Майор внимательно оглядел все подходы к грузовику, но не нашел ничего подозрительного, затем навел бинокль на «афганцев». Один из них действительно был похож на местного жителя. Другой явно нездешний, европеец или янки. Моул, как опытный офицер и старый вояка, никогда не доверял своим глазам. Команду своих бойцов он разместил дугой, в тылу оставив сержанта Гисенда и пулеметный расчет, на случай атаки сзади. Сам же, оставив свой рюкзак радисту, с карабином ползком стал подбираться к грузовику. Двое «афганцев» вяло переговаривались, смотрели в даль пустыни, они кого-то ждали. Добравшись до грузовика, Терри Моул укрылся за кузовом и затаился. Несколько секунд подождав, прислушался, но местную тарабарщину майор не понимал. Нужно было на Что-то решаться. Сняв «кольт-командо» с предохранителя, он вышел из-за грузовика. — Посмотрите мне в глаза, бандерлоги, — хрипло произнес майор знаменитую фразу из не менее знаменитой книги Киплинга. Оба «афганца» ошарашенно уставились на рейнджера, который, как джинн арабских сказок, появился из ниоткуда. Но американский пустынный камуфляж, американское оружие (черный зрачок ствола медленно поворачивался то к одному, то к другому) и, главное, условная фраза, сказанная по-английски с калифорнийским акцентом... Проглотив подступивший к горлу ком, янки медленно проговорил: — Мы с тобой одной крови, ты и я. — Ну, слава богу, — довольный встречей, произнес Терри, вешая карабин на плечо стволом вниз. Поднеся ладонь к виску, представился: — Майор Моул прибыл с группой рейнджеров для выполнения особого задания. — Джеймс Фишер, — пожимая руку майору, представился разведчик и, указав на афганца, добавил: — Рано Турхамадин, наш союзник. Вы уже знаете о своем задании? — Нет, мне было сказано, что вы объясните его. — Хорошо, об этом позже, сейчас главное — незамеченными попасть в Кабул. Где ваши люди? Пусть грузятся. Майор взмахнул рукой, и тут же из песка поднялась живая цепь рейнджеров, пустынный камуфляж их надежно маскировал. Казалось, что пески ожили и поднялись... Ночь в Кабуле не самое спокойное время. Несмотря на введенный комендантский час, то и дело гремят выстрелы, ухают взрывы ручных гранат, полыхают пожары. Большой одноэтажный дом, стоящий недалеко от президентского дворца, был изрядно разбит, и сейчас в его развалинах обосновался форт-пост солдат Исламского общества Афганистана. Этот пост группа Чечетова и взяла под наблюдение, сегодня они решили брать «языка». Ближе к полуночи диверсанты обосновались невдалеке от укрепленного пункта моджахедов. За полуразваленными стенами полыхал яркий свет костра, оттуда доносились громкие голоса. Владимир Чечетов в бинокль пробовал разглядеть хоть что-то, но отсюда он мог видеть лишь огненные всполохи. Рядом расположились капитан Волин и мичман Лебедев, в стороне залег пулеметный расчет — Зиновьев и Скалий. На противоположной стороне на стене обвалившегося после пожарища дома укрылся Ковалев со снайперской винтовкой. Подходы к засаде спецназовцев были надежно перекрыты траекторией перекрестного огня. Диверсанты ждали разведчика. Наконец из темноты вынырнула подростковая фигура Кима. Лицо старшего лейтенанта было испачкано пылью и сажей. — Ну что там? — спросил майор, откладывая бинокль. — Восемь «духов», — ответил Ким, — шесть сидят у костра, пыхтят хашем, один на посту у входа, но он тоже обдуркованный. Еще один внутри с пулеметом следит за дорогой. Этот еще нормальный, видимо, ждет своей очереди. Чечетов снова поднял бинокль, еще раз осмотрел пустынную улицу, мысленно что-то прикинул, потом заговорил: — Действовать будем по следующей схеме. Ким снимает часового, я беру пулеметчика, остальных мочит... — сделав секундную паузу, майор выразительно смотрел на Игоря, потом произнес: — Волин. Берешь только нож. — Прибор ночного видения могу взять? — Зачем, у них же костер горит? — удивился Чечетов. — А я хочу потушить его. — Твое право, бери. — Михалыч, ты нас страхуешь. — Яволь, подстрахерю, — просипел мичман. — Не понял, — майор удивленно повел бровью. — Если больше нравится слово «подстрахую», значит, соответственно, — невозмутимо ответил Лебедев. Спецназовцы заулыбались. Старый опытный морской волк знал, что перед такой операцией шутка —дело не лишнее. — Тихо, пошли. Четверка диверсантов, прижимаясь к стенам домов, двинулась к форт-посту. Из черных глазниц выбитых окон отсвечивали блики костра, громко звучала многоголосая речь обкурившихся афганцев. Возле огромного пролома в стене, который служил моджахедам входом вовнутрь, стоял часовой. Долговязая фигура в халате, перетянутом брезентовым ремнем с двумя магазинными подсумками по бокам. Тюрбан сполз ему на затылок, но часовой этого не замечал. Держа «сорок седьмой» двумя руками у паха, афганец, одурманенный наркотиком, раскачивался подобно маятнику. Чечетов взглянул на Кима. Старший лейтенант подобно ягуару скользнул в темноту. Часовой оказался на полголовы выше Кима, но корейца это нисколько не смутило. Схватив афганца двумя руками за запястья, Ким нанес ему сокрушительный удар головой в лицо. Афганец захлебнулся кровью. Через секунду диверсант ударил задником ботинка подколенный сустав моджахеда, тот рухнул перед ним на колени. Хруст сломанных шейных позвонков — и мертвый часовой повалился на бок. Схватив труп за ноги, Ким оттащил его в сторону. — Игорек, теперь ваш выход, — прошептал майор. Волин передал Лебедеву автомат с навинченным глушителем, снял с себя разгрузочный жилет, тоже протянул мичману, оставив себе лишь нож да сунув за голенище ботинка штык-нож от «АКМ» (в потасовке лучше иметь два ножа, чем один). Затем, посмотрев на медвежью фигуру Лебедева, тихо произнес: — Михалыч, одолжи свой макинтош. Мичман, не говоря ни слова, снял свою амуницию, затем, сбросив с плеч ватный халат, протянул его Волину, сам остался в армейском стеганом ватнике. Взяв халат, капитан надел на голову очки прибора ночного видения и, повернувшись к Чечетову, сказал: — Я готов. — Значит, так, — начал со своей излюбленной фразы Чечетов, — сперва я «беру» пулеметчика, а потом твой бенефис. Понял? — Понял, — подтвердил капитан. — Пошли. Чечетов двинулся вправо, пытаясь зайти со стороны пулеметной амбразуры, а Волин влево, к пролому, где со «стечкиным» на изготовку притаился Ким. Найдя несколько глубоких трещин в стене дома, Волин решил в этом месте взбираться. Обвязав рукава лебедевского халата вокруг талии, он стал карабкаться на стену. Зажатый в правой руке нож мешал, пришлось его клинок сжать зубами. Через несколько минут капитан оказался на вершине стены, отсюда открывалось внутреннее обустройство форт-поста. В некогда просторном помещении моджахеды обжились, по-видимому, давно. Рядом с проломом была установлена автоматная пирамида, недалеко от нее лежали молельные коврики. Несколько оконных проемов были заложены кирпичами под самый верх, оставляя лишь узкие полосы бойниц. Окно, выходящее на площадь, было заложено лишь наполовину. С внутренней стороны стоял широкий деревянный настил, на котором был установлен ротный пулемет Калашникова и несколько коробок с лентами к нему. На краю настила сидел молоденький моджахед. На нем были советская шинель и тюбетейка, из-под которой выбивались черные, как смоль, волосы. Юноша с жадностью смотрел на группу моджахедов у костра. Поджав под себя ноги, вокруг костра сидело шестеро душманов, лица многих заросли длинными бородами, это были повидавшие жизнь воины. Несмотря на то, что пирамида была заполнена оружием, возле каждого «духа» лежал