В разгар кровавого побоища герцог Лето сумел вывести многих присутствовавших на свадьбе из зала, солдаты препроводили их в ожидавшие в космопорте фрегаты, а кораблям до особого приказа было запрещено взлетать. Некоторые гости заперлись в комнатах замка Каладан. Жуткое избиение, страшные полеты смертоносных дисков, неспособность мастеров меча и гвардейцев Лето защитить людей – все это произошло в течение какой-нибудь минуты. Солдаты Атрейдеса вбежали в зал тогда, когда жертвы были уже изрезаны на куски или тяжело ранены, а уцелевшие рыдали от перенесенного потрясения. Принц Ромбур оглядел себя и увидел, что вся его одежда порезана на лоскуты, хотя в остальном он как будто не пострадал. Доктор Юэ сновал среди раненых, определяя, кому можно помочь, а кому уже нельзя. Первым делом он наложил жгуты на кровоточащий обрубок руки эрцгерцога Икаца. Оторванная конечность, обезображенная и сломанная, лежала на полу. Посмотрев на нее, Юэ вполголоса сказал герцогу: – Рука слишком сильно повреждена, чтобы ее можно было пришить на место. Возможно, тлейлаксу знают способ вырастить новую конечность, но мне такой способ неизвестен. – Он жестом указал на принца Ромбура, изрядно потрепанного в побоище. – Так же, как и в случае принца Верниуса, я могу сделать протез и для эрцгерцога. Я владею этим искусством. – Это мы обсудим позже, – сказал Лето, вытирая кровь со лба. Мощные болеутоляющие средства сделали эрцгерцога Арманда сонливым и оглушенным, но гнев был настолько силен, что прорывался сквозь пелену, окутавшую сознание. С трудом повернув голову, которая двигалась, как подвешенная на ржавых петлях дверь, он возмущенно уставился на побледневшего и дрожавшего Уитмора Бладда. – Ты должен был защитить ее. – Слова эти ранили мастера меча сильнее, чем смертоносные диски. Бладд сжал губы. – Я промахнулся, – произнес он, сам не веря своим словам. – Я мастер меча, и я промахнулся. Я должен был пожертвовать жизнью ради Илесы. Ривви исполнил свой долг лучше. Дункан споткнулся о распростертое на полу тело Ривви Динари, похожее на тушу разделанного кита. В широкой груди застрял один из дисков. – Он умер героической смертью, смертью истинного мастера меча. Бладд посмотрел на свою узкую рапиру, а потом со звоном швырнул ее на пол. – Помоги мне вынести его тело, Дункан. Кажется, это единственное, на что я годен. Не поддаваясь параличу горя, герцог Лето действовал твердо, холодно и расчетливо. Он перекрыл космопорт, запретив вылет любого корабля, и приказал, принеся короткие извинения, объявить экипажам и пассажирам, что вылетов не будет до завершения расследования происшедшей трагедии. Сафир Хават, которому зашили рану на спине и наложили повязку, с особым пристрастием приглядывался к тем, кто был больше всего расстроен и разозлен задержкой, а также к тем, кто высказывал горячее показное сочувствие. Хорошо еще, что, по иронии судьбы, все четырнадцать убитых принадлежали либо Дому Атрейдесов, либо Дому Икаца. После того как прошел первый приступ страха, многие аристократы пришли в ярость, обвиняя либо Дом Моритани за то, что оказались вовлечены в кровавую распрю, либо Атрейдеса – за то, что он пригласил их в такое опасное место. Но пострадавшие аристократы претерпели минимальный ущерб, и можно было надеяться, что их гнев утихнет и не станет причиной долгой вражды между Домами. Но герцог Лето не собирался ничего забывать. Гарни Холлик и Сафир Хават осмотрели каждый кирпич замка Каладан в поисках других орудий убийства. Возможно, что, даже устроив такой изощренный заговор и приведя его в исполнение, виконт все же не стал укладывать все яйца в одну корзину. Кто знает, может быть, виконт Моритани замыслил месть, которая должна была обрушиваться на врагов постоянно – изо дня в день, из месяца в месяц. Принц Ромбур клятвенно обещал помочь. Он, словно верный паладин, не оставлял Лето, несмотря на то что сопровождавшие его иксианские чиновники настаивали на том, чтобы сам принц, Тессия и вся свита укрылись на фрегате под защитным экраном. Раздражая принца, его советники говорили, что Ромбур едва не был убит еще раз, и именно во время покушения на жизнь Лето Атрейдеса. Но на этот раз тело принца-киборга было лишь слегка поцарапано и немного деформировано. Однако если бы Ромбур