— Вот мы и встретились, Тимур. Сейчас я жалею, что это не случилось раньше. В этом есть моя вина. Может, все бы по-другому сложилось бы. Я знаю, она любила тебя, — со слезами на глазах сказала Марго. — На все воля Бога! — смог выдавить из себя Тимур, не находя более подходящих слов. Подошедшие к ним сотрудники ресторана, где работала Вера, заговорили: — Она была нашей искоркой, веселой, беззаботной зажигалочкой. — Мы ее очень любили. — Нам будет ее не хватать. — Весь коллектив ресторана глубоко опечален известием трагической смерти Веры. Только светлые воспоминания о ней останутся в наших сердцах. Мы бы хотели вас материально поддержать, — Тимур протянул Маргарите конверт с деньгами, которые собрал коллектив ресторана. Марго поблагодарила их всех. Видя, как Ника не сводит глаз с Тимура, Марго сказала: — Вам есть о чем поговорить. Оставшись вдвоем, Ника с Тимуром отошли в сторонку от посторонних взглядов. Без всяких прелюдий, убедившись, что их никто не слышит, Ника сразу вымолвила: — Я беременна. Срок восемь недель. — Вот так вот. У нас было-то один раз, и ты уже беременна. — Да. — Ты уверена, что это мой ребенок? — Да как ты смеешь? — Я не уверен. Если ты смогла переспать с мужчиной своей сестры, то кто тебя знает. — Подлец! Это твой ребенок. — Я люблю Веру. Любил, — поправил себя Тимур. — С тобой я не хочу иметь ничего общего. Мне не нужен этот ребенок, даже если он мой. Сама решай, оставить его или нет. — И это все, что ты мне можешь сказать? — Вера умерла, теперь с вашей семьей меня больше ничего не связывает. В Москве меня тоже больше ничего не держит. Я уезжаю в Питер, домой. Не ищи меня, никаких встреч. У нас нет будущего, так как нет нас. Так же молча, изредка тихо перешептываясь, люди потянулись по дороге к выходу из кладбища после завершения церемонии погребения. — Сказала? — спросила Марго Нику. Ника ничего не ответила, только фыркнула. Раздраженная и злая, она шла рядом. Марго повторила свой вопрос: — Ты сказала ему? — Да с чего ты взяла, что он имеет к этому какое-то отношение. Это не он, — злобно ответила Ника, понимая, что в этот день она потеряла не только свою родную сестру, но и любимого мужчину своей мечты. Чувство одиночества и нестерпимое желание увидеть родных заставило Максима все-таки найти в своем плотной графике время на совместный обед в кругу семьи. В руках он нес букет альстромерий — любимых цветов матери — и подарки для близнецов. Он позвонил в дверь, и через мгновение услышал топот маленьких ножек и детские голоса. Дверь открыла сестра. — Макс, как я рада тебя видеть. Ты так давно не приезжал, — с радушной улыбкой сказала сестра, прильнув к брату. Не успели они насладиться встречей, как из комнаты выскочили два светловолосых мальчугана, одинаковые с лица, похожие как две капли воды. — Медведь, медведь пришел, — кричали дети от счастья. — Я не медведь, — зарычал Максим. — Я страшный серый волк. А дети визжали от радости, что пришел их любимый дядя, который непременно с ними поиграет. — Нет, нет, ты медведь, — продолжали восторженно кричать близнецы, разбегаясь по квартире. — Прячься. — Я серый волк в шкуре медведя. Сейчас я съем этих вкусных маленьких мальчишек. Вот поймаю и защекочу. Бросив все подарки, наскоро сняв обувь, Максим метался по квартире, отыскивая озорников, один из которых залез от него в шкаф, а другой норовил заползти под кровать. Только племянникам он позволял называть себя медведем, только им разрешалось сидеть у него на шее, только они могли его, стокилограммового взрослого мужчину-полицейского, склонить на колени и заставить ползать по полу, изображая лошадку. Он любил возиться с племянниками, с ними время никогда не проходило скучно, с ними можно было позабыть о всех невзгодах и печалях, терзающих на тот момент душу. Покончив с обедом, непоседливые озорники притаились с новыми принесенными дядей игрушками. Сестра, хлопоча на кухне, убирала со стола. Воспользовавшись подходящим моментом, Макс смог спокойно поговорить с матерью наедине в ее комнате. Хрупкая женщина с копной уже седых волос и лицом, местами затронутым морщинами, сидела на кровати. На прикроватных тумбочках стояли несколько фоторамок, где были запечатлены самые дорогие ее сокровища — ее дети и внуки. Все лица на фото лучились улыбками радости. Макс прилег, положив голову матери на колени, как в детстве, когда ему была необходима материнская поддержка, как сеанс психологической помощи, в которой он сейчас сильно нуждался. Мать гладила сына по волнистым густым волосам, голос ее был нежен и спокоен. — Ты выглядишь уставшим, сынок, — сказала мать Максима. — Правда? — Когда ты раскроешь дело Освободительницы, сможешь взять выходные и поехать на любимую рыбалку. — Ой, не знаю. Будет ли оно когда-нибудь раскрыто, — с грустью в голосе ответил