Часть 40 из 62 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Да, забыть все это удастся не скоро. А может быть, не удастся никогда.
– Там, в коридоре, Дэймон. – Анна делает вид, что вспомнила об этом только сейчас. – Я спросила, не хочет ли он зайти, но… Он просил передать тебе это.
Протягивая ему телефон, она не спускает глаз с его лица. Но он и вправду кремень.
– Спасибо. Ты не проголодалась?
Намек ей понятен.
– Да, пожалуй, спущусь вниз, выпью чашечку кофе. Тебе что-нибудь нужно? Виски, сигареты…
Константин смеется, демонстрируя отличные зубы, и Анна покидает его со смесью облегчения и разочарования. Говорить с ним не стало легче. Та женщина… Не надо быть ясновидящей, чтобы догадаться: несмотря на то, что она чуть было не отправила его в Страну Вечной Молодости, он все еще продолжает думать о ней.
Дэймон услышал звонок и полез в карман за своим телефоном. Как раз в эту минуту из палаты вышла Анна. Вид у нее был несколько удрученный.
– «Будь хотя бы моим врагом!» – так говорит истинное почитание, которое не осмеливается просить о дружбе.
Эти слова, произнесенные с притворным смирением опытного обольстителя, заставили Дэймона сжать зубы от злости.
– Если ты хочешь иметь друга, ты должен вести войну за него, – заявил он в ответ, к немалому удивлению Анны, стоящей рядом.
– …а чтобы вести войну, надо уметь быть врагом.
– В своем друге ты должен иметь своего лучшего врага. Ты должен быть к нему ближе всего сердцем, когда ты противишься ему. – Дэймон встал и сделал два шага к двери, за которой скрывался гнусный провокатор. – Мастером в угадывании и молчании должен быть твой друг…
Анна покрутила пальцем у виска и с достоинством удалилась.
– Пусть будет твое сострадание угадыванием, – шепнул аппарат, – ты должен сперва узнать, хочет ли твой друг сострадания. Быть может, он любит в тебе несокрушенный взор и взгляд вечности. Пусть будет сострадание к другу сокрыто под твердой корой, на ней должен ты изгрызть себе зубы. Тогда оно будет иметь свою тонкость и сладость.
– Являешься ли ты чистым воздухом, и одиночеством, и хлебом, и лекарством для своего друга? – Дэймон взялся за ручку двери, повернул. – Иной не может избавиться от своих собственных цепей, но является избавителем для друга. – Толкнул дверь и вошел. – Не раб ли ты? Тогда ты не можешь быть другом. – Пересек стерильно-белое помещение и остановился в изножии кровати, глядя на Константина, также прижимающего к уху серебристый мобильник. – Не тиран ли ты? Тогда ты не можешь иметь друзей.[103]
В воцарившейся тишине двое полоумных, блондин и брюнет, неотрывно смотрели друг на друга. Забинтованная рука с телефоном медленно опустилась на одеяло.
– Где ты его нашел?
– Там же, где и тебя.
Прежде чем положить телефон на маленький передвижной столик у изголовья кровати, Константин еще раз взглянул на него и, как показалось Дэймону, поморщился от каких-то воспоминаний. По поводу машины он не переживал. Ему уже сообщили о том, что она нашлась. Машина, а вместе с ней и куртка.
– Им удалось дозвониться в Москву?
– Не знаю, – ответил Дэймон. – Я не видел сержанта О’Рейли со вчерашнего дня. И не могу сказать, что меня это огорчает.
– Я сказал им, что это был несчастный случай. Что я провалился туда по неосторожности.
Дэймон улыбнулся, как обычно, слегка кривовато.
– Дело твое. Но даже если они это и слопают, в чем я лично сомневаюсь, все равно твоя femme fatale[104] попадает под статью. «Оставление без помощи» или что-то в этом роде. То, что она уехала на твоей машине, никого не поставив в известность о случившемся с тобой несчастье – это факт, не требующий доказательств. Если бы ты провалился в эту дыру на обратном пути, твоя машина нашлась бы не в Дублине, а в Драмклиффе. Да еще и куртка… Боюсь, отвертеться ей не удастся. Никаких шансов.
– Ей следовало бросить машину и добираться до Дублина на такси, – сказал Константин, хмуря брови. – Тут она сплоховала. Куртка? – Он помолчал, глядя в окно. – Трудно сказать, почему она оставила куртку в багажнике. Может, просто не успела придумать, как от нее избавиться. Ключи и бумажник почти не занимают места, их можно сунуть в чемодан, а позже, в Москве, избавиться от них без хлопот. Или выбросить в Дублинский залив. Но это тоже рискованно. Лучше всего в Москве. Она же была уверена в том, что меня не начнут искать до вечера следующего дня.
– Не стоит ее недооценивать. Она продумала все до мелочей. Но после того, как дело было сделано, у нее, как у многих начинающих убийц, элементарно сдали нервы.
Улыбаясь уголками губ, Константин похлопал рукой по краю кровати.
– Иди сюда.
– А ты что, на ноги-то совсем не встаешь?
– Встаю иногда.
– Ну, валяй.
