Элефанти рассмеялся. – Ты всегда мне нравился, Катоха. Хоть ты и был ходячий геморрой. – Был? – Ты же сказал, что уходишь. – Ухожу. – Может, тогда сделаешь мне одолжение. Раз я тоже ухожу. – Ты врешь, преувеличиваешь или просто размечтался? – Говорю тебе, я правда ухожу. – Если это твое оправдание, чтобы выбраться из какой-нибудь ямы, которую ты сам себе вырыл, то не выйдет, Томми. Я то и дело слышу эту брехню. – Но не от меня. Катоха замолчал. Похоже, подумал он, Элефанти говорит всерьез. – Богом клянусь, Катох. Я ухожу. Моя мать – ее время на исходе. А я подумываю… я… умеешь хранить секреты? Это тебя порадует. Я переезжаю в Бронкс. – Зачем? У них паршивая бейсбольная команда. – Это уже мое дело. Но я не хочу оставлять за собой долгов. Хочу выйти чистым. Ты знаешь, с какими людьми мне приходится работать. Знаешь их повадки. – Если ты об этом переживаешь, надо было искать друзей получше. Кстати говоря, у твоего приятеля Джо Пека проблемы. Элефанти притих. – Тебя прислали с прослушкой? – спросил он. Катоха фыркнул. – Если меня к тебе с чем и прислали, так это с пинком под жопу от капитана. В «семь-шесть» меня ненавидят. Вот тебе чистая правда, Томми, и думай что хочешь: если ты коп, то будь уж копом. Если не коп, будь лопухом, как я. Или проходимцем, как Пек. Или дилером, который толкает дерьмо детям. Компромиссов не дано. Горвино так увлеченно продают наркоту неграм одной рукой и салютуют флагу – второй, что не видят, что их ждет. Их дети сами подсядут. Вот увидишь. Думаешь, негры здесь недоразвитые? У них тоже есть пушки, и они тоже любят деньги. Нынче не старые добрые деньки, Томми. Все не так, как раньше. Катоха почувствовал, как в нем нарастает гнев, и попытался взять себя в руки. – Я не уйду так, как старики до меня, – сказал он. – Злой и несолоно хлебавши. – Он бросил взгляд на церковь и снова вспомнил сестру Го. Сейчас она казалась такой далекой. Несбыточной мечтой. Потом он сказал прямо: – Наверняка это из-за женщины, а не садовника. Если бы это я переезжал в Бронкс, то только из-за женщины. Элефанти не ответил. Катоха сменил тему: – Стрельба на причале. Что-нибудь знаешь про девчонку? Элефанти покачал головой. Катоха вздохнул. – За лакокрасочной фабрикой на причале Витали ночует старый бомж, мой знакомый, – сказал он. – Иногда там обитает. Ты его знаешь. Зовут Дабом. – Видел такого. – Старина Даб в ту ночь отсыпался после запоя, прямо под окном на первом этаже, бодался с крысами. Проснулся от каких-то разговоров на причале. Выглянул и увидел, что произошло. От начала до конца. На следующий день я взял его за бродяжничество и повез мыться. За четырехдолларовую бутылку вина он выложил все, что видел. – Вино-то хоть хорошее? – Это же были мои четыре доллара. Охренительное. – Тогда деньги потрачены не зря. Катоха вздохнул. – Я поделился своей песней, теперь не напоешь ли и ты мне что-нибудь? – Не могу, Катоха. Я не прочь переступить через пару принципов, чтобы заработать на жизнь, но от разговоров с копами люди умирают. Причем не из-за старости. – Понимаю. Но давай тогда спрошу так. В Бед-Стее есть один цветной. Умный. По имени Мун. Банч Мун. Знаешь такое имя? – Возможно. – А Горвино знают? – Им положено, – сказал Элефанти. Катоха кивнул. Этого было достаточно. Он надел фуражку. – Если собираешься на пенсию, сейчас самое подходящее время. Потому что, когда пойдут разборки, они будут некрасивые. – Уже пошли, – сказал Элефанти. – Видишь? Я же говорю, будет некрасиво. В отличие от девчонки. – Какой девчонки? – Не коси под дурачка, Томми. Я тут перед тобой раскрываюсь. Девушка. Негритянка. Стрелок. Хороший. Наемница. Не из города. Это