* * * 1 Пришли зазимки. Небо стлалось над притихшими лесами — праздничными, раскрашенными. Высохший бурьян по ночам покрывался инеем, а к полудню посверкивал росинками. Окаменевшие глиняные брустверы траншей сочились противной, липкой слизью. Настроение в отдельной разведывательной роте капитана Маракуши устоялось отвратное: три ночных поиска по захвату «языка» и три неудачи — восемь убитых и почти два десятка раненых. Впрочем, неудачи преследовали не только эту роту. Гибли разведчики и в других дивизиях и полках. Наступление выдохлось перед очень хорошей, может быть даже отличной, обороной противника. Врытые в землю литые стальные доты — «крабы»[1], дзоты, проволочные заграждения в несколько рядов — и на обычных, и на низких кольях, и внаброс. И все густо усыпано минами — извлекающимися и неизвлекающимися, нажимного и натяжного действия и еще черт-те какими. Что делалось за этой стеной, никто в сущности не знал. Какие части занимали оборону противника, каковы их состав и вооружение, откуда они прибыли и куда собираются передвигаться? Последнее особенно беспокоило не только штаб армии, но и фронта. Севернее оборонительного участка армии советские войска несколько раз пробовали прорвать укрепленные позиции врага и выйти в тыл уже полуокруженного с осени старинного русского города, но сделать это не удавалось. Как только намечался успех, появлялись резервы противника, и он восстанавливал положение. Перебрасывать резервы ему не стоило особого труда: вдоль линии фронта проходили две рокадные дороги — железная и шоссейная. Из глубины, по данным дальней и стратегической разведок, резервы не поступали. Значит, они черпались за счет местных сил. Где же они располагались? Разведывательное управление штаба фронта теребило армейский разведотдел, а замначотдела подполковник Лебедев жал на разведотделения дивизий. Но удача не приходила. Слишком чутка оказалась ночная оборона противника, слишком надежно и хитро прикрывалась она инженерными сооружениями. Поскольку задача так и оставалась невыполненной, капитан Маракуша знал, что в ближайшие дни ему опять придется посылать людей в поиск. Ничего нового он придумать не мог и потому сделал то, что делал не раз: вызвал к себе лейтенанта Матюхина, разложил на столе карту своего участка обороны и приказал ординарцу заварить крепкий чай. Капитан готовился к долгому разговору. После похода в тыл врага и действия во время наступления положение молодого командира первого взвода Андрея Матюхина в роте упрочилось. Когда пришел приказ о присвоении ему очередного звания, в роте одобрительно решили: «Теперь пойдет вверх... Раз уж полоса такая счастливая, значит, все, пошел». В роте Матюхина-офицера приняли... Пожалуй, единственным, кто не вполне разделял общее мнение, был старшина Николай Сутоцкий. Отмеченный после возвращения вместе с Матюхиным из тыла противника орденом Славы второй степени и назначенный помощником командира третьего взвода, он злился на Матюхина не без оснований. В первом поиске погибли командир третьего взвода и разведчик. Затем за «языком» ходил второй взвод, и тоже безрезультатно. Казалось, по справедливости следующий поиск должен был возглавить командир первого взвода Матюхин, но командир роты рассудил иначе. В поиск опять пошли разведчики из третьего взвода, уже под руководством Сутоцкого, и тоже понесли потери, вернулись ни с чем. А взвод Матюхина по-прежнему вел наблюдение на переднем крае. Капитан Маракуша понимал, что горячий Сутоцкий кое в чем прав, но не придавал размолвке двух проверенных общей задачей и общим риском товарищей особого значения. Ему казалось, что соревнование в боевой деятельности не мешает службе. Кроме того, Маракушу смущало, что в тылу противника обстановка поисков постоянно складывалась в пользу Матюхина. Капитан отдавал должное Матюхину — он умел использовать обстановку. Больше того, капитан понимал, что молодой офицер обладает и нужной выдержкой, и чувством риска. О мужестве, смелости и находчивости Андрея капитан Маракуша попросту не думал — это необходимые для разведчика качества, без пих разведчику не прожить. Однако сейчас сложилась иная обстановка. По-видимому, им долго придется стоять в обороне, да еще перед лицом обозленного и наученного неудачами противника. Как поведет себя Матюхин в этих, привычных для большинства разведчиков условиях жесткой обороны? И Маракуша придерживал Матюхина — давал ему возможность освоиться и подготовиться к выполнению новых задач. Предстоящая беседа позволит определить степень подготовленности лейтенанта Матюхина, в разговоре с ним проверятся и кое-какие собственные мысли. Вот почему кроме крепкого чая и карты капитан подготовил для встречи с Матюхиным еще и несколько вариантов поиска в целях захвата контрольного пленного — «языка». 2 Матюхин вернулся затемно и, получив приказ явиться к капитану, не сразу бросился его выполнять. Теперь он был не тем, утверждающим себя пареньком, прошедшим тяжкую школу войны и плена. Офицерские погоны определили его место в жизни и на войне. И он ценил это место, понимал его суть и значение и видел с него значительно дальше. Прежде чем явиться по вызову, он почистил испачканную в траншеях шинель, хлебая суп из котелка, мысленно оценил доклады наблюдателей и, отказавшись от второго, быстро, но не торопясь и не срываясь на бег, как когда-то, пошел к командиру роты. - Садись, — кивнул Маракуша на лавку. — Будем чай пить и думать. - Об итогах дня доложить? — спросил Матюхин. - Нет. В ходе беседы.