Не так-то просто было это сделать, но Константин справился. Покачиваясь от слабости, приблизился к стоящему как монумент Дэймону, и тот, вдоволь налюбовавшись на его стиснутые челюсти и поблескивающую на лбу испарину, наконец, сжалился и принял его в свои объятия.
– Представляешь, они прислали ко мне психиатра.
– Представляю, – кивнул Дэймон. – Мне тоже приходилось иметь дело с психиатрами.
– Я в курсе. – Константин посмотрел на него в упор. – Ты все еще спишь с ней? С Анной.
– Увы, нет. Здоровья не хватает. Но в самое ближайшее время обязуюсь наверстать упущенное.
Опрометчиво Константин двинул его локтем в плечо и сам же скривился от боли. Пришлось срочно укладывать его в постель, взбивать ему подушку, подтыкать одеяло…
– Будь благоразумен, сын мой, – говорил Дэймон, проделывая все это с ловкостью специально обученной сиделки, – если тебе хочется каких-то особенных ощущений, подожди недельку-другую, и я предоставлю тебе их в избытке.
Дверь отворилась, на пороге показалась Анна.
– Прошу прощения. – Она выглядела немного испуганной. – Я только хотела сказать, что сюда идут мистер Бирн, сержант О’Рейли и с ними еще какой-то человек в штатском.
– Человек в штатском? – Константин озадаченно моргнул. – Звучит угрожающе.
Дэймон указал ему глазами на телефон. Быстрым движением тот спрятал его под подушку.
И вот посетители столпились у постели больного. Оуэн Бирн – до сих пор немного взъерошенный, что, впрочем, не мешало ему выглядеть солидным ученым мужем. Сержант О’Рейли – непроницаемый, преисполненный чувства собственной значимости. Ну и, наконец, пресловутый человек в штатском (темно-синий костюм сидел на нем безукоризненно, при виде воротничка и галстука хотелось плакать навзрыд), который представился просто как Джон Мэттьюз.
Когда все церемонии остались позади, и воцарилось напряженное молчание, стоящий у окна Дэймон зорко глянул на мистера Мэттьюза и вкрадчиво осведомился:
– Скажите, сэр, мы с вами нигде не встречались?
У Мэттьюза дернулась щека.
– Не думаю.
– О, я вспомнил, – просиял Дэймон. – «Матрица». Мистер Смит.
– Мистер Диккенс, – заговорил сержант О’Рейли скрипучим голосом, – насколько мне известно, вы имеете обыкновение говорить только в присутствии своего адвоката. И поскольку его сейчас с нами нет, попрошу вас закрыть рот.
Улыбаясь с закрытым ртом, Дэймон отошел в сторону и уселся на подоконник. Джон Мэттьюз, надо отдать ему должное, не обратил на этот выпад ни малейшего внимания.
– Мистер Мэттьюз, – промолвил сержант после небольшой паузы. – Думаю, будет лучше, если это сделаете вы, а не я.
Кашлянув, Джон Мэттьюз шагнул к кровати. Лицо его стало строгим.
– Мистер Казанцев, так вы продолжаете утверждать, что ваше падение было всего лишь несчастным случаем?
– Я уже ответил на этот вопрос, – спокойно сказал Константин.
– Боюсь, я вынужден его повторить.
Константин искоса посмотрел на Дэймона. Тот молча покачал головой.
– Мистер Диккенс дает вам плохой совет, – сухо произнес Мэттьюз, по-прежнему обращаясь к одному Константину. – Вы не обвиняемый и не нуждаетесь в услугах адвоката. К тому же ваши слова или ваше молчание уже не смогут никому повредить. Я решил вернуться к этому вопросу… в интересах истины, скажем так.
– Не смогут повредить? – нахмурился Константин. – Что вы имеете в виду?
Мэттьюз переглянулся с сержантом, неожиданно утратившим весь свой апломб. Константин попытался прочесть ответ на лице Оуэна Бирна, но тот стоял, потупившись, и с большим вниманием разглядывал носы своих ботинок.
– Я пришел сообщить вам, что дело закрыто в связи со смертью обвиняемой, – проговорил Джон Мэттьюз в полной тишине.
И снова кашлянул, как будто поперхнулся последним словом. Все, кроме сержанта и Оуэна Бирна, уставились на него так, будто он принес известие о близком конце света. Но, даже будучи в шоке, кажется, так до конца и не поверили его словам.
– Ирка?.. – выдохнул Константин.
Возможно, ему просто захотелось услышать звук ее имени.
– Мать твою, мужик! – заорал Дэймон, соскакивая с подоконника. – Какого черта ты не следишь за своим языком?
– Черт, – отрывисто произнес Константин по-русски, осознав свою оплошность. – Кого вы называете обвиняемой? Если Ирину, то у меня нет к ней никаких претензий.
– Они есть у прокурора, сэр, – заметил Мэттьюз. – Вернее, были.
– Вот так они и берут на понт, – прошипел Дэймон, глядя на него с яростью и отвращением. Потом повернулся к Бирну. – Оуэн, скажи что-нибудь!
Тот глубоко вздохнул.
– Увы, мой друг, на этот раз прав мистер Мэттьюз, а не ты.