И вот перед ними папка с показаниями свидетеля Харина: «Я проживаю по соседству с Прокоповым. Наши огороды рядом. У них есть внук Николай, пьяница. Где живет и работает, не знаю. В начале мая я слыхал, что во дворе у Прокопова внук требовал деньги и выражался нецензурной бранью. Дед говорил, что никаких денег у него нет, на что тот крикнул: «Старый черт, все равно подохнешь, и никто не узнает, где они спрятаны! Точно не помню, но 28 мая моя жена сказала, что внук деда Прокопова, облившись бензином, поджег себя...» — А когда предположительно это случилось? — поинтересовался Шумаков. — Судя по заключению врача, — три-четыре дня тому назад. Соседи говорят, что Прокоповых они не видели четыре дня. Отсюда следует, — заключил Максимов, — что убийство произошло в ночь на двадцать седьмое мая. — Ну что же, как бы то ни было, а начинать с чего-то надо, — постучал пальцами по столу Шумаков. — Конечно, с учетом имеющихся уже материалов. В этом деле важны и координация наших действий и последующая обоюдная информация... В кабинет, где работал Максимов, вошел старший оперуполномоченный угрозыска Власенко. — Разрешите? — обратился он к подполковнику. — Я вас жду с нетерпением. Что дал подворный обход? — оторвался от бумаг Максимов. — Встретился с некоторыми общественниками, — начал Власенко. — От них стало известно, что 27 мая по улице Магистральной и параллельной с ней в трех или четырех сараях неизвестные взломали замки и украли кур... Хозяева почему-то в милицию не обратились. Пришлось с ними поговорить, но ничего конкретного. Возможно, боятся... Но что характерно: следы на взломанных дверях сараев сходны с теми, что и на кладовке деда Прокопова. Считаю, их надо сфотографировать или изготовить из них слепки. — Правильно. А сейчас надо сужать круг подозреваемых, проверить всех тунеядцев и пьянчуг, состоящих под надзором. Возьмите с собой участковых микрорайона, они этот контингент хорошо знают... Спустя некоторое время в кабинет зашел Шумаков. — Что-нибудь новое есть? — поинтересовался. — Самая малость. — И Максимов пересказал то, о чем ему доложил Власенко. — Это тоже результат. Можно попробовать танцевать от печки. — От какой еще печки? — не поняв сказанного, хмуро проговорил Максимов. — Надо искать куроедов и «примерить» их к делу об убийстве. Максимов улыбнулся. — Я уже распорядился это сделать. Дано задание также следователю горотдела разобраться в других кражах, составить протоколы осмотра дверей, зафотографировать следы взлома или сделать из них слепки. — Мы тоже не лыком шиты, — повеселел Шумаков. — Нашли бывшую жену внука деда Прокопова, допросили ее. Вот ее показания: «С Прокоповым Николаем, он старше меня на десять лет, мы расторгли брак три года тому назад, после чего он стал пьянствовать и нигде не работал. Его судили за тунеядство. Детей у нас не было. Николай освободился из колонии и устроился на работу, но не знаю где. Он иногда встречал меня у проходной завода, где я работаю крановщицей, предлагал сойтись. 27 мая он снова пришел ко мне на работу и уговаривал сойтись, но я не стала с ним разговаривать. Тогда Николай сказал: «Возьми розу и больше я тебя беспокоить не буду». Я отвернулась. Тогда он стал подносить к розе, ее листьям зажженные спички. «За этот цветок я тебе никогда не прощу», — зло сказал он и толкнул меня. Я ударила его по лицу... Тут появился начальник смены, и Николай ушел. На следующий день наш рабочий Новиков сказал мне, что Прокопов поджег себя. Что за причина, я не знаю...» Закончив читать, Максимов спросил: — Ну и каково ваше мнение? — Следователь, например, склонен думать, что внук покончил с собой, боясь разоблачения его причастности к убийству деда. — Знаете, и не без основания. Ему удалось допросить проходчика Виктора Малова. Вот что он рассказал, — и Шумаков положил на стол Максимову еще один протокол допроса: «В больницу восемнадцатой шахты, где я лечусь, 28 мая доставили обгоревшего Прокопова Николая. На завтра утром он умер. Вечером я вышел во двор и увидел у центрального входа Сергея Кирсанова, Николая, его фамилии не знаю, а третий был незнакомый. Сергей спросил меня о Николае. Я ответил, что он умер. Они постояли пару минут и ушли. У Николая в руках была сумка, видимо, с продуктами...» — Так это ж серьезный сигнал, надо без промедления действовать. Кирсанова сейчас же проверим по