— Просто… — Она съеживается и пытается оттолкнуть мои руки, когда я тянусь к ее вещам. — Дай я сама. Не нужно заносить внутрь все вещи только для того, чтобы принять душ и дать Гарри Паутеру отдохнуть от жары. — Сюзанна будет настаивать, чтобы ты осталась. Она молниеносно сдергивает лифчик с моей кроссовки. — Вот почему мы ей не скажем. — Я не могу скрывать такое от нее. Эмерсин лихорадочно хватает с подъездной дорожки сандалии и тюбик помады, прежде чем снова выпрямиться. — Слушай, Зак, у тебя есть разрешение. По крайней мере, от меня. Я понимаю, что тебе нужно каким-то образом исполнить каждое желание Сьюзи, но ни ей, ни тебе сейчас не нужна прислуга. И ты это знаешь. Сьюзи все еще здесь, с нами, так что тебе нужно сосредоточиться на ней. Вам нужно время наедине. Так что перестань вести себя так, будто выполняешь предсмертную просьбу. Последнее желание. Вынужденное обещание, данное в момент слабости. Или что мучаешься старым добрым чувством вины. Я знаю, она захочет приютить меня, как бродячую собачонку. Но я этого не хочу. Нет. — Она качает головой. — Просто — нет. — Почему ты всегда даешь мне почувствовать, что немного не уверена во мне? — Не уверена? — Она склоняет голову набок. Я пожимаю плечами. — Не хочу сказать, что думаю, что я тебе не нравлюсь, но ощущения схожи. Ты немного напрягаешься, когда я появляюсь в одной комнате с тобой и Сюзанной, будто порчу вечеринку или по какой-то причине заставляю тебя нервничать. Ответа я не получаю. Она хмурится на меня, скрещивает руки на груди и отводит бедро в сторону. Что я такого сделал? С Заком мои нервы всегда в состоянии боевой готовности. Во-первых: я невинно увлечена им. Он сам виноват, нечего быть таким идеальным мужем. Во-вторых: я невинно увлечена им. Он сам виноват, нечего все время выглядит так сексуально. В-третьих: я невинно увлечена им. На этот раз виновата Сьюзи, нечего было рассказывать мне об их сексуальной жизни. Поскольку она умирает, ей это простительно, и теперь я вынуждена винить Зака еще и в этом. Если не считать увлечения им, я не умею читать Зака. Я вообще не умею читать мужчин. Если бы я подвергла себя психоанализу, все свелось бы к проблемам с отцом. Ведя себя так уверенно, как только могу (что немного, поскольку он знает мой секрет, а отвратительный запах от этого секрета доносится из задней части моей машины), делаю глубокий вдох и выдыхаю. — Я немного заблудилась. И с тех пор, как Сьюзи подружилась со мной, я почувствовала себя чуточку найденной. Вы наняли меня убираться в вашем доме, и я боюсь, что делаю это не так хорошо, как следовало бы. Думаю, ты рад, что я иногда провожу время со Сьюзи в твое отсутствие, но когда ты здесь… я чувствую себя незваной гостьей, потому что… Зак склоняет голову набок. — Потому что? Покусывая нижнюю губу, пожимаю плечами. — Потому что между вами такая сильная близость. Как только ты оказываешься в одной комнате со Сьюзи и мной, я сразу же чувствую, что слишком у вас засиделась. Он хмурится. — Моя жена умирает. Это не… — Зак качает головой. — Это интимно. Лично и уединенно. Не думаю, что действительно знаю, на что это похоже, но точно знаю, что когда ты входишь в комнату, и она смотрит на тебя… земля чуть замедляет вращение вокруг своей оси. Все эти невысказанные слова, кажется, тяжестью повисают в воздухе. Я едва могу дышать, когда нахожусь в одной комнате с вами. Зак несколько раз моргает, прежде чем с трудом сглатывает. — Может, это ты — кислород в комнате. Может, рядом с нами немного трудно дышать. Но я точно знаю, что бы вы двое ни обсуждали, это вызывает у нее улыбку, даже в те дни, когда ей больно. И это утешает меня так, как я не могу выразить. Так что не смей думать, что ты нам мешаешь. Вот так, последняя капля гордости испаряется, и я сдаюсь, запихиваю