автомат, они чинно пускали по кругу большую самодельную трубку. Волин догадался, что задача этого поста заключалась в ведении флангового огня по атакующим президентский дворец. Развязав рукава халата и растянув его перед собой, Игорь приготовился прыгнуть вниз... Из темноты оконного проема появились две руки. Одна схватила юношу в тюбетейке за горло, вторая прикрыла ему рот. Рывок — и лишь мелькнули ноги в самодельной обувке. Душманы по-прежнему курили хаш. «Ну теперь и мне пора», — подумал Волин, опуская на глаза прибор ночного видения. Сконцентрировавшись, он прыгнул прямо в центр круга, в полыхающее пламя костра. В последний момент раскинув ватный халат, накрыл костер. Мгновенная тьма ослепила моджахедов. Приземлившись, Волин по-парашютному спружинил, вскочив сразу же на ноги. Через окуляры инфракрасных очков он увидел черные силуэты врагов. И тут же дальнему нанес маховый удар ногой в голову, черный силуэт повалился навзничь. Выхватив изо рта нож, капитан рванулся к ближнему, ударом колена сбил его и дважды вонзил клинок в центр силуэта, в грудь. — Шайтан, — успел прохрипеть испустивший дух моджахед. Секундное замешательство сменилось безумной паникой. Душманы вскочили, не соображая, что им делать, кто-то схватился за оружие. Услышав характерный щелчок автоматного предохранителя, Игорь ударом ноги отбил оружие и ножом нанес секущий удар туда, где голова соединяется с туловищем. По рукам потекла горячая липкая жидкость, «дух» повалился на спину. Дальше все смешалось, руками, ногами Волин бил, крушил и тут же добивал ножом. Он не видел лиц, только черные силуэты и сознание того, что перед ним враги. Несколько секунд —и все было кончено. Последний из душманов, тот, что был оглушен в начале свалки, вскочил и попытался бежать. В прыжке капитан его достал прямым ударом ноги. Получив ускорение, афганец врезался в стену, и тут же под левую лопатку ему вошел блестящий клинок ножа. Костер тем временем снова разгорался. Капитан Волин снял прибор ночного видения, по лицу стекали липкие струи пота, коротким свистом он подал условный сигнал. Из пролома появилась рыжая физиономия Лебедева, вслед за ним появился Ким. Старший лейтенант, оглядев разбросанные трупы, бесстрастно констатировал: — Почти пятьдесят секунд с момента затемнения до условного сигнала. Неплохо. — А халатик-то мой тю-тю, — глядя на огонь, задумчиво произнес Лебедев. — Нужен халат, сними с часового, — так же бесстрастно произнес Ким и тут же добавил с издевкой: — Правда, он вряд ли на твое пузо налезет. — Какое пузо? — возмутился мичман, стуча себя по животу. И действительно, ватник на нем болтался. За время рейда упитанный морской волк потерял добрый десяток килограммов, даже покрытое пятнами веснушек лицо заострилось, делая его еще больше похожим на медвежью морду. Когда все трупы, включая труп часового, были разложены вокруг костра, Лебедев ухватил из штабеля два верхних ящика и бросил их в костер. Брызнул сноп искр, и пламя тут же поглотило ящики. Оба офицера в страхе отпрянули от костра. — Рано пугаетесь, — спокойно произнес Лебедев. — Но зато когда рванет, никакой хер не определит, от чего эти «духи» передохли. А когда сдетонируют все ящики, то вообще... — Пора делать ноги, — возбужденно произнес Ким. — Пора, — согласился Лебедев, и спецназовцы по одному двинулись к проходу. Снаружи их уже ждали остальные. Впереди стоял Чечетов с разгрузочным жилетом и автоматом Волина. За ним Скалий с перевесившимся через плечо связанным «языком». У самой дороги Зиновьев с пулеметом и Ковалев. Группа диверсантов цепочкой двинулась в сторону военной комендатуры. Через четверть часа Кабул был разбужен сильным взрывом. Еще один форт-пост перестал существовать... Второй день совещаний в резиденции сэра