Верниус, как и прочие люди, состоял из плоти и костей, то он наверняка был бы убит. Иксианские советники продолжали настаивать на своем, угрожая, что по возвращении на Икс поставят под вопрос правление принца. Они так надоели Ромбуру, что он, выйдя из себя, развернулся и, не соразмерив силу, ударил одного из советников, Болига Авати, так, что тот отлетел к противоположной стене. Возмущенный принц-киборг провозгласил громовым голосом: – Тессия, Бронсо и я останемся здесь, рядом с моим другом Лето Атрейдесом. Испуганные такой выходкой технократы помогли своему товарищу подняться и в полном изумлении и страхе ретировались на фрегат Верниуса, решив не показываться более на глаза принцу. * * * Во время траурной церемонии отпевания Илесы однорукий эрцгерцог мог лишь бессильно созерцать происходящее. Разум его был замутнен лекарствами, по лицу струились слезы. Ему надо было выплеснуть свое горе, отдаться ему полностью и без остатка, но спутанность мыслей и чувств не позволяли ему этого. Но тем не менее Арманд Икац понимал всю тяжесть обрушившегося на него несчастья, и этого было довольно. Лето стоял рядом с эрцгерцогом на высокой скале, где проходила служба. Местный священник с перевязанной рукой – он получил легкое ранение – произносил слова погребальной литургии. Какой контраст с теми словами, которые он должен был произнести по случаю бракосочетания! Набальзамированное тело Илесы предстояло доставить на Икац, где оно будет выставлено для прощания, а потом похоронено в семейном склепе рядом с телами ее сестры Сании и дяди Тео. – Моритани не в первый раз наносит мне такой удар, – холодным и пустым голосом сказал Икац герцогу Лето. – Я пережил свое горе прежде, но не знаю, смогу ли в этот раз. Дункан и Бладд устроили погребальный костер Ривви Динари. Его тело не отправится на Икац. По традиции тело погибшего мастера меча должно быть сожжено там, где он пал. Несмотря на то что это была частная церемония, Дункан позволил Полу принять в ней участие; Гарни Холлик и Сафир Хават тоже были здесь. Гарни поклялся сочинить сонет, чтобы увековечить память героических деяний «самого толстого из самых быстрых людей», каких он только знал. Уитмор Бладд был сломлен своей неудачей. Он был пристыжен (и оскорблен) тем, что вышел из этого страшного испытания без единой царапины. Планета Каладан была закрыта в течение многих дней. Космопорт не принимал даже местных жителей, отсутствовавших дома во время трагического происшествия. Лето отказал в приеме двух прибывших лайнеров Гильдии и направил уведомления представителям КООАМ о том, что им запрещается выводить из лайнеров свои грузы и пассажиров. Каладан будет закрыт. Ни один корабль не покинет планету и не будет на ней принят впредь до особого распоряжения. Герцог не дал этому никаких объяснений, несмотря на повторные запросы и требования со стороны Гильдии. Вскоре прибывшие на свадьбу гости стали проявлять нетерпение. Несколько лордов направили петицию в замок Каладан, но Лето отклонил их, заявив, что не желает, чтобы его беспокоили во время траура. В первый день Джессика предоставила Лето возможность самому бороться с печалью, гневом и смятением. Он ожесточился, но не стал бессердечным, показная жестокость была лишь способом скрыть горе от себя и других. Но наконец душевная боль повлекла Джессику к Лето. Она не смогла оставить возлюбленного одного в его горе. Джессика пришла в их спальню. До свадьбы она вынесла отсюда свои вещи, так как теперь здесь должна была жить Илеса. Как наложнице Лето Джессике были предоставлены покои в замке, обставленные в соответствии с ее привилегированным положением. Джессика, не произнося ни слова, села рядом с Лето. Несмотря на то что все ее вещи и туалетные принадлежности были вынесены отсюда, чтобы освободить место для супруги, Джессика все равно чувствовала себя рядом с герцогом как дома. Она видела, как он борется со своей печалью, стараясь собраться и спрятать ее за неподвижной каменной маской. Наконец Джессика заговорила: – Лето, вначале я была сильно рассержена, когда ты попросил меня проводить время с Илесой, но теперь я очень рада, что смогла ближе узнать ее. Мы научились уважать друг друга, и я думаю, что она стала бы достойной первой леди Дома Атрейдесов. Лето сделал вид, что