Рядом с пилотом в кабине геликоптера расположился глава западных провинций Исмаил Хан. Сейчас он внимательно разглядывал бронированную армаду, устремленную на Кабул. По трем широким дорогам двигались танки, БТРы, БМП, самоходные орудия — все, что досталось моджахедам после ухода 40-й армии и падения режима Наджибуллы. Кроме череды бронированных коробок, тянущих за собой длинные шлейфы дорожной пыли, по узким горным тропам двигалась кавалерия. С большого расстояния она казалась разноцветной однородной массой, густой и подвижной, как ртуть. Как и танки, кавалерия двигалась к столице. Подняв к глазам бинокль, Исмаил Хан с восхищением посмотрел в сторону артполка. За самоходными установками «акация» тягачи тянули безоткатные гаубицы. А за ними мощные «Уралы» с зачехленными кузовами везли установки залпового огня «град». Этих сил вполне хватило бы не только для того, чтобы разоружить или подавить полк Сулеймана Хектима, но и взять сам Кабул. К тому же на аэродроме в Герате в вертолетах сидели лучшие бойцы. Пятьсот опытнейших военных, прошедших подготовку в учебных лагерях корпуса иранских стражей революции. Несколько часов потребуется, чтобы вертолеты доставили этот батальон в Кабульский аэропорт. Настоящие головорезы, обученные ведению войны не только в горах и в «зеленке», они и в городе чувствовали себя как рыба в воде. Этот батальон был козырной картой в игре за высшую власть в стране. Откинувшись на спинку кресла, Исмаил Хан отключил переговорное устройство (как будто пилот мог через него узнать потаенные мысли Хана), закрыл глаза и задумался. «Глупо упускать подвернувшийся шанс. Рашид Дустум с боями рвется, теряя людей и технику, рискуя потерпеть поражение и все потерять. А меня позвали, попросили чтo же, можно и попробовать. Как получится? Тут на все воля Аллаха». Снова оторвавшись от спинки кресла, Хан через бинокль рассматривал свои войска. Никто, даже командиры полков и бригад, не знали об истинной цели маневров. Сейчас главное — не спешить, поспешность подозрительна. Заподозрив главу западных провинций в измене, Раббани может потребовать вернуть войска обратно на границу с Ираном, а тогда у Исмаила Хана будет два пути — либо подчиниться и вернуть войска, либо прорываться в Кабул с боями. Но тогда все на него набросятся: и те, кто предан Раббани и ИОА, и другие партии не откажутся от уничтожения сильного конкурента. «Поэтому никакой спешки». Только через четверо суток бронекавалерийская орда подойдет к Кабулу. Сперва раскинувшись лагерем под городом как верные части президента. Никто ничего не узнает о заговоре, потому что это заговор одного человека. Пройдет несколько дней, пока все привыкнут, а потом... В конце концов, зачем уничтожать полк Сулеймана, его можно будет переманить на свою сторону, тем самым обеспечить себе подкрепление едва ли не в центре Кабула. «Пожалуй, я ему предложу пост министра обороны, — мысленно Исмаил Хан вел переговоры с младшим Хектимом, — если будет мало, могу уступить даже пост премьер-министра. Шайтан с ним, пообещать можно что угодно. Главное, чтобы согласился выступить против Раббани». Солнце медленно опускалось за гребни гор, вертолет описал еще один круг над многокилометровыми колоннами. Включив переговорное устройство, Исмаил Хан громко произнес: — Возвращаемся в Кабул. Пилот в пластиковом шлеме с опущенным светофильтром послушно кивнул, выравнивая винтокрылую машину. К вечернему намазу Хан должен быть в президентском дворце, никто не должен его заподозрить в темных помыслах. Хотя внешне он оставался совершенно спокойным, внутри у него все клокотало. Жажда власти — вот он, вселенский наркотик, и отведавшему его однажды хочется еще и еще. Снова отключив переговорное устройство, Исмаил Хан тяжело вздохнул и подумал: «Чтобы стать законным главой государства, власть надо сперва захватить, а потом самому ее и