На следующее утро я проснулась рано с явной тяжестью в груди. Я злилась на Эзру за то, что он вел себя так непонятно, но злилась и на себя тоже за собственное поведение. Мне казалось, что я поступила справедливо, но в то же время... справедливо ли? Было что-то совсем не похожее на Джейн в том, что я сказала и как я это сделала. Я могла бы остаться спокойной, собранной и логичной. Я могла бы... соблюдать приличия. Но вместо этого я обозвала Эзру Линли тщеславным и сильно нагрубила. Это было странное сочетание смятения и ощущения, словно... словно я что-то разрушила. Как будто мы с Эзрой оба что-то разрушили, но я даже не была уверена, что именно. Я просто продолжала думать о том, как стояла с ним на улице во время церемонии прощания с Сэмом Уэллсом. О том, как долго мы стояли там вместе и как, несмотря на то, что это не были счастливые объятия, мы все-таки... подходили друг другу. Через некоторое время раздумий об одном и том же я услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Я встала и пошла вниз. Я стояла в гостиной и подглядывала в окно. Фостер сидел на верхней ступеньке крыльца. Сегодня никаких петляющих кругов по лужайке. Я взглянула на часы — четырнадцать минут седьмого. Верный своему расписанию, в начале улицы показался бегущий Эзра. При виде него у меня в животе что-то сжалось. Остановится он ради Фостера? Более того, присоединится ли к нему Фостер? Эзра не пробежал мимо нашего дома — я была почти уверена, что он это сделает. Вместо этого он замедлился и прошел по дорожке, остановившись перед Фостером. Я не слышала, что он говорил, но Фостер подвинулся, и Эзра сел рядом с ним. Некоторое время они сидели спиной к окну. А потом встали и побежали по улице бок о бок. Я сходила в душ. Я сделала тосты. Все это время притворяясь, что не прислушиваюсь, ожидая Фостера. — Что он сказал? — не удержалась я, когда он вошел в дверь. — Любопытная, — ответил Фостер. Его волосы были мокрыми от пота, а лицо красным. — Он извинился. — И ты его извинил? Вот так просто? Фостер пожал плечами, качнулся вперед-назад и сказал: — Я сказал, что ему надо бы зайти и поговорить с тобой. Я засмеялась: — Не нужно мне одолжений. — Он не захотел. — Не сомневаюсь. — Но не потому, что он не жалеет... Просто это труднее, понимаешь? Потому что ты девочка. — И что? — То, что с девочкой это труднее. Когда замешаны... чувства и все такое. — Чувства и все такое? — повторила я. Он опять пожал плечами. — Забудь. Я не хочу с ним разговаривать, — сказала я, хотя это, возможно, и не было правдой. Фостер просто смотрел на меня, как будто знал, что это не так, а потом развернулся и пошел наверх. * * * Я ненавидела физкультуру на этой неделе. Футбол закончился, и мы начали баскетбол. В баскетболе одновременно происходит слишком много: ты должен бежать и вести большой круглый мяч, потом передавать его и бросать в малюсенькое кольцо на высоте десяти футов. Не мой спорт. Но плохо мне было не только из-за баскетбола. Плохо было от того, что приходилось видеть Эзру. Я знала, о чем говорил Фостер: как бы я ни отказывалась это признавать, чувства были. Я не знала наверняка, что это за чувства, но точно знала, что если бы их совсем не было, то было бы гораздо легче просто подойти и поговорить с ним. Но вместо этого я испытывала потребность смотреть в противоположную сторону всякий раз, когда Эзра приближался ко мне в спортзале. Во время отработки передачи одна из девиц бросила мяч Эзре, и он проскакал мимо него в непосредственной близости от меня. Вместо того, чтобы поступить как всякий нормальный человек — поднять мяч и вернуть его им, — я резко развернулась, собираясь пойти в противоположном направлении. И тут же получила другим баскетбольным мячом прямо по лицу. Я не представляла, что будет так больно, но думаю, примерно так ощущалась бы пощечина. На мгновение я крепко зажмурилась, прижав к лицу ладонь, и в течение одной ужасной секунды была уверена, что разревусь. Рефлекторный плач, как делает ребенок, когда слышит громкий звук. Но я сумела сдержаться, а когда снова открыла глаза, передо мной появились Грейси Хольтцер и еще несколько девиц. Грейси обняла меня одной рукой. — Ты как? Больно? Маделин, иди стукни Джеймса. Я смотрела, как долговязая девица подошла к коренастому защитнику, которого я знала только как Кеньона, и ударила его по руке. — Это тебе за то, что ударил Девон, — крикнула Грейси. — Да блин, — сказал Кеньон. — Я нечаянно. — Извини, и что теперь? — сказала Грейси с убийственным выражением лица. — Извини, — буркнул Кеньон. — Так-то лучше. — Грейси повернулась ко мне. — Дай-ка посмотрю. — Она отвела мою руку от лица. — О, все не так плохо. Просто чуть-чуть розовое. Дать тебе тональник? Или лед? Сначала лед, потом тональник? Это волновало меня меньше всего, потому что в этот момент я поняла, что прямо позади нас стоит Эзра. Меня охватило немедленное желание убраться оттуда. — Все хорошо, все хорошо, — сказала я Грейси. — Спасибо, я просто пойду... И я смылась в безопасность женской раздевалки. Никаких летающих баскетбольных мячей. Никаких неловких столкновений. Я осматривала свое лицо в зеркале. Оно действительно немного порозовело вокруг глаза. Я дотронулась до кожи и поморщилась. Только этого мне не хватало. Сувенир из спортзала. — Ты в порядке? Я вздрогнула и резко развернулась. — Боже, ты меня напугал. Я не заметила в зеркале, как подошел Эзра. Слишком отвлеклась на собственное отражение. — Извини. Просто... хотел убедиться, что ты в порядке. — Все хорошо. Тебе нельзя здесь находиться. — Ты же заходила в мужскую раздевалку, — сказал Эзра. — Если помнишь. Я помнила. Но не имела никакого понятия, что на это ответить. Так что между нами повисло молчание, хотя Эзра не сдвинулся, чтобы уйти. — Нам не обязательно говорить об игре, — наконец сказала я. — Фостер сказал, что ты не хотел. — Я... я не это сказал. — А что ты сказал? Эзра не ответил. Он, нахмурившись, смотрел на блестящую розовую спортивную сумку от Victoria’s Secret на скамейке справа от меня. У меня в груди что-то полыхнуло: раздражение, или разочарование, или и то, и другое. Он явно способен выражать свои мысли. На стоянке после игры он сделал это громко и четко. Так почему он молчит сейчас, почему говорить должна я? Это нечестно. — Давай просто притворимся, что ничего не было, — коротко сказала я. — Нажмем «сброс» или типа того. — Сброс? — Да. Сотрем все с доски. Отмотаем назад. Что угодно. — На сколько? — Что? — На сколько отмотаем назад? — Не знаю, Эзра, может, достаточно далеко, чтобы при встрече ты мог опять делать вид, будто не знаешь, кто я такая, так тебе станет лучше? На его лице мелькнуло удивление. — Я не... это не... — Но он не закончил. Он просто посмотрел на спортивную сумку, а спортивная сумка вызывающе сверкнула на него. — А как же бал выпускников? — наконец произнес он. — Ты все еще... О да. Целый вечер гробовой тишины с Эзрой — то, что доктор прописал. — Нет, — сказала я, и возможно, получилось грубо, возможно, я поступила ужасно, но я разозлилась и... была смущена, и не могла вынести мысли о том, что весь вечер будет проникнут этой неловкостью.