— Андрей сел, снял ушанку.— Раздевайся, чаю много. Раздеваясь, Андрей в который раз отметил умение капитана устраиваться: землянка была просторной, высокой и сухой, в ней пахло свежей сосной; стол гладкий, лавки выструганы, а над топчаном — трофейный коврик с оленями и замком. Маракуша разлил чай в кружки и придвинул к Андрею карту. - Думаю, понимаешь, в чем дело? - Пришла моя очередь терять людей? Капитан нахмурился, прихлебнув чай, поморщился: - Мысли... - А что сделаешь, если не вижу выхода... - Так уж и нет выхода? - Если опять в «ночное» — не вижу. Маракуша отхлебнул чай и поерзал на топчане. - А ты уже намереваешься и в... Он смолк — такой несуразной показалась ему пришедшая в голову мысль. Капитан уже отметил перемены в Матюхине и не мог позволить себе откровенную насмешку. Выждав долгую паузу, Матюхин спросил: - А вы, значит, не верите? - Во что? - В «дневное»? В дневной поиск? Маракуша засмеялся. - Ну ты даешь!.. Неужели веришь? Считаю, что нужно переходить на дневную работу. Пока нет снегов. - Да-а, — протянул Маракуша и отставил кружку с черным чаем. — Вот какие у тебя мысли… - Примерно такие. Капитан рассматривал лейтенанта. В уголках светлых, острых матюхинских глаз уже образовались морщинки. Проступили они и возле крепко сжатого, небольшого и еще по-юношески алого рта. И раньше крепкие скулы еще слегка раздались, отчего лицо приобрело выражение строгости и даже некоторой непримиримости. В темно-русых волосах над чуть оттопыренными, большими ушами пробился первый волосок седины. В обычное время он, вероятно, был бы не заметен, но в землянке, в свете чадящей, заправленной бензином с солью снарядной гильзы, волосок этот сверкал независимо и светло. «Рано седеют мальчики,— подумал Маракуша и опять придвинул кружку с чаем. — Конечно, в данном случае Андрей явно чудит. Организовать днем поиск для захвата пленного из такой мощной и хорошо организованной обороны — дело нереальное. Но почему не помечтать? Почему не порассуждать? Оттачивается тактическое мышление, зорче и глубже изучается противник. Пусть лейтенант потешится...» И спросил: - А если конкретно? Какие мысли мешают тебе жить? Лейтенант Матюхин уловив знакомые нотки капитанского превосходства, иронии, снисходительности. Несколько месяцев назад он только вздохнул бы про себя и смирился с этой манерой вести разговор. Сейчас он не собирался мириться и потому спросил строго официально: - Разрешите доложить? Матюхин не принял приглашения на задушевный разговор при обязательном преимуществе начальства, скрылся за уставной строгостью. Что ж, строгость эта позволяет многое, в том числе и сохранение определенной дистанции, утверждение собственного достоинства. Капитан Маракуша понял Матюхина и внутренне согласился. Лейтенант есть лейтенант. И дело есть дело. Можно не соглашаться с предложением подчиненного, можно навязать ему свое мнение, но при всем при этом мысли подчиненного от этого не обесценятся. И если на практике они окажутся лучше навязанного сверху решения, урон для начальника окажется весьма ощутимым. - Докладывайте. - Вы отлично знаете, что, во-первых, противник у нас дисциплинированный и, к нашему счастью, все еще подвержен стандартному мышлению. Во-вторых, пожалуй, после середины сорок второго года, когда противнику пришлось переходить к обороне, наши частные успехи почти всегда достигались в ночном бою и в ночных поисках. Считалось, что противник плохо подготовлен к ночным действиям. Это стало нашим штампом, нашим стандартом. Между тем фашисты сумели сделать нужные выводы: ночью их оборона стала гораздо опасней, чем днем. Днем они оставляют в траншеях только наблюдателей, патрулей да дежурные пулеметы. И правильно. Ведь кроме пехоты на переднем крае или в непосредственной близости от него есть наблюдательные пункты и разведчиков, и артиллеристов, и минометчиков. И все следят за нами. Под таким прикрытием пехота может спокойно отдыхать днем. А тяжесть обороны ночью ложится именно на пехоту. И она вылазит в траншеи. Она бдительна и осторожна. Вы с этим согласны? - В общих чертах. - Ну вот. Когда мы ползем за «языком» ночью, за нами следят тысячи глаз и ушей. И обмануть их ох как нелегко... - Однако, — усмехнулся капитан,— тебе дважды везло: мало того что проползал через оборону, еще забирался и в тыл противника. Может, это не только везение? - В известной мере действительно не столько везение, сколько использование сложившейся обстановки. Причем не по моей инициативе, как вы знаете. - Так, так... А то я уж подумал, что ты... — Маракуша опять недоговорил. То новое, что появилось в Матюхине, мешало ему поддеть офицера. - Я не... — усмехнулся Андрей. - Что «не»?— нахмурился Маракуша. — Договаривай. - Я не зазнался. Разрешите продолжать? Кроме того, противник в силу наших стандартных действий и своего стандартного мышления ждет разведчиков ночью, что особенно затрудняет наши действия.