— Нет. Это не твоя проблема. Речь не о долге в пятьдесят долларов. Есть причина, по которой людям нужна страховка, потому что без нее нельзя позволить себе болеть. Но… глупая я. Повезло же мне быть *банутым эпилептиком. Зак качает головой, быстро подавляя веселье. — Извини. Я не смеюсь над твоей ситуацией. Просто… — он прижимает ладонь к губам, — …я никогда не слышал, чтобы ты так ругалась. — Черт, Закари… как же я рада, что смогла развлечь тебя сегодня. — Слушай… — Он откашливается. — Так больше продолжаться не может. Нам нужно придумать что-нибудь для тебя. — Нам? С твоей стороны мило приютить меня в своем доме, как бродяжку, но мое здоровье и финансовые проблемы — не твое бремя. — Я понимаю. Тем не менее… мы можем обсудить вопрос, не чувствуя бремени… я его точно не чувствую. — Лжец. — Я сужаю глаза, и он закатывает глаза. Позже… мы убираемся отсюда к чертовой матери. Желание Зака обсудить мою ситуацию, кажется, угасает еще до того, как мы возвращаемся домой. Он тихий, рассеянный, а не властный парень из больницы. Реальность всплыла на поверхность? Ему надоело заботиться о женщинах, нуждающихся в постоянном уходе? Я отказываюсь быть его обузой. Лучше вернусь в свою машину, но не позволю этому случиться. Сьюзи хотела, чтобы я убедилась, что он живет дальше. Едва ли я помогаю ему в этом. — Гарри Паутер. — Я морщусь при виде его высунувшейся из-за угла головы в специальном защитном конусе, на две его лапки наложены повязки, что делает нас близнецами. Сразу за ним появляется Аарон, единственный невысокого роста светловолосый мужчина среди темноволосого и кареглазого семейства Хейсов. — Ветеринар сказал менять повязки ежедневно. Мазь на кухонном столе. И он должен носить конус до тех пор, пока отказывается оставить бинты в покое. — Аарон засовывает руки в задние карманы. — Спасибо. Сколько я тебе должна? — спрашиваю я. — Нисколько. Я заплачу, — отпускает Зак свои первые три слова после выхода из больницы. Он подводит меня к дивану и помогает усадить на него мою задницу. — Аарон, сколько я тебе должна? — повторяю я. Округлившиеся глаза Аарона бегают туда-сюда, сигнализируя о его незаинтересованности в том, чтобы ввязываться в нашу небольшую финансовую перепалку с Заком. — Ну, поправляйся. — Предатель, — ворчу я. Аарон усмехается и хлопает Зака по плечу. — Ты хороший человек. Дай знать, если тебе понадобиться что-нибудь еще. Хороший человек. Да, Зак хороший человек. Возможно, это преуменьшение. — Ты тоже. Спасибо. — Зак слабо улыбается брату, когда тот проходит мимо него. Шаги Аарона стихают за закрывшейся входной дверью, оставляя нас в тишине. Я пытаюсь встать. — Что ты делаешь? — Зак шагает ко мне, поддерживая за руку. — Иду в спальню. — О. — Он помогает мне подняться. — Хорошая идея. Тебе следует отдыхать. — Ага, — отвечаю я с протяжным вздохом. Уютно устроившись в постели с Гарри Голова-в-Конусе Паутером, закрываю глаза — все, что угодно, лишь бы защитить свою нечистую совесть от токсичного стресса, отражающегося на лице Зака. Боль. Явная тревога. Все из-за меня. И я чувствую себя ужасно. Заслышав его приближающиеся шаги, я произношу то, что должна сказать. Мне невозможно удержать это внутри. — Я уезжаю. Тишина. Больше тишины. Моргнув, открываю глаза, не уверенная, что он меня услышал. Он стоит в дверях спиной ко мне, не двигаясь, голова опущена. — Почему? — Зак, посмотри на меня. Я — ходячая катастрофа. И хотя у меня самые лучшие намерения выкарабкаться из этой ямы, такое не случится в одночасье. И теперь я втягиваю тебя в свои проблемы. Я этого не хотела и не хочу. Я вообще не должна была оставаться здесь. Он медленно поворачивается. — Куда ты пойдешь? — Не беспокойся об этом. — Это твой код: «нихера не