой ночью они почти сделали это. Люди, конечно, придут в ужас, да они просто упекут его в сумасшедший дом, – но тогда-то наконец все и кончится. Так что, возможно, лопнувший череп не такая уж и плохая идея… Тони покачал головой. Прошлое всегда оставалось внутри, таилось, поджидало часа, когда можно будет до него добраться. Но этот час пока еще не пришел. Пока нет. Не сегодня. Глава 4 Лондон, июль 1940 года В больнице были хорошо слышны шаги – даже те, что доносились из дальнего конца коридора. Звуки отражались от красной плитки, которая выглядела обманчиво теплой, но на самом деле была холодна, как лед, и разлетались по всему зданию. Поэтому, даже притворяясь спящим, Энт всегда точно знал, что кто-то идет. Когда его впервые забрали сюда, он поворачивался к дверям каждый раз, когда в больницу заходил очередной посетитель, хотя спать на боку не мог – из-за хрупкой сухости стягивающих влажно-красные болячки корочек. Каждый поворот был агонией, но Тони все равно вертелся-ему требовалось знать, все проверить, ведь, возможно, они все поняли неправильно, и она еще вернется. Возможно, они просто увезли ее куда-то еще. Но она не возвращалась. Старая викторианская больница смердела чем-то тошнотворно сладким, и здесь всегда, даже в разгар лета, было холодно и очень тихо. Другие дети в палате Энта вели себя так же замкнуто, как и он. Одни не могли говорить, поскольку серьезно пострадали, другие не собирались обсуждать то, что видели. Энт болтал с одной девочкой через проход от него. Ее звали Черри, и она судорожно сжимала в объятиях мишку, которого один из работников Красного Креста принес Энту, но тот передарил его. Он слишком взрослый для игр с мишками, уверил он ее. У Черри были грязные кособокие хвостики – никто не расплетал ленточки и не расчесывал ее с тех пор, как с ней случилось то, что случилось – и, в отличие от остальных, она тараторила без умолку. Разговаривая, она мотала головой, и какой-то порошок, вылетая из ее сероватых волос, создавал вокруг головы нежное облачко, сияющее, как нимб, в холодном солнечном свете. Это была кирпичная пыль, оставшаяся от дома Черри, разрушенного бомбежкой. Когда она наконец заснула, Руби, девочка, койка которой стояла рядом с койкой Энта, прошептала ему, что вся семья Черри погибла: мать, отец, два брата, новорожденная сестра, бабушка и дедушка. Но Черри не говорила ни слова о них. Вместо этого она непрерывно болтала о Микки Маусе-она была в кино и смотрела мультики за день до того, как все случилось. Черри просто с ума сходила по Микки Маусу и даже ее противогаз был выполнен в форме головы мышонка. Впрочем, Энту все равно нравилось говорить с ней – она была милой, и к тому же он предпочитал разговоры с девочками. Примерно через две недели после того, как его привезли сюда, Энт открыл глаза и посмотрел через проход, но не увидел Черри. Он смутился: он плохо спал, кошмары сковывали его, как цепи, и он просыпался с криками на матрасе, вымокшем от пота и мочи. Кровать Черри была аккуратно заправлена, а новые простыни и колючие одеяла, по-видимому, ждали кого-то еще. – Где Черри? – спросил он у Руби. – Ты что, не видел? – Она читала комикс, а теперь взглянула на него поверх с жалостью во взгляде. – Нет. Куда она исчезла? – Бедняжка умерла ночью. Разве ты не слышал, как она кричала, пока они не пришли за ней? Энт сглотнул и еще раз посмотрел на опустевшую кровать. – Я… я, должно быть, спал. – Конечно, ты спал, но, даже несмотря на весь шум, который ты обычно производишь, я была уверена, что ты… – Неужели она была так больна? – Он уставился на подоконник высоко над кроватью Черри, где сидел его мишка. – Конечно, была. У нее кожа посинела. Шрапнель попала ей в ногу. – Руби не отличалась сентиментальностью. – Они отрезали ее прошлой ночью, и это была последняя надежда. Сестра сказала, что она умерла во время операции. – Руби с удовлетворением покачала головой. – Сердце остановилось. Колин, толстый нытик, лежавший с другой стороны от Руби, быстро заморгал: – Заткнись, Руби! – Пожалуй, это даже к лучшему, – продолжала мудрая не по годам Руби. – Куда бы она делась? – Я сказал, заткнись, Руби, иначе сердце остановится у тебя! – сказал Колин яростно. – Просто заткнись! – Но ведь это правда! – Руби заговорщически повернулась к Энту. – Никто так и не пришел за ней, верно? Никто ее не навестил. – Внезапно она умолкла. – Я имею в виду… Энт снова откинулся на подушку, отвернувшись от нее. Он редко бывал груб, его мать умела прививать отличные манеры, но он больше не мог заставить себя слушать.