узаконить...» Джеймс Фишер принял из рук майора Моула сигару. Руки резидента мелко дрожали. Видя его состояние, командир рейнджеров зажег спичку и поднес ее к лицу Джеймса. Тот, забыв откусить кончик сигары, сунул ее в рот и стал глубоко затягиваться. Сигара плохо раскуривалась. Полчаса назад напуганного едва ли не до смерти резидента в «логово» рейнджеров привез Рано Турхамадин и рассказал майору, что Фишер появился у него в таком состоянии среди ночи. Чтобы как-то успокоить своего шефа, афганцу пришлось опоить его отваром опиумного мака. Но едва он пришел в себя, его снова стала бить нервная дрожь. Не зная, как его успокоить, Рано решил отвезти американца под защиту вооруженных сил США. Майор Моул подробно выслушал рассказ Фишера. На дворец полковника Хектима был совершен налет моджахедов. Страшного облика, вооруженные до зубов душманы искали полковника, объявив, что они солдаты правительственных войск, а Хектим — подлый изменник. Резидента вовремя спрятала в саду преданная Хектиму служанка. Там он просидел до середины ночи. Но потом возле дворца разгорелся жуткий бой, нервы Фишера не выдержали, и он сломя голову бросился к Турхамадину, рискуя быть подстреленым каким-нибудь патрулем во время комендантского часа. Но бог был милостив к нему. Пытаясь раскурить неподатливую сигару, Джеймс твердил: — Это все работа этого британца, пока там в Лэнгли перечитывали Киплинга, придумывая название операции и свои дурацкие пароли, Д’Олэнторн нанес удар, упреждая будущие наши действия. Исчезновение Мансура Хектима, уверен, тоже его работа. Сукин сын. Слушая бормотание резидента, майор Моул угрюмо курил, за четверть часа до приезда Рано и Фишера радист группы перехватил сообщение через спутник связи: англичане разворачивали свои силы в Аравийском море. «Если я сейчас сообщу ему эту новость, — подумал майор, — Фишера, пожалуй, разобьет паралич. Столько лет на нелегальной работе, неудивительно, что у него паранойя. Не дай бог нам здесь надолго застрять». — Алан, — обратился Моул к радисту Тарвиту, — когда у нас сеанс связи с базой? — Через два часа. — Подготовьте шифровку с краткой информацией мистера Фишера. И добавьте... впрочем, не надо. — Есть, сэр... — Так, мужики, — тихо произнес Чечетов, собрав вокруг себя бойцов группы, — вроде все ясно. Мы точно знаем, где Нурадин. Теперь остается одна небольшая деталь — разведка позиции вокруг английской миссии. Нужно торопиться, а то опять опоздаем. Это у нас, как говорится, «дембельский аккорд». — Дембель в мае, — махнул рукой Ковалев, — все по... барабану. Чечетов сверкнул глазами в сторону Гоги, но ничего не сказал. Опытный диверсант, он как никто другой понимал настроение бойцов. Столько времени группа, что называется, в пасти у черта. Нервы на пределе, каждую ночь вылазки, потери. (Майор скосил взгляд в сторону, там у дальней стены был закопан труп Скалия, а рядом с ним тело застрелившегося полковника Хектима.) «Люди гибнут, а мы «ни ну, ни тпру», стоим на месте, — с раздражением подумал Владимир Андреевич. — Раньше было проще, вернулся из рейда, отоспался, помянул павших и ждешь следующего рейда. А сейчас... Хоть убитых предаем земле, не бросаем «духам» на растерзание». Невеселые мысли, от таких дум голова тяжелая у майора, но вслух произнести не может, не имеет права облегчить свою душу за счет подчиненных. Вслух Чечетов произнес другое: — Нужно, мужики, мобилизоваться, собрать все силы и выполнить задание. Солдат не выбирает себе задание, но поставленную задачу обязан выполнить. Тем более что мы все добровольцы. Диверсанты угрюмо молчали, Чечетов расстегнул ворот рубахи и, тяжело вздохнув, негромко проговорил: — Собрание трудового коллектива проводить не будем, а потому приказываю двумя группами провести разведку в районе английской миссии. Цель: определить проходы на территорию миссии или организовать засаду на выезде