Часть 19 из 77 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Ты разберешься. Ты… — ее голос начинает стихать, когда она погружается в сон. — Ты… разберешься… с ним.
Рядом с кроватью стоит баночка с бальзамом для губ и миска с ватными тампонами. Я наношу немного бальзама ей на губы и целую в щеку. Затем заглядываю в каждую комнату в поисках Зака. Следующий на очереди — гараж. Его велосипед здесь, машина — на подъездной дорожке. Он не ушел бы далеко. Я уже очень хорошо знаю его. Даже расстроенный, он не оставит Сьюзи надолго. Это просто — не Зак.
Выйдя во двор, закрываю за собой дверь и прислушиваюсь.
Тишина.
— Зак?
Тишина.
Пробираюсь вдоль дома.
— Я здесь.
Обернувшись, замечаю его, сидящим за углом садового сарая. Колени подтянуты к груди. Руки зарылись в волосы, крепко в них вцепившись.
Словно любое резкое движение может его отпугнуть, я осторожно подхожу к сараю. Прислонившись спиной к теплому деревянному сайдингу, сползаю вниз и усаживаюсь на задницу, подтягивая колени так же, как и Зак. Несколько минут просто существую рядом с ним.
Ожидая.
Изучая.
Терпеливо вызывая в сознании любые мудрые слова.
Ничего не приходит.
— Я до смерти боюсь… — он делает паузу и сглатывает, — …что меня не окажется здесь, когда она умрет.
Я медленно киваю. Слова совершенно излишни. Теперь я понимаю, почему он дома, а не на работе.
— Я до смерти боюсь… оказаться здесь, когда она умрет.
Мое сердце заходится от его слов, с силой сжимая его в тиски.
— Итак… эгоистичная сволочная часть меня просто не хочет быть здесь. Что, если я просто уйду первым и подожду ее там?
Ох, Зак…
Мне хочется ему сказать, что, мысли она подобным образом после смерти Тары, у него никогда не было бы с ней шанса на жизни. Но я молчу. Зак не просит ободряющей речи. Он просит, чтобы кто-нибудь выслушал все мысли, которые приходят ему в голову — грубую, честную часть его сердца, нуждающуюся в освобождении, чтобы он мог жить, мог находиться рядом со Сьюзи, когда та покинет этот мир. Подобно приливу и отливу, вдоху и выдоху, жизнь зависит от сосуществования того, что можно удержать и того, что нужно… отпустить. Так мы и идем по этой жизни, как малые дети, изо всех сил пытающиеся покорить «шведскую стенку», не свалившись с нее.
Иногда нам нужна твердая рука для поддержки.
Иногда нам нужно, чтобы кто-то нас выслушал.
А иногда нам нужно несколько минут посидеть за сараем, чтобы отдышаться. Взять крохотный таймаут от реальности. Несколько мгновений, чтобы примириться с нашими самыми большими страхами.
— Зак?
Глубоко выдохнув через нос, он поворачивается лицом ко мне. Я вижу это в его глазах — боль, побуждающую меня сказать что-то слишком эмоциональное, слишком ободряющее, что угодно слишком.
— Косилка плохо косит. Думаю, тебе нужно наточить лезвия.
Я жду.
И еще немного.
А потом…
Его губы растягиваются в улыбке, глаза покраснели от слез, но я знаю, что он никогда не прольет ни слезинки передо мной. Медленно кивнув, Зак шепчет:
— Спасибо. — Еще несколько кивков. — Спасибо, что сказала.
— Без проблем. — Я улыбаюсь и встаю, протягивая ему руку.
Конечно, ему не нужна моя рука, чтобы встать, но он все равно за нее берется. Я откидываюсь назад всем телом, поднимая его на ноги. Мы отряхиваем задницы и рискуем бросить взгляд друг на друга в один и тот же момент. И теперь, когда наши глаза встретились, я не могу отвести взгляд, и Зак тоже.
Не потому, что мы влюблены.
Не из-за какого-то влечения.
Нет.
