Он открывает мне дверцу. Я старательно не думаю о том, какой мой муж джентльмен, но ничего не могу поделать. Каким бы неправильным это ни казалось, — будто я украла что-то бесценное у своей лучшей подруги, — в то же время, быть замужем за Заком немного удивительно. А теперь стоит повторить — мне бы не помешала терапия. ГЛАВА 18 Женитьба ничуть не изменила Зака, не то чтобы я этого ожидала. Уверена, единственный способ, которым он может все исправить в своей голове, так быстро после смерти Сьюзи, — это думать о браке, как о пожертвовании на благотворительность. Я — благотворительность. — Привет, — здоровается он, возвращаясь домой после четырех ночей отсутствия. Я поднимаю взгляд от экрана ноутбука, стоящего на подлокотнике дивана, а Гарри Паутер, тем временем, нежится у меня на коленях. — Привет. — Мне трудно контролировать свою улыбку. — Ужинала? — Ага. Пиццей. В холодильнике остатки. — Звучит превосходно. — Он перебирает стопку почты на полке. — Посмотри-ка. Зак разрывает конверт и достает карточку, показывая ее мне. Я щурюсь. — На что я смотрю? — На свою карту медицинского страхования. Давай запишем тебя к врачу. Получишь свои лекарства. И снова встанешь на путь к нормальной жизни. — Машина. Я снова сяду за руль. Моя зарплата за первый час уборки каждый день идет прямиком в карман водителя Uber. — Шесть месяцев — это шесть месяцев… ну, теперь пять. Врач не может это ускорить, но будем надеяться, что наблюдение за тобой предотвратит рецидив. Разве тебя это не устраивает? Он подмигивает мне с ухмылкой на лице, затем поворачивается и неторопливо направляется в спальню, чтобы переодеться. Через несколько минут Зак берет остатки пиццы и пиво и возвращается в гостиную. — С днем рождения. — Он вручает мне подарок, завернутый в белую бумагу и перевязанный розовой лентой. Я пытаюсь прикусить губу, чтобы не ухмыляться, как дура. Слишком поздно. — Как ты узнал, что у меня день рождения? — Удостоверение личности в суде. Он садится на противоположный конец дивана. Лишь одна его близость делает мой день намного лучше. И одна только мысль об этом усиливает мою вину во сто крат. Я аккуратно разворачиваю подарок и снимаю крышку. — Для всех твоих путешествий, — говорит он, и его губы расходятся в гордой улыбке. Это сумка для ручной клади с большим количеством отделений для множества деталей камеры, чем у меня имеется — пока. — Идеально. Мне нравится. Но ты не должен был. Ты и так слишком много сделал. Прежде чем понимаю, что делаю, наклоняюсь через диван и обнимаю его, он разводит руки в сторону — в одной тарелка с пиццей, в другой — пиво. — Уф… не за что. Вернувшись на свое место, включаю ноутбук и наклоняю экран. — Раньше я показывала их Сьюзи, а она закатывала глаза и говорила мне удалить их. Зак садится прямо, чуть наклоняется вперед, и, прищурившись, рассматривает коллаж из полдюжины случайных снимков Сьюзи. Она в кресле, с мечтательным выражением смотрит в окно. Она в саду, сидит на садовой тележке, нюхает пучок базилика, а концы ее платка развеваются на ветру. Она заплетает мне косу, — Сьюзи назвала меня одержимой, когда я подняла камеру над головой, чтобы снять это. — Вон та. — Зак указывает на одно фото с ней… и с ним. — Можешь увеличить? Я забыла, что это фото в коллаже, пока не повернула экран, чтобы показать ему. Быстрым двойным щелчком увеличиваю снимок, и он занимает весь экран. На фото Зак несет ее в спальню, свет приглушен, так что их фигуры — это почти силуэт. Я сделала фото за два дня до того, как Зак позвонил в хоспис. — Прости, — шепчу я. — Оглядываясь назад, кажется, что я не должна была вас снимать. Будто вторглась в ваш личный момент, чего я не имела права делать. Зак чуть мотает головой. — Все в порядке. — То, как ты ее любил… это заставило меня поверить в любовь. Он откидывается на спинку дивана, и я закрываю ноутбук. За следующие несколько минут он доедает пиццу, а затем встает. — Как ты относишься к мороженому? — Э… — Я смеюсь. — По-моему, звучит холодно. — Но необходимо? Ведь у тебя день рождения. — Он смотрит на меня так, будто не я только что сунула ему в лицо болезненные воспоминания. Мой смех превращается в нервный смешок. — Конечно… — Тогда, пойдем. — Он уносит посуду на кухню. За мороженым? Я не говорю больше ни слова. Внезапная смена темы Заком и его желание отпраздновать мой день рождения возбудили мое любопытство. Через пятнадцать минут мы вылезаем из его машины и подходим к кафе-мороженому. Оно открылось за несколько недель до смерти Сьюзи. — Я собирался привести ее сюда, но… Я киваю. Нет необходимости уточнять. Он заказывает мятно-шоколадное, а я соленую карамель. С вафельными рожками в руках мы идем по тротуару, усеянному магазинами, большинство из которых закрыты на ночь. — Симпатичная сумочка, — говорю я даме, когда та проходит мимо нас с крошечной собачкой. Ее лицо светится, а шаги немного замедляются. Это черная сумочка. Вполне обычная. Ничего особенного. — Спасибо, — благодарит она. — И вовсе она не симпатичная, — бормочет Зак, когда женщина минует нас. — Не важно. — Я пожимаю плечами. — Все дело в уверенности. — Уверенности? — Сьюзи всегда делала комплименты моей одежде, прическе, сумочкам и даже моей улыбке. И я не думаю, что все они были достойны признания. Но после любого ее комплимента, мой шаг становился более уверенным. Так легко дать это кому-то. Так почему, черт возьми, мы не делаем этого чаще? Потребовалось всего две секунды и практически никаких усилий, чтобы сделать комплимент сумочке этой дамы, но ее походка будет более уверенной… ну, возможно, до конца ночи. Зак облизывает мороженое, и мы продолжаем прогулку. Интересно, как он относится к тому, что я говорю о Сьюзи или показываю ему ее фотографии? Не перехожу ли я грань? Не мешаю ли ему двигаться дальше? — Классные ботинки, — говорит он проходящему мимо парню. Я поджимаю губы, чтобы сдержать ухмылку. Парень в потертой, обычной обуви смотрит на упомянутые ботинки, прежде чем одарить Зака полуухмылкой.