с виллы, по обстановке. Вопросы? — Кто пойдет? — спросил капитан Волин, поправляя на животе кожаную кобуру со «стечкиным». За последние дни в Кабуле он сменил свой наряд. Оделся, как большинство моджахедов, в ватный халат и тюрбан. Лебедев, который заставил его сделать это, приговаривал: «В бою полы халата заткнешь за ремень, как поп рясу на рыбалке. Зато светиться не будешь среди «духов». А это уже плюс». Оглядев капитана, Чечетов сказал: — Мы пойдем двумя группами: я, Лебедев, Зульфиба-ев, Волин. Я с Михал Михалычем сунусь в лагерь афганцев, там все разведаем. А вы, Игорек с Садыком, потопчитесь по краям, с тыла загляните. Присмотрите пути отхода. — Постараемся, — кивнул Волин, Зульфибаев поднялся с насиженного камня, расправил плечи. — Здесь остаются: Ким, Ковалев, Зиновьев, старший — Ким. Уберите все следы нашего пребывания и подготовьте всю взрывчатку. Может статься так, что фугас соорудим и одним махом... — Одним махом, — задумчиво покусывая губу, проговорил Ковалев, — так это ежели знать точно, в каком автомобиле едет мулла. А так всю колонну разметать взрывчатки для одного маха не хватит. — А мы постараемся, — сбрасывая с себя американский прикид, ответил Чечетов. Возле его ног лежали аккуратно сложенные вещи. Последние приобретения с кабульского базара: полевая форма иорданского пехотинца и клетчатая куфия — головной платок палестинских боевиков. Переодевшись, майор повязал его на голову и, затянув на талии ремень с подсумками, взял свою автоматическую винтовку и обратился к Лебедеву: — Ну что, Михал Михалыч, будем потихоньку выбираться. Волин, выйдете через полчаса. Игорь кивнул. Уже перед выходом Владимир Чечетов обернулся к бойцам и, подмигнув им, задрал вверх два пальца, обозначавшие латинскую букву V — международный символ победы, — и тихо сказал: — Не дрейфь, мужики, у нас как в песне поется: «Последний бой —он трудный самый...» XX Сквозь неплотно задернутую штору Абдулхан Нурадин смотрел из окна своего кабинета на раскинувшийся под оградой лагерь афганских моджахедов. С третьего этажа особняка лагерь был как на ладони, несмотря на недавний ночной бой, когда пропал полковник Хектим, брат командира полка, моджахеды вели себя так, как будто ничего не произошло. По-прежнему лагерь охраняли несколько полусонных часовых на выезде с площади недалеко от танков. Наверное, рассчитывая в случае опасности укрыться за их корпусами. Остальные душманы убивали время как могли: спали, курили хаш, играли в кости. Сегодня утром вернулся гонец, которого Абдулхан посылал на связь со своим штабом. Однако связной приехал в окружении боевиков Резвона. Резвон Джафаров был едва ли не самым популярным полевым командиром таджикской оппозиции. И только Резвон мог составить конкуренцию Нурадину. Сообщение полевого командира потрясло лидера исламистов: штаб уничтожен, все люди во главе с начальником штаба погибли. Крепость, служившая резиденцией Нурадина, взорвана, на ее обломках найдены несколько трупов, которые принадлежали боевикам Махмуддина. В то же время сам Махмуддин на границе был разбит русскими пограничниками, в бою он погиб. Через надежный источник стало известно, что генерал Дустум недоволен фактом переговоров Нурадина с Раббани. Совет Фронта исламского освобождения требует возвращения лидера для решения сложившейся ситуации... Ситуация складывалась парадоксально. Ведя переговоры с англичанами, Абдулхан терял время (наверняка среди полевых командиров уже начались разговоры о некомпетентности Нурадина). Но отложить переговоры и вернуться на границу без конкретных результатов этой поездки —значит вызвать новые обвинения. Сейчас нельзя было возвращаться и нельзя было не возвращаться. «Сюжет, достойный мистера Вильяма Шекспира», — с грустной улыбкой подумал экс-мулла. Политическая борьба—самое грязное ремесло, здесь никогда нельзя добиться совершенства, нельзя