– Если бы мы приняли решение, гм, то, вероятно, нам удалось бы остановить возвышение Муад’Диба. Но кое-что мы можем сделать и сейчас, не так ли, гм? Здесь у нас есть некоторые возможности – и у вас, и у меня. Если удалить эту фигуру с доски – удалить осторожно и с умом, – то последующую неразбериху можно легко использовать для восстановления порядка в соответствии с нашими интересами. Старый баши пытливо посмотрел на Фенринга. – Вы предлагаете сотрудничество? Значит, вы вернетесь на Салусу Секундус? Фенринг, как зачарованный, продолжал смотреть на рукоятку кинжала. – Скажите Императору, что я вполне понимаю смысл его предложения, но вынужден ответить отказом. Пока вынужден. Передо мной открылись здесь… другие возможности, и я намерен ими воспользоваться. – Шаддам будет недоволен провалом моей миссии. – Гм, тогда скажем так, что я, вероятно, изменю свое решение. Подержите его на остром крючке. Для того чтобы сделать иллюзию более правдоподобной, я приму этот кинжал в дар и оставлю его у себя. Я прекрасно знаю его образ мыслей. Он, гм, считает, что возможность моего возвращения – это большая милость с его стороны. Но я пока буду заниматься обучением и воспитанием моей ненаглядной маленькой дочурки. – Почему вы придаете такое большое значение этой девочке? Ох уж эти сардаукары. Для них в жизни существует только белое и черное. – Она имеет очень большое значение, дорогой мой баши. Что, если нам придется обойти этого глупца на Салусе и искать способ самим свергнуть Муад’Диба? Гарон откинулся на спинку стула, изо всех сил стараясь скрыть потрясение. – Трудные времена требуют трудных решений. Фенринг продолжал говорить, упрямо настаивая на своем. – Провалы имперской политики Шаддама были такими вопиющими и люди так хотели его смещения, что даже этот безумный выскочка Муад’Диб смог занять вакуум, заполнив его своими фанатиками. Теперь, однако, становится ясно, что Муад’Диб может оказаться хуже Шаддама, и нам надо любой ценой прекратить бойню и установить новый порядок. Испустив тяжелый вздох, Гарон согласно кивнул. – Мы должны следовать путем чести. Поступив так, мы сможем остановить злодейство, совершаемое ныне против человечества. Честь обязывает нас сделать все, что в наших силах. Фенринг протянул руку, и старый баши Гарон крепко ее пожал. Самого Фенринга, в отличие от старого солдата, не слишком сильно волновали вопросы чести. В этом была сила, но одновременно и слабость баши Зума Гарона. Фенрингу самому предстояло разработать все детали плана и привести его в действие. Пределы Империи необозримы, но истинно эффективное правление распространяется не далее одной планеты, континента, а то и одной деревни. Людям трудно охватить взором то, что лежит за пределами их ближайшего окружения. Муад’Диб. Политика и бюрократия Он одиноко стоял на балконе. Ночные огни Арракина были тусклы, и взошедшая первая Луна отбрасывала длинные тени от домов разросшегося, потеснившего пески большого города. Вдали, в зубчатой линии гор виднелись расселины, сквозь которые в плоскую котловину устремлялись потоки песка. В тех местах Барьера Пол когда-то с помощью атомных бомб проделал проходы, сквозь которые к городу устремилось его войско верхом на песчаных червях. Барьер был естественным препятствием, взорванным в битве одним простым человеком. Обычным человеком. Но люди не считают его обычным человеком. Молодой Император снова лег в постель, но сон бежал от него. В просторах галактики Полу предстояло провести бесчисленное множество военных операций, и он, Муад’Диб, вдохновит их на пути к вечной славе. Фримены не потерпят даже малейшей слабости и не простят ее своему мессии. Иногда видения, основанные на предзнании, носили характер каких-то общих, весьма смутных впечатлений, но иногда это были живые яркие сцены, наполненные мельчайшими деталями. Сам джихад представлялся ему высоким горным хребтом, перегородившим дорогу его жизни – опасным, грозным препятствием, обойти которое он не мог. Поначалу Пол пытался отрицать эту преграду, но потом приучил себя к мысли о необходимости идти вперед, смело глядя в лицо трудностям, преодолевая предательские расселины в скалах и неожиданные бури. Он был поводырем слепого, он, Пол, поведет его по безопасным проходам, сознавая, однако, что на этом пути их могут поджидать лавины, наводнения, горные обвалы и удары молний. Законы сохранения вида требовали иного. Иного требовала и ужасная цель. Не важно, какой путь он выберет, но, прежде чем человечество под водительством Пола достигнет земли обетованной, его, человечество, ждут тяжкие и неизбежные жертвы. Пол предвидел, что к власти его прирастут показуха, помпезность и бюрократия. Все признаки были уже налицо. Поначалу все это будет выступать под личиной мощных и необходимых механизмов власти, но со временем начнет метастазировать, как раковая опухоль. Пол понимал, что придется некоторое время