несколько вещей в пластиковый пакет и отдаю ему. Затем забираю Гарри Паутера, его лоток и неполный мешок с наполнителем, часть которого рассыпалась по полу машины. — Дело не в раке. — Я направляюсь к дому. — Мы редко говорим о раке. Думаю, я заставляю ее чувствовать себя нормальной. А нормальность заставляет ее улыбаться. Я останавливаюсь и жду, пока он откроет дверь, потому что у меня заняты руки. — Мне кажется, все ее друзья смердят горем и жалостью. Даже когда не упоминают о раке, держу пари, она может видеть его на их лицах. Он нажимает на дверную ручку. — А как на нее смотришь ты? Крепче сжимая извивающегося Гарри Паутера, я пожимаю плечами. — Наверное, с недоумением, что она относится ко мне как к равной. Не как к наемной помощнице. Не как к молодой глупой женщине, у которой не было такого же жизненного опыта. Зак сохраняет безучастное выражение лица, словно ему требуется время, чтобы мой ответ проник в его мозг и обрел смысл. Сьюзи не хочет чьей-либо жалости из-за рака, как и я не хочу чьей-либо жалости из-за отсутствия жилья. Не знаю… может, она меня поймет. Может, мне уже давно следовало объяснить ей свои жизненные обстоятельства. Я не знаю, каково это, когда в моей жизни есть кто-то, кому можно доверять, поэтому не доверять никому — мой режим по умолчанию. Я прочищаю горло. — Я наполню лоток и прыгну в душ. Потом расскажу Сьюзи. Сама расскажу. И если она не предложит мне остаться, ты не скажешь ни слова. Хорошо? Зак едва заметно кивает, прежде чем толкнуть дверь. После долгого и столь необходимого душа я высушиваю волосы и надеваю сарафан. Сворачивая за угол, чтобы пройти на кухню, мое внимание привлекает куча вещей в гостевой спальне. Эти вещи — мои. Все, что было в моей машине теперь аккуратно сложено в изножье кровати. Зак ей сказал. Я его убью. Он сделал это, хотя я просила его не говорить. Я иду по коридору, надеясь, найти его раньше, чем увижу Сьюзи, но замечаю его снаружи. Открыв входную дверь и тихо закрыв ее за собой, топаю босыми ногами к подъездной дорожке, где он чистит мою машину пылесосом Shop-Vac. — Что ты делаешь? И зачем ей сказал? Я просила тебя позволить мне самой рассказать ей! — Я нажимаю кнопку, выключая пылесос. Зак в замешательстве оглядывается через плечо, пока не видит меня. — Зачем ты его отключила? — Он пятится от задней части машины. — Зачем ты ей сказал? — Я не говорил. Она спит. — Тогда зачем притащил все мои вещи в дом? И почему чистишь мою машину? — Боже… Он отбрасывает шланг в сторону и присаживается на бампер, потирая ладонями лицо. — Потому что я знаю свою жену. И вместо того, чтобы ждать, пока она проснется и скажет мне сделать именно то, чем я занят в данный момент, я решил начать с этого, — бормочет он, указывая на пылесос, прежде чем опустить руки по бокам. — Чего ты боишься? Чьей-то помощи? Разве ты не слышала пословицу: «Гордыня до добра не доведет»? После нескольких секунд молчания медленно качаю головой. — Это так… — шепчу я, — …унизительно. — Эй, посмотри на меня. Я заставляю свой взгляд подняться вверх. — Ты не виновата в том, что у тебя эпилепсия. И не виновата в том, что в этой стране дерьмовая система здравоохранения — или ее, в принципе, нет. Ясно? Я знаю, что это не моя вина, но мои проблемы так не решить. И эти проблемы начинают ощущаться как ошибки и недостатки. — Иди и скажи Мишель, что остаешься и дождись, пока проснется Сьюзи. Мишель в прачечной, пришивает пуговицу к брюкам Сьюзи. Я киваю, медленно поворачиваюсь и чувствую неизбежную слабость. Сделав два шага, оглядываюсь через плечо как раз в тот момент, когда Зак тянется к кнопке пылесоса, чтобы его включить. — Зак? Он поднимает голову. — Да? — Ты хороший человек. После нескольких секунд он слегка улыбается мне. Так красиво. Так неожиданно по-доброму.