расслабиться или отвлечься: тут же «доброжелатели» вцепятся в горло. Один намек на слабость — и тебя разорвут «шакалы» из твоего же окружения. Невольно Нурадин вспомнил своего начальника штаба и командира «непримиримых» Махмуддина. Они были большими друзьями, настоящими «воинами Аллаха», сколько раз их объединенные отряды выходили на границу и устраивали русским пограничникам «кровавое воскресенье». Идея объединения всех оппозиционных отрядов в единый исламский фронт стала призрачной, как пустынный мираж. Необходимо было действовать, и как можно быстрое'. Рассчитывать на помощь извне не приходилось. Ни Дустум, ни тем более Раббани не станут его поддерживать. Английский эмиссар тоже не может служить какой-либо поддержкой (слишком долго тянется совещание в Лондоне). Но мир держится не на этих «трех столбах» — существуют и другие точки опоры. Отойдя от окна, Нурадин сел в глубокое кресло и, подперев голову рукой, задумался. «Если Великобритания со своими чопорными традициями и многовековой бюрократией будет бесконечно долго раздумывать, можно с этими же предложениями обратиться к США. Янки если почувствуют выгоду, то согласятся моментально. Другой вопрос, нужна ли ему, Нурадину, помощь Запада? Он ведь исламист, посланник Аллаха, зачем же ему помощь неверных, ведь по соседству достаточно мусульманских государств, и самые мощные из них Пакистан и Иран. Но выбирать надо одного покровителя. Политическая монополия не считается с затратами ради достижения конкретной цели. Кто же из двух? Пакистан алчно поглядывает на приграничные провинции своего южного соседа — Индии, да и в Афганистане существует достаточно значительная сила, поддерживаемая Пакистаном. Тут уже не до таджикской оппозиции. А вот Иран — мощное исламское государство, сбросившее с себя проамерикански настроенного шаха, выдержало и блокаду США, и войну с Ираком. А после поражения Саддама Хусейна в Кувейте претендует на роль государства номер один в регионе Центрального Востока». В голове Юсуфа Нурадина возник текст речи, которая убедит его противников и укрепит веру в него у сторонников. В своих ораторских способностях бывший мулла нисколько не сомневался, недаром в недавние годы его преследовал КГБ. Поднявшись с кресла, Нурадин быстро вышел из своего кабинета. По лестнице спустился на первый этаж. Двое английских парашютистов, увидев высокопоставленного таджика, взяли оружие «на караул». — Где я могу найти мистера Д’Олэнторна? — спросил Абдулхан у часовых (английскому языку муллу обучил бывший профессор университета, проходивший «лечение» вместе с Нурадином в психиатрической больнице КГБ). Коротко остриженные солдаты с бычьими шеями, держа перед собой оружие, бесстрастными глазами смотрели сквозь Абдулхана, как будто он был прозрачный. Лишь после повторения вопроса один из них нажал кнопку переговорного устройства, висящего на груди, но все равно не произнес ни слова. И лишь когда Нурадин открыл рот, чтобы в третий раз задать свой вопрос, за его спиной раздался слегка хриплый голос капитана Вудхолла: — У вас какие-то проблемы, мистер Нурадин? — Почему ваши люди молчат, они что, немые? —в свою очередь с раздражением спросил таджик. — По уставу армии ее величества часовым запрещено говорить во время несения караульной службы, — ответил английский капитан (Абдулхан, слушая его, заметил, что у офицера такой же бесстрастный взгляд, как и у солдат). — И все же, что вы хотели, мистер Нурадин? — Мне необходимо встретиться с сэром Д’Олэнторном. — Прошу, — Вудхолл указал рукой в сторону большой дубовой двери. За дверью оказался небольшой рабочий кабинет, в самом конце которого за письменным столом сидел Чарльз Мортимер Д’Олэнторн. Профессор-востоковед что-то быстро писал. — Сэр, — войдя без стука (наверное, были на этот счет особые распоряжения), обратился к эмиссару капитан, — к вам мистер Нурадин.