терпеть это, ибо таково топливо джихада. Дюна уже стала центром обновленной вселенной. Сюда будут являться миллионы и миллионы совершающих хадж паломников. Здесь, на этих выжженных солнцем равнинах, будут приниматься судьбоносные решения, отсюда отправятся в поход легионы Муад’Диба, чтобы воплотить его планы. Отсюда, из Арракина, новой цитадели Муад’Диба, свет новой веры и жизни зальет галактику. Его дворец будет иметь исполинские размеры и излучать невиданную красоту. Таково требование народа, таково веление истории. Старые постройки были уже снесены, хлам убран, место строительства колоссального сооружения расчищено. Стройка начнется с рассветом. Старая резиденция правителей Арракина составит ядро гигантского здания, но в новом дворце не будет даже намека на прежнее жилище Дома Атрейдесов на Арракисе, которое до этого было резиденцией графа и леди Фенринг. Пол стоял между суровым Корбой и жизнерадостным Уитмором Бладдом под высоким сводчатым потолком и наблюдал, как реагируют на его планы Чани и Ирулан. Мастер меча Бладд, едва не лопаясь от гордости, демонстрировал голографические изображения домов, садов и проспектов будущей цитадели Муад’Диба. Планы были настолько грандиозны, что отдельные их фрагменты занимали едва ли не весь большой зал. Проектировщики вносили последние штрихи, исправляя модели под руководством квалифицированных архитекторов. Бладд изумительно справился со своей задачей; ему удалось согласовать намерения и идеи великого множества людей и при этом заставить подчиненных проникнуться идеей «самого грандиозного в истории человечества архитектурного триумфа». Бладд уже много лет де-факто руководил всеми предприятиями эрцгерцога Икаца; вот и теперь ему предстояло координировать работу тысяч строителей и техников, следить за поставками материалов и за исполнением бюджета (несмотря на то что даже сироты, ночевавшие на улицах Арракина, с радостью отдали бы свои последние гроши Муад’Дибу). Выступая от имени Кизарата, Корба объявил о пожертвовании на строительство четырех храмов, которые будут с четырех сторон, словно лепестки, окружать первый этаж цитадели. Корба предлагал украсить будущие стены (которые еще не были возведены) религиозными скульптурами и другими предметами культа. – Каждая сторона цитадели должна нести на себе какое-то из изображений Муад’Диба с изложением соответствующей легенды. Это поможет выделить его и возвысить над прочими богами. Глядя на Корбу, Пол думал об остальных федайкинах, помнивших о чистоте своего служения. Когда они дрались здесь, на Арракисе, за понятные им цели против явных врагов – Харконненов и императорских сардаукаров, – они клялись своими жизнями защищать Муад’Диба. Многие из тех отборных бойцов и сейчас сражались в битвах джихада – Отгейм, Тандис, Раджифири и Сааджид. Зная их умение и мужество, он приберегал своих фрименов – очень малую их часть – для самых трудных походов, для самых кровопролитных сражений. Но Корба, несмотря на то что он и сам был федайкином, выбрал иной путь к славе. Он скрывал свои мотивы, но они были совершенно ясны Полу: воин – это всего лишь воин, а религиозный лидер обладает много большей властью в расширяющейся сфере влияния Муад’Диба и на завоеванных или союзных планетах. Пестуя Кизарат, оформляя в писание новые жреческие учения и правила их внедрения, Корба создал и поддерживал для себя прочный фундамент личной власти, естественно, во имя Муад’Диба. Несмотря на все отвращение, испытываемое Полом к такому повороту событий, он нуждался в той духовной энергии, которую могла породить только религия. Он понимал, что и ему – хочет он того, или нет – тоже придется соблюдать внешние правила религиозного поведения. Вместе с Чани Пол переходил от стола к столу, рассматривая модели зданий, особенно приглядываясь к многочисленным куполам и стремительно возносящимся вверх аркам. В разрезе было показано, в каком месте небесного аудиенц-зала будет располагаться главный трон. – Некоторые залы будут так велики, что в них без труда разместились бы иные королевские дворцы. Весь комплекс будет представлять собой гигантское фортификационное сооружение – как для защиты его обитателей, так и для устрашения чужеземцев. Экстравагантный мастер меча пользовался рапирой, как указкой, демонстрируя принцессе Ирулан, где будут расположены ее личные сады, а где «кабинеты размышлений». В них она сможет продолжить свои литературные труды. Пол особо отметил гордость, с которой этот человек изъяснял великую мечту Пола. Он сумел произвести впечатление даже на бесстрастную Ирулан. Чани искоса наблюдала за принцессой. – Может быть, такой дворец был бы уместен в старой Империи, но нам не нужна такая помпезность, Усул. Фримены сочтут такую экстравагантность… проявлением алчности, которая подобает только чужеземцам. – Нет такой экстравагантности, которая была бы слишком велика для Муад’Диба, – упрямо