Д’Олэнторна не принес никаких результатов. Таджик оказался более умным и хитрым, чем могли предположить в «МИ-5». Он не собирался себя и свою организацию продавать за гроши, но и то, что он требовал, было выше полномочий английского эмиссара. Как и в случае с Раббани, переговоры зашли в тупик, но в этом уже была вина англичан. Чарльз Д’Олэнторн рассматривал сидящего напротив него таджика. Абдулхан Юсуф Нурадин был одет в приличный темно-коричневый костюм, белую рубаху и черный (под цвет бороды) галстук. Он старался соответствовать уровню международных переговоров. Лишь шелковая чалма на голове муллы указывала на восточную принадлежность Нурадина. Его спутники были одеты попроще. С противоположной стороны сидел один сэр Д’Олэнторн, он вел единолично переговоры и один должен был нести ответственность за результаты. Дилетант мог бы тешить себя мыслью, что руководство королевской разведки доверяло ему единственному решать судьбу этих переговоров, но сэр Чарльз давно служил в Интеллидженс сервис, чтобы подумать, что его пустят «на самотек». Наверняка здесь каждый дюйм прослушивался сверхчувствительной аппаратурой, и если Д'Олэнторн допустит оплошность, его всегда смогут заменить на более тактичного «дипломата». Заглянув в черные глаза Нурадина, сэр Чарльз спокойно произнес: — Ваши условия о подписании документов на уровне Кабинета министров ее величества, отправке группы бойцов для учебы в английских высших учебных заведениях, о вооружении ваших отрядов должны будут решаться в Лондоне на определенном уровне. Сжимая черные шарики четок, Нурадин смотрел сквозь эмиссара английской разведки, его слова звучали четко, без всяких восточных прикрас. — Мы можем продолжить переговоры только после принятия всех наших условий. — Но, может, мы сначала согласуем вопрос о поставках продовольствия и медикаментов в ваши лагеря беженцев? Можно будет открыть там и английские школы для ваших детей, они смогут получить европейское образование, что впоследствии скажется на развитии свободного Таджикистана. А также военное обучение при помощи наших инструкторов... — Д’Олэнторн пытался выторговать хоть что-то у Нурадина, но мулла был непреклонен. — Нет, — отрезал он, — все вопросы мы решаем сразу и закрепляем их документально. Нурадин понимал, что Англии хотелось иметь тайное влияние на таджикскую оппозицию, не раскрываясь перед всем мировым сообществом, что они поддерживают оппозицию в стране, раздираемой противоречиями гражданской войны. И к тому же тайная поддержка обойдется куда дешевле, чем официальная. Абдулхан Юсуф Нурадин имел четкое представление о том, как не продешевить. — Но потребуется время для решения этих вопросов. — Я готов подождать, но недолго, — и здесь Нурадин не лицемерил. Он будет ждать в особняке английского эмиссара под охраной английских командос, но не столько ответа английских министров, сколько своего разведчика, которого он отправил выяснить, почему его штаб ни разу не вышел на связь. Пока в большом зале проходили переговоры, капитан Вудхолл обходил посты своих сасовцев. Парашютисты с оружием на изготовку стояли у дверей, оконных проемов, на лестнице, ведущей в подземный гараж. С приездом таджикской делегации Алоиз Вудхолл поселил их на верхних этажах, оставив своим людям и Д’Олэнторну первый этаж. Секрет такого гостеприимства был прост: в случае нападения на особняк англичанам будет легче отойти в гараж, где приготовлен транспорт для прорыва. Да и парашютистам вместе с гуркхами будет легче отбиваться. Но интуитивно капитан не чувствовал опасности, а это чувство его никогда не подводило. Из большого зала в сопровождении своей свиты вышел Абдулхан Нурадин и прошествовал к лестнице, ведущей наверх. Английские парашютисты взяли оружие «на караул».