адресному столу, а остальных установим через него, — и Максимов снял телефонную трубку, набрал нужный номер. Но оказалось, что Кирсанов Сергей Валентинович, 1939 года рождения, уроженец города Снежное выбыл на постоянное жительство в село Козачье Харьковской области. Решено было побывать в доме, где ранее был прописан Кирсанов, и выяснить все, что касается его личности. Вечером на оперативке Власенко доложил о проделанной работе. Ему здорово помог один парнишка, который в пятницу утром вместе с ребятишками был в лесу за поселком шахты № 22 и видел, как трое мужчин жарили куриц на костре. Он знал среди них Николая Качковского, живущего с ним на одной улице — Магистральной. Власенко удалось узнать, что у него несколько дней кряду кто-то ночевал. Дальше все было просто: Власенко взял в паспортном столе справку с фотографией Кирсанова и показал соседям, которые его опознали. Помогли в этом деле показания старушки Халлимулиной, очень осторожной, боязливой женщины. Здесь уже поработал участковый инспектор Петухов. Это было 26 числа, утром. Она стояла у двора Степановой, разговаривали о том о сем, когда увидели среднего роста мужчину. Он вел велосипед, был пьян. Спросил у женщин, где лесничество. Потом вспомнил Прокопова, предупредил, что если дед будет болтать, что он у него воровал вино, то ему будет «капут». Это, дескать, делал внук... Также стало известно, что Кирсанов 24 мая задерживался милицией за мелкое хулиганство, но на следующий день его выпустили. Кто это сделал, по чьему распоряжению — надо было разбираться, вместо того, чтобы все внимание уделить раскрытию убийства. Поднадзорный-рецидивист шляется по городу, пьянствует, совершает хулиганство, и никто у него не спросит, почему он не работает, где прописка, за что пьет, на какие средства живет... — Кто его тогда задерживал? — с раздражением спросил Максимов у Чугунова. — По-моему, Часовников, участковый инспектор, обслуживающий поселок пятнадцатой шахты. — Действуйте, товарищ Чугунов, времени на раздумывание у нас нет, теперь уже определенно ясно, что Кирсанов в городе... * * * В сопровождении дежурного и Часовникова в кабинет вошел низкого роста неряшливый человек. — Фамилия? — Кирсанов, — ответил тот, глядя из-под лба. — Вы же уезжали?.. — Было дело... — А когда возвратились? — В начале мая. — Работаете? — Пытался устроиться на пятнадцатую — не берут. — Чего ж так? — спросил Чугунов. — Там же идет набор рабочих... — За пьянку уволен, директор шахты отказал, мол, у него таких и без меня хватает... Потом с Кирсановым беседовал Максимов. Среди многих вопросов был и такой: — Может, расскажете, на чем основана ваша дружба с Николаем Прокоповым? — Несколько раз выпивали на поселке восемнадцатой шахты. Особой дружбы с ним не водил. С ним тоже давно не виделся. — Так ли? — Я сказал правду. — Хорошо, согласимся. А не скажете вы, Кирсанов, кого навещали в больнице вместе с Качковским и еще одним вашим приятелем? Кирсанов вздрогнул, бесцветные его глаза забегали. — Ни с кем я не был в больнице. — Ну хорошо, согласимся и с этим. Тогда, возможно, вы расскажете о том, что делали в доме деда Прокопова в четверг? — Не знаю я никакого деда, и не клейте мне дела! — зло бросил задержанный. Не получив ответа, Максимов зашел с другой стороны: — Мы понимаем, решиться говорить вам тяжело, ведь вами владеет страх, страх за содеянное. Тогда, может, ответите на более легкий вопрос: с кем это вы жарили кур в лесу? «И это им известно? — обожгло холодом Кирсанова, — откуда они все это берут, когда успели разнюхать?» — Отведите меня в камеру, у меня болит голова, — прохрипел рецидивист. Просьбу его удовлетворили. Тем более, что надо было заняться и его сообщником — Качковским. При обыске дома Качковского Власенко обратил внимание Максимова на стоявшие у печи жигала — заостренные железные прутья для чистки колосников. Нашли в кладовке и наволочку с куриными перьями. Закончив процедуру составления протокола, следователь прочитал вслух и попросил Качковского, понятых и Максимова подписать его. Качковскому предложили идти к машине... Конвоиры снова ввели Кирсанова. — Нам сказали, что вы пожелали встретиться с нами, — пристально посмотрел на него Шумаков. — Мы готовы вас выслушать. — Да, желал. Только я хотел поставить одно условие: то, о чем я буду рассказывать, вы оформите как явку с повинной.