все, что я знаю. Она красотка. Зовут ее по-мужски. И стреляет как мужик. Твоему приятелю Пеку лучше ходить с оглядкой. Банч Мун амбициозен. – Как ее зовут? – Если бы я тебе сказал, наутро стало бы стыдно. Особенно если потом придется вылавливать ее из гавани. – У меня нет терок с девушками. Сложно, что ли, имя сказать? Катоха поднялся. Беседа окончена. – Когда выйдешь на пенсию и свалишь в Бронкс, Томми, пошлешь мне открытку? – Возможно. Чем ты займешься на пенсии? – Рыбалкой. А ты? – спросил Катоха. – Буду печь бейглы. Катоха подавил улыбку. – Ты итальянец. А то вдруг забыл. – Граци, но с каких пор это чему-то мешает? – сказал Элефанти. – Беру что дают. Так и делается, когда уходишь из бизнеса на своих двоих. Так и делается каждый день в новом мире. Катоха посмотрел на баптистскую церковь Пяти Концов дальше по улице. В ней горел свет. Издали слышалось пение. Репетиция хора. Вспомнил красавицу, которая сидела на первой скамье хора, болтая в руке ключами, и пела. Вздохнул. – Понимаю, – сказал он. 22. Дельфы, 281 Особняк по адресу Дельфы-стрит, 281, рядом с углом Каннингем-авеню, стоял сгорбленный и одинокий, с заросшими пустырями по обеим сторонам. Идеальное место для обороны. Внутри у окна на втором этаже сидел Банч Мун и смотрел на улицу. Со своей позиции он видел любого, кто подходил из-за угла. На кузовах машин играли дети. Стоял необычно теплый октябрьский день, и дети снова открыли пожарный гидрант. Он подумал, что потом надо подогнать свой древний пикап к гидранту, чтобы дети подзаработали несколько четвертаков за мойку. Он уже заметил среди них пару созревших для работы. Банч открыл окно и высунулся, посмотрел направо, потом налево, потом опять направо. Справа проблем не было. Он видел на несколько кварталов до самой Бедфорд-авеню. Слева – сложнее. Дельфы-стрит на углу заканчивалась Т-образным перекрестком. Он хотел купить себе дом на тупиковой улице. Но когда впервые приехал искать тайную явку в этом запустелом квартале, здесь оказалось столько пустых заколоченных особняков, что он мог выбирать сразу из нескольких вдоль улицы и решил, что это место сойдет. Он предпочел 281-й, потому что обзор отсюда был лучше, чем из любого другого дома. Справа он за кварталы замечал любого, кто следует от Бедфорд. С другой стороны у заросшего пустыря образовывалось «Т», где слева от перекрестка стояли несколько обветшавших домов, которых он не видел. Справа же в поле зрения находился заброшенный склад, видный Банчу только частично. Тот, кто появится с этой боковой улицы, если приедет на машине, будет замечен метров с трех, прежде чем свернет на Дельфы-стрит и рванет к его дверям. Не идеал, но пока что место не подводило. Лучший наблюдательный пункт, какой можно найти, не привлекая внимания копов. Он редко приезжал сюда на машине; обычно пользовался метро. Всегда ходил в форме транспортного ведомства, так что соседи принимали его за сотрудника. О доме 281 знали немногие из его бригады или людей на обработке героинового сырья. Здесь было безопасно. И все же лучше перебдеть. Стоя у окна, он оглядел оба направления. Удовлетворившись, нырнул обратно и закрыл окно. Сел за обеденный стол, посмотрел на заголовки лежащих перед ним «Нью-Йорк таймс», «Дейли ньюс» и «Амстердам ньюс», потом – на молодую красотку, сидевшую напротив. Она занималась своим маникюром. Королева Смерти Гарольдин была на том же самом месте, где раньше сидел Эрл, этот жалкий небритый безмозглый мразотный стукач. Она подпиливала ногти. Он подавил желание выматериться и спросил: – Как ты сюда попала? – На автобусе. – Машины нет? – Я не вожу. – Как же справлялась в Виргинии?