Никто и никогда не смотрел на меня так. Даже он сам. Раньше. С какой-то звериной жадностью. На надрыве. Демьян ставит передо мной чашку, а свою продолжает держать, крепко обхватив ладонями. Дотрагиваюсь до керамической поверхности. Обжигаюсь. Тут же отдергиваю пальцы. Держать эту чашку можно только за ручку. — Поставь, — бормочу. — Горячо же. Он усаживается напротив. Потемневший взгляд проясняется. Губы складываются в ухмылке. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Не выдерживаю и тяну Дикого за руку, чтобы отпустил чашку. Мои пальцы скользят по его ладони. — Демьян, — зову и повторяю: — Горячо. Ты… — Нет, Катя, это не горячо, — отрывисто заявляет он, но чуть помедлив, все же убирает руки, мрачно усмехается: — Это никак. Повисает молчание. Смотрю прямо перед собой. Боюсь сосредоточиться на собственных мыслях. Стараюсь просто не думать. Вибрация мобильного телефона разрывает тишину. От неожиданности дергаюсь, случайно задеваю свою чашку. Горячая жидкость выливается на руку, заставляя вскрикнуть. Демьян действует молниеносно. Обхватывает меня за талию, подводит к раковине, включает холодную воду. Вздрагиваю, когда он подставляют мою руку под ледяную струю. — Все хорошо, — бормочу. — Вижу, — мрачно заключает Демьян, осторожно скользнув большим пальцем по красной отметине на моей ладони. Он прижимается ко мне сзади. Утыкается лицом в мою макушку. Не знаю, сколько мы стоим вот так, но с ужасом осознаю, что мне совсем не хочется отстраняться. *** Блядь, Катя. Ты меня доведешь. Пахнешь так, что пиздец. Заявляешься вся такая красивая, а потом вдруг хочешь свалить. Нихуя. Больше не отпущу. Нагулялась достаточно. Сам не знаю, как себя держу. Как всякий раз успеваю врубать тормоз. Меня же от каждого жеста девчонки ведет. Кроет. Она прямо по краю ходит. Меня практически срывает, когда ее губы смыкаются на той блядской ложке. Один кадр запускает цепную реакцию. Все мои гребаные фантазии мелькают перед глазами. Хер наливается кровью. Рефлексы на пределе. Коротит. Сгрести в объятья. Завалить. Сжать. Подмять под себя. Разложить на столе. Содрать с нее всю одежду. Ворваться рывком. Вытрахать. Выебать. Взять так, чтобы только одного меня всю жизнь помнила. Нет. Стоп. Нельзя. Ставлю перед ней чашку. Сжимаю свою. Жара под пальцами не чувствую. Слишком сильно прет. Замыкает, сука. — Демьян, горячо, — бормочет Катя. Волнуется. Лекарства мне привезла. Мед. Конечно, похуй на таблетки. Нечего мне лечить. И на мед похуй. Вообще, ненавижу его. Вкус дерьмовый. Но блять, это же все от нее. Сама привезла. Поэтому я усмехаюсь как долбоеб и кайф ловлю, просто от того, что эта девчонка рядом. Не хочу, чтобы она уходила. Вообще. Никогда. Вот бы на хер послала ту Англию, и ко мне переехала. Чем ей здесь плохо? Опять чай пьем. Да и похер. А потом вдруг вибрирует телефон. Катя вздрагивает. Обжигается. И я подхватываю ее, утягиваю к раковине. Вода льет, охлаждая ожог. А меня топит. В запахе. В теплоте нежной кожи. В том, как мелко Катя подрагивает, когда прижимаю ее крепче. — Все в порядке, — шепчет она, отодвигаясь. — Уже не болит. Закрывает кран. — Демьян, я… Замолкает, когда провожу большим пальцем по внутренней стороне тонкого запястья. Ловлю пульс. Руки у нее холодные. Надо согреть. Склоняюсь. Прижимаюсь губами к ее ладони. Мягко, едва дотрагиваюсь. А она дергается так, будто мое дыхание обдает похлеще кипятка. Но руку не убирает. Прокладываю ртом путь до запястья. Медленно прохожусь языком. Чувствую, как нарастает биение крови. Слышу сдавленный стон. Тут меня и срывает. Сама виновата, Катя. Слишком долго держала меня на голодном пайке. Отрываюсь от узкой ладони, только чтобы жадно впиться губами в чуть приоткрывшийся рот. Хочу сожрать. Всю ее. Сейчас. Врываюсь языком. Подавляю любое сопротивление. Зажимаю так, чтобы не вырвалась. Сминаю сочные губы. Вылизываю. Прихватываю зубами. Глубже вхожу. Вбиваюсь толчками. Захватываю ее язык, втягиваю в свой рот. Подхватываю девчонку под ягодицы, усаживаю на столешницу. Устраиваюсь между ее раздвинутыми ногами. Притягиваю вплотную, накрывая ладонями поясницу. Она даже не пробует вырываться. Сбита моим напором. Тонкие пальцы вжимаются в мои плечи. Но не отталкивают. Дрожат. Губы слабо двигаются под моими губами. Маленький язык пытается ускользнуть. Блядь, нет. Даже не мечтай. Не разрешу. Крепче сжимаю. Впечатываю Катю в себя. Тело к телу. Язык к языку. Добиваюсь ответа. Вырываю силой. Зацеловываю так, чтобы у нее не осталось никакого другого выбора. Глубже. Жарче. Острее. Вырываю новый стон. И еще один. Громче. Прямо в мое горло. Вибрацией отдается. От этого приглушенного звука хер каменеет. И яйца железом наливаются. А ведь это только начало. Ты подо мной сорвешь голос, Катя. Клянусь, блядь. Дохуя времени мы проебали. Хватит. Трахаю ее языком. Но этого охуеть как мало. Перестаю терзать манящий рот. Покрываю поцелуями шею. Зубами кожу прикусываю. Везде попробовать хочу. Везде пометить. — Демьян, — выпаливает она. Ладонями упирается в мою грудь. Судорожно дергается, пробуя отползти в сторону. Но я мягко возвращаю девчонку обратно. Утыкаюсь лбом в изгиб между ее шеей и плечом. Чувствую, как дико пульсирует жилка, по которой я скользил языком. — Демьян, — повторяет Катя чуть слышно. А я опять к ней губами прижимаюсь. Ловлю судорожный всхлип, и только потом отрываюсь, чтобы поймать ее взгляд. Зеленые глаза блестят. Яркие. Светлые. И будто поволокой сейчас подернуты. Как пьяные. Кайфовые у нее глаза. Не оторваться. Веду большим пальцем по острой скуле, обхватываю ее лицо, вынуждаю запрокинуть голову назад. Нависаю над ней. Одно ее «нет». Одно «нет» и тогда я сам себя прокляну, но не остановлюсь. Не позволю ей отсюда уйти. Поздно, блять. Сука. Поздно.