его нисколько не трогают слова наложницы. – Я и сам едва был с ней знаком. Да, ей предстояло стать моей женой, но это был брак по чисто политическому расчету. – Его холодность не убедила Джессику. – Я испытываю больший гнев из-за моего друга Арманда. Потеря руки ничто в сравнении с гибелью дочери и мастера меча. Джессика поднялась, чтобы уйти, видя, что Лето пока желает побыть в одиночестве. – Не важно, что может случиться еще, Лето, но я все равно останусь с тобой. Он внимательно посмотрел на нее своими яркими серыми глазами. – Знаю, Джессика. Я всегда это знал. Наконец, по прошествии четырех мрачных и тягостных дней, Лето встретился с Дунканом, Сафиром и Гарни в комнате военных советов. Атмосфера была буквально перенасыщена готовым взорваться гневом. Дункан кипел больше других. – Еще прежде Дом Моритани объявил войну убийц, но такая война требует соблюдения определенных правил, которые виконт нарушил. Нарушил не в первый раз. В таких конфликтах нельзя убивать невинных. – Даже Шаддам не сможет закрыть на это глаза, – сказал Сафир. – У нас нет никаких связей с Домом Моритани, – заговорил Лето. – Как грумманцы смогли задумать и осуществить такой заговор в нашем же доме? Должно быть, здесь есть шпионы среди слуг замка или в деревне. – Горшки с растениями прислал Прад Видал, – сказал Гарни. – Эрцгерцог Арманд оставил его управлять Икацом на время своего отсутствия. – Если он изменник, милорд, то, вероятно, хорошо себя обезопасил, – сказал Дункан. – За всем этим стоит Моритани, – прорычал Лето. – Если Видал и сыграл какую-то роль, то явно лишь второстепенную. – Видимо, никто из них не рассчитывал, что эрцгерцог Арманд останется в живых, – заговорил Сафир. – Сейчас, когда прервано все сообщение Каладана с внешним миром, никто не знает, что здесь на самом деле произошло. В дверях появился Арманд Икац. Эрцгерцог был слаб и выглядел утомленным, но изо всех сил пытался сохранить достоинство. Культя была аккуратно перевязана, одет Арманд был в простую Икацскую одежду. Лицо его осунулось, глаза покраснели, но взгляд оставался ясным, и в нем читалась ярость. Врачи говорили, что он отказался от приема болеутоляющих лекарств. – Мне пора возвращаться домой, Лето. Я должен похоронить дочь, навести дома порядок и подготовиться к войне с Грумманом. Это животное, виконт Моритани, бил не по Дому Атрейдесов. Просто он увидел в этой свадьбе удобное средство поразить меня и мою семью. Вы просто случайно оказались на его пути. – Он выпрямился и расправил плечи, словно горделивая осанка могла уменьшить физическую и душевную боль. – Мне больше нечего терять, поэтому я приму вызов Моритани. Виконт сам открыл все шлюзы, и теперь последует кровопролитие, которого долго не забудет потрясенная Империя. Я предпочитаю плохие новости полному отсутствию информации. Молчание подобно голодной смерти. Барон Владимир Харконнен Несмотря на то что грязный, отравленный промышленными отходами воздух Харко-Сити часто заставлял барона кашлять, он все же чувствовал себя бодрым и энергичным. При всех недостатках и противных запахах он все же предпочитал свою планету знойному и пыльному Арракису, пестрому Кайтэйну или тусклому Грумману. Здесь был его дом. Сейчас барон вместе с Питером де Врие ехал по движущемуся тротуару из Убежища в столовую, где им предстоял обед в компании племянников барона – Раббана и Фейда. Оба молодых человека соперничали, стараясь завоевать доверие и симпатии барона, борясь за назначение его официальным преемником. Но барон не спешил сделать выбор. Пока ни один из кандидатов не удовлетворял Владимира Харконнена. Когда дорожка проезжала через парк, уставленный импозантными статуями правителей Дома Харконненов, де Врие указал патрону на одну из них. – Птицы снова облюбовали вашу голову, милорд. Барон посмотрел на свое недавно воздвигнутое скульптурное изображение. Он был представлен в образе стройного молодого человека, застывшего в героической позе с широким мечом в руке. Барон тоскливо подумал о своем прежнем, подтянутом и мускулистом теле, коим он так гордился до тех пор, пока эта ведьма Мохайем не наградила его какой-то хронической хворью. Харконнен с отвращением заметил, что белые подтеки птичьих экскрементов тянулись от макушки статуи до ее бронзовых глаз.