Это молчаливый обмен уважением. Я думаю, что он, возможно, самый замечательный муж, который когда-либо ходил по этой земле. И если я его правильно понимаю, он думает, что я худшая горничная, которая когда-либо ступала по этой земле… но я делаю нечто гораздо большее, чем просто избавляю его дом от пыли. И за это я чувствую его невысказанную благодарность. Когда я улыбаюсь, мне кажется, что он тоже чувствует мою благодарность.
— Зак?
Он останавливается перед задней дверью.
— Ей больно, — говорю я.
С трудом сглотнув, он медленно кивает и исчезает в доме.
ГЛАВА 10
Предупреждения — замечательная вещь. К примеру, неровности на дорогах за пределами города предупреждают водителей замедлить ход. Облака темнеют перед началом бури. А медсестры из хосписа выезжают на дом, чтобы максимально облегчить страдания больных… и предупредить семью о том, чего ожидать.
Зак все же позвонил в хоспис, из-за чего создалось ощущение, что это лишь вопрос времени, пока не произойдет неизбежное. А еще время стало казаться вечностью. Прошла неделя. Неделя моментов, которые представлялись концом. Неделя моментов, когда казалось, что Сьюзи идет на поправку. Ей становилось лучше, а не хуже. Сколько раз семья может прощаться в последний раз? Неопределенность держит всех в напряжении.
Она на морфии, и, судя по всему, он помогает, но также лишает ее последних шансов на связные моменты. Тяжело смотреть, как Зак борется со своим желанием уберечь ее от боли и с отчаянной потребностью единения со своей женой, а не с ее одурманенной версией.
Бодрствующая, но страдающая от боли?
Или…
Сонная и дезориентированная?
Не уверена, что Зак когда-нибудь позвонил бы в хоспис без нажима со стороны. Отрицание затуманивает здравый рассудок почти так же сильно, как виски.
По большей части я держусь особняком, прячась в своей спальне с Гарри Паутером. Как бы я ни была близка со Сьюзи, я — не ее семья. Так что я оставалась в стороне, когда родные и друзья приходили и уходили, каждый раз, на всякий случай, прощаясь со Сьюзи. Я трижды меняла коробку с бумажными салфетками в ванной коридора, и сама за последние три дня израсходовала целую коробку.
Когда я просматриваю свои фотографии, в мою дверь стучат.
— Войдите.
— Можешь помочь мне найти кое-что в гараже? — спрашивает Зак, несколько обеспокоенно. Не в панике, но определенно в тревоге.
— Конечно. — Я откладываю камеру в сторону и следую за ним в гараж.
Коробки, которые раньше были аккуратно сложены вдоль стены в третьем отсеке, теперь раскиданы повсюду, разорваны и завалены вещами, наполовину вывалившимися из них.
— Что мы ищем? — Протолкнув комок в горле и смахнув слезы, открываю коробку, которую он еще не распотрошил. Воздух наполнен напряжением и волнами беспокойства, исходящими от Зака.
— Не уверен. Коробку, где хранятся ее детские вещи. Что-то голубое. Это все, что она сказала, — нервозность в его голосе могла бы пронзить гору насквозь, слова вырываются резко, дыхание затруднено.
Мое сердце стремительно падает в желудок, тошнота — обжигающая и разъедающая — мгновенно подкатывает к горлу.
— Не эта? — спрашиваю я, заглядывая в коробку со старыми фотоальбомами, плюшевым мишкой и куклами.
— Да, она.
Я отхожу в сторону, пока Зак выуживает содержимое.
Мой стакан, который всегда полон хотя бы наполовину, в данный момент кажется немного опустевшим. Я понимаю, что дело не только в Сьюзи. Но и в Брейди. В Гарри Паутере. В куче долгов, породивших гору лжи. В отчуждении моей матери. В нехватке друзей. В том, что моя единственная настоящая подруга умирает. В месяцах ночевок в машине, когда я опасалась за свою безопасность. В вопросе определения моей жизни и моего будущего.
В мужчине передо мной. Он такой усталый. И пусть ему тридцать три, но сейчас он выглядит минимум на пятьдесят. Проблески седины в волосах и однодневной щетине. Не сходящие морщины беспокойства на лбу. Мешки под глазами. Но красноречивее всего говорит его взгляд.
Потерянный.
Зак выглядит безвозвратно потерянным.