знаю». Вау! Я не единственная, кто сегодня матерится. Почему он злится? Он должен испытывать облегчение. — Это код: «ты потерял жену, и я — не твоя проблема». Это код: «я уже имела с этим дело и что-нибудь придумаю». Это код: «ты сорвался с крючка». Улыбнись. Боже! Пожалуйста, улыбнись, потому что мне невыносимо выражение твоего лица с момента, как мы вышли из больницы. Обреченность и уныние. Паника. Сейчас они так осязаемы. Зак качает головой из стороны в сторону. — Это не то, что ты думаешь. — Бред сивой кобылы! Ты приютил меня, потому что знал, что Сьюзи не оставит тебе другого выбора. И это выражение… вот сейчас… — я киваю в его сторону… — это выражение говорит само за себя. Оно говорит, что ты находишься в затруднительном положении и не можешь понять, как убрать ходячую катастрофу из своего дома… из своей жизни… чтобы действительно начать жить дальше и выяснить, что тебя ждет в будущем. Зак упирается руками в дверной косяк, его красивое лицо искажается. Он не мой. Я не должна испытывать к нему никакого влечения. Я должна присматривать за ним. Браво. Я потрясающе ужасно справилась со своей задачей. Сьюзи подружилась не с тем человеком. Я понятия не имею, что делаю. Я сломлена — физически и эмоционально. — К твоему сведению, на моем лице выражение беспокойства. Я пытаюсь понять, как предложить то — спросить тебя — без того, чтобы ты не взбесилась и не слетела с катушек в одном из своих припадков эгоизма о том, что тебе ничего и никто не нужен. — Я не слетаю с катушек. — Слетаю. Я слишком упряма, но из-за этого самого упрямства никогда не признаюсь в этом ни ему, ни кому-либо еще. — Просто спроси, что хочешь, или предложи, или… что там еще. — Перед этим я должен кое-что сказать. С помощью менее травмированной руки я чуть приподнимаюсь, чтобы опереться на изголовье кровати. — Слушаю. — Хорошо. Но, пожалуйста, не перебивай меня, потому что то, что я сейчас скажу, поначалу прозвучит немного жестко. Я с трудом сглатываю и готовлюсь к его жестким словам. — Не знаю, — начинает он, — найду ли я когда-нибудь любовь снова, и я не против того, чтобы Сюзанна осталась последней женщиной, которую я люблю. Так что то, что я собираюсь сказать, — не имеет отношения к любви. Речь о благодарности и попытке отплатить тебе за все, что ты сделала для Сюзанны… и для меня. Мои глаза сужаются. — Зак… ты платил мне… — Я не говорю об уборке дома. — Он качает головой с полдюжины раз. — Она нуждалась в друге, настоящем друге. Друге, которым я не мог быть, потому что был слишком занят, душа ее своей любовью. Ты дала ей такую любовь, в которой она нуждалась. Бескорыстную. Он немного горбится, устремляя взгляд в пол. — И ты была… ты тоже мой друг. Ты была… — он снова поднимает взгляд, — …всем, о чем мы даже не догадывались, что нам нужно. Это нелепо. Я живу в его доме, а он благодарит меня? — Перед смертью Сюзанна попросила меня кое о чем. Она хотела, чтобы я изменил чью-то жизнь. И я слышал в голове ее голос, говорящий мне сделать это. Так что, вот. Я хочу сделать это для тебя и хочу сделать это для нее. Я знаю, это сделало бы ее счастливой. И даже после смерти ее счастье имеет для меня значение. Я думаю, покой — это то, что мы обретаем после смерти. Счастье — это то, как мы познаем любовь при жизни. Она обрела покой. Мне же нужно искать счастье. Я понятия не имею, к чему он ведет. Но, думаю, было бы идеально умереть прямо сейчас, после слов Зака. Покинуть этот дом будет нелегко, потому что он испытывает такого рода счастье, к которому я не стремилась. Но которое только что нашло меня. — Я могу кое-что сделать для тебя. Я хочу это сделать для тебя. И я знаю, когда-нибудь тебе за все воздастся, и от этого я буду еще более счастлив. — О чем ты?