произнес Корба. – Люди увидят – самое малое – величайшее здание за всю человеческую историю. Как это ни печально, но Пол понимал, что Корба прав. Бладд громко откашлялся. – Таковы были мои инструкции, и так это и будет выглядеть в реальности. Исходя из центрального ядра здания, все остальные его части будут похожи на расходящиеся от него гигантские лепестки благоухающего прелестного цветка, который украсит собой пустыню. Несмотря на все несходство характеров и темпераментов, Корба и Бладд на этой ранней стадии осуществления проекта относились друг к другу со сдержанным уважением. Точкой равновесия служили общие для обоих амбиции и единство цели. Пол взял Чани за руку и сказал: – Эта экстравагантность необходима, любовь моя. Само великолепие есть рычаг, способный повергнуть к моим стопам колеблющихся и новообращенных. Своими размерами, видом и великолепием моя новая крепость внушит благоговение всякому, кто ее увидит, мало того, она вселит благоговение даже в наши сердца, несмотря на то что мы знаем, как она будет построена. И наше благоговение особенно важно, ибо мы должны хорошо играть предназначенные нам роли, а я – лучше всех. Пол похлопал мастера меча по спине, затянутой в дорогую ткань. – Вы заслужили мое полное одобрение, Бладд. Да, мой дворец будет построен в точном соответствии с вашим планом. Каждым уложенным камнем, каждым гобеленом мы укрепим джихад и будем способствовать его скорейшему окончанию. Я буду принимать на троне толпы верующих и обращаться к ним с балконов. Трон и балконы должны превзойти все своей роскошью. – Но мои покои должны иметь скромное убранство. – Пол махнул рукой в сторону макета императорских покоев, блиставших показным великолепием. – Когда мы с Чани будем удаляться в свои покои, нас будут окружать только традиционные удобства, каковые можно найти в ситчах; там должны быть только те предметы, которыми пользуются в своем обиходе все фримены. В уединении мы будем вспоминать о наших корнях. Бладд и Корба посмотрели на Пола, не скрывая тревоги, а Ирулан подошла ближе. – Мой супруг, люди ожидают, что вы будете жить как Император, а не как племенной вождь. Вся цитадель, включая ваши апартаменты, должна показать всему человечеству, как велик и могущественен Муад’Диб. Моделью может послужить личное крыло моего отца в старом императорском дворце. – Для жизни нам достаточно в наших покоях простоты ситча, – упрямо сказала Чани, и Пол согласился с ней, закончив ненужную дискуссию. Чани всегда чувствовала себя неуютно в городах и в больших зданиях, украшенных роскошными безделушками. – Пусть Муад’Диб – Император, он все равно один из народа. «Да, – подумал Пол. – Отцу эти слова пришлись бы по нраву». Я был рожден для величия, а не для того, чтобы стать сноской в мировой истории. Мастер Уитмор Бладд. Личные дневники и наблюдения, том VII Хранилище дорогих вин было частью огромных трофеев, доставленных на Арракис армиями Муад’Диба. Уитмор Бладд обнаружил это неучтенное сокровище, осматривая доставленные на планету материалы в поисках пригодных для строительства новой цитадели. Он прочитывал запыленные этикетки на бутылках, оценивал годы урожаев и приходил во все большие восторг и восхищение. Сомнительно, чтобы неотесанные фримены даже отдаленно понимали ценность этого трофея. Они свалили захваченные бутылки в кучу без всякого каталога или списка, не позаботившись о надлежащих температуре и влажности. Эти пустынные фанатики не имели никакого понятия о ценностях, были лишены вкуса и изящества. Им было не дано понять разницу между освежающим тонким каладанским белым вином и терпким кьянти с тепличных виноградников Анбус IV. Осматривая ящик за ящиком содержимое хранилища, Бладд все больше утверждался в мысли, что не имеет права допустить, чтобы такое сокровище пропало без всякой пользы. Он нашел здесь и слабое красное столовое вино, которое можно было пить в больших количествах, не обращая особого внимания на вкус. Это вино подходит фрименам больше, чем вина утонченные и ароматные. Или, может быть, отдать им вот этот сладкий мускат? Добравшись до бутылки оригинального киранского игристого вина, Бладд отложил его к тонким винам. Он не мог допустить, чтобы такое вино было выпито ничего не понимающими в нем мужланами! На сегодняшний вечер Бладд оставил себе крепленый кларет, который он в последний раз пробовал много лет назад в компании с другим мастером меча Ривви Динари. Они тогда обмывали поступление на службу к эрцгерцогу Арманду Икацу. Мощный, склонный к полноте Динари посчитал качество этого вина исключительным. Что же касается самого Бладда, то он берег в памяти тот вечер ради воспоминаний о дружбе и удачной службе, а не в связи с качеством вина. Динари, несмотря на свою полноту, утверждал, что очень хорошо разбирается в винах, хотя, как показалось Бладду, его товарищ отдавал должное не только качеству, но и количеству выпитого.