Максим. — Что за нотки пессимизма в голосе? Это на тебя непохоже. Где твой боевой дух? — Эти убийства особенные. — Я уверена, ты ее поймаешь. Тебе всегда удавалось. — Ты мне льстишь, мама. — Я горжусь тобой. Ты найдешь отгадку. Ты всегда умел сопоставить факты, проанализировать и сделать выводы из самых запутанных преступлений. — Я никак не могу понять логику убийцы-женщины. Здесь явно затронуты чувства, а понимание женских штучек мне не по зубам. Был бы я в этом силен, у самого сложилась бы по-другому судьба. Даже нашему лучшему психологу-эксперту не удается раскусить этот крепкий орешек. — Ты не только хороший полицейский, у тебя есть дар — безошибочное чутье. Появится подсказка, и ты правильно ей воспользуешься. Ты ее поймаешь, это дело времени. Они молча смотрели друг на друга. — Мне пора. Нужно ехать. — Что, опять работать? — Да, я не успокоюсь, пока не поймаю ее. 19. Идея Лица присутствовавших на совещании следователей выглядели уставшими, хотя было утро, когда они собрались в кабинете полковника Зуева. Небритые лица мужчин с трехдневной щетиной, мятая одежда подчеркивали, что все силы сейчас брошены на расследование по делу двойного убийства в парке на севере Москвы. Они явно недосыпали. После бессонной ночи их ждал очередной рабочий день. — По заключению судмедэксперта, смерть первой убитой — Ольги Кругловой — наступила с полуночи до двух часов ночи, аналогично предыдущим убийствам, вследствие рассечения сонной артерии скальпелем. Кисти были отрублены мини-топором. Вторая жертва, очевидица преступления — Вера Калинина, опознана матерью. Двадцатичетырехлетняя девушка работала официанткой в элитном ресторане Москвы. Смерть ее наступила в результате открытой черепно-мозговой травмы и перелома свода черепа. Убийца сильно ее толкнула, и жертва упала на спину, ударившись затылком о камень, — докладывал майор Медведев. — С алкоголичкой, оказавшейся ночью в парке, ясно, а что свидетельница так поздно делала в парке? — уточнил полковник Зуев. На вопрос ответил майор Мухин, который допрашивал близких погибшей Веры Калининой. — Со слов матери, погибшая вышла встречать сестру, которая любила там прогуливаться. Но сестра вернулась домой раньше. Так как за убитой числились грешки, поздние возвращения домой, семья не придала этому особого значения и все легли спать. Позже они заволновались, когда утром убитой не оказалось дома. — Мы также опросили жениха погибшей, — дополнила лейтенант Осипова. — Мы исключили его из круга подозреваемых. Он работал вместе с погибшей в том же ресторане. В ночь убийства он задержался на работе, что подтверждают несколько свидетелей. Он отпадает, у него алиби и совсем не было мотивов ее убивать, любил, не ссорились. — Что с уликами? — спросил полковник Зуев. — Орудий убийств на месте преступления не найдено — ни топора, ни скальпеля. По дорожке следов обуви на месте преступления несколько отпечатков оказались пригодными. По данным экспертизы можно сказать, что убийца — женщина, размер следа соответствует тридцать девятому размеру обуви, приблизительный рост — сто семьдесят два сантиметра, приблизительный вес — шестьдесят два килограмма, каких-то физиологических особенностей не выявлено, — ответил майор Медведев. — Мы исключили мать и дочь убитой свидетельницы, у них тридцать седьмой размер обуви, — сказал Мухин. — Как-то все хаотично у нашей Освободительницы. Никакой связи между убитыми. Одна блондинка, другая брюнетка. Социальные статусы разные: парикмахер, хозяйка магазина, алкоголичка. Общих мест пересечений между жертвами не найдено. Преступления совершены то в квартире, то на открытом участке местности, то отрезает языки, то топором отрубает руки, — разводя руками, возмущалась Светлана. — Почему она отсекла руки жертве? В чем здесь смысл? Она нас так хочет запутать? Может, Круглова что-то украла, и Освободительница поступила с ней как в древности с ворами — за проступок отсекла руки в знак наказания? — спросил Зуев. — Кстати, убитая имела привод за кражу. Мы сейчас прорабатываем эту версию, — ответил майор Мухин. — У убийств должна быть цель. Это не случайные убийства. Так какая цель у всех этих убийств? Кто-то мне может ответить? Или мы опять ни черта не можем и не знаем? Убийца бегает по парку с топором, а у нас опять ничего нет. Ни подозреваемых, ни свидетелей. Улики и то косвенные, — злился полковник Зуев. — Следаки из северного также обескуражены, ломают головы. Разве этих маньяков поймешь. Вот рождаются такие уроды, и сиди, думай, что у них там на уме, — насмехаясь, сказал майор Мухин. — Это для нас во всем в этом нет смысла, а для убийцы, мне кажется, все логично и обдуманно. Здесь прослеживается система, но мы не видим какая, — сказал Денис. — А вы какой смысл видите во всем этом? — обратился Михаил Зуев к доктору Берковичу.