Я с трудом сглатываю. — Ты фотографируешь или как? — спрашивает он хрипло. — Ммм… — Ясмотрю на свои часы. — Ага. Установив на камере таймер, обнимаю Зака за плечи и жду, пока телефон сделает серию фотографий. — Готово. С-спасибо. — Я едва могу говорить из-за плотного комка похоти перекрывшего мне горло. Руки на моей заднице парализуют меня. — Не за что, — шепчет Зак, но… рук не убирает. — У меня… Эти неподвижные руки, наконец, перемещаются, скользят… еле касаясь, вниз по моим ногам. — …очень… Пальцы дразнят мои колени. — …красивая жена. Грудь болит от сильного биения сердца, от того, что я невероятно долго задерживаю воздух, прежде чем выпустить его с максимально возможным контролем. Его руки медленно возвращаются к моей заднице, только на этот раз они движутся под подолом сарафана. — Зак… Мои пальцы впиваются в его плечи, а его — в мою задницу… комбинацию плоти и розовых хлопчатобумажных трусиков. — Эмерсин… Эм-ер-син. Те же три протяжных слога, но на этот раз они пронизаны потребностью. — Помоги мне пересечь эту линию, — просит он. Облизнув губы, я медленно киваю, прежде чем Зак целует меня. Думаю, наш водитель не выйдет из машины, пока мы здесь не закончим. Я полагаю. Надеюсь. Мы целуемся так долго, как можем, пока этого становится недостаточно. Зак стягивает мои трусики настолько, насколько позволяет моя поза на коленях. На вкус он как клубника, а пахнет как шампунь из отеля — смесь цитрусовых и кожи. Сдвинув лямку моего сарафана в сторону, он освобождает мою грудь, сжимая ее, целуя, дразня сосок зубами. Мой мозг дает осечку, думая о вещах, о которых ему не следует думать в данный момент, например, о болезненном любопытстве: задается ли Зак вопросом, скучал ли он по ощущению женской груди в своих руках, во рту. Я не хочу об этом думать. Стиснув его волосы, притягиваю его лицо к своим губам, требуя, чтобы он снова меня поцеловал. Это усмиряет хаос в моей голове, но только временно. Зак укладывает меня на спину, полностью избавляя от трусиков, и встает на колени между моими ногами. Его пальцы пытаются расстегнуть джинсы, и я вижу это в его глазах. Я вижу это, потому что мои мысли о том же. О Сьюзи. Что она подумает? Одобрит ли? Наблюдает ли она за нами? Зак останавливается, и я чувствую… что теряю его. Он не собирается пересекать эту линию вместе со мной, и мне ничего не остается, кроме как лежать оголенной, совершенно уязвимой, с открытым сердцем… без всякой защиты против его отказа. И я даже не злюсь, потому что тоже любила ее. Она незабываема, что делает его недоступным. По крайней мере… его сердце никогда не будет моим. Когда я отворачиваю голову в сторону, чтобы скрыть эмоции, Зак проводит ладонями по внутренней поверхности моих бедер, возвращая к себе мое внимание. — Хочешь, чтобы я остановился? Он знает ответ. Он знает, что я полностью потерялась в нем. Он хочет честного ответа? Или просит меня спасти его? — Нет, — шепчу я. Схватившись за пояс расстегнутых джинсов, Зак стягивает их с бедер ровно настолько, чтобы освободиться. Он накрывает меня своим телом и целует с новой силой. Мои колени подтягиваются к груди, когда он наполняет меня, и это так тепло, так умопомрачительно, потому что я никогда не думала, что такое произойдет. Пауза. Вдох. Я пытаюсь защитить свое чертово сердце, потому что Зак неосознанно пытается его уничтожить. Мы двигаемся с маниакальным отчаянием, словно все его тело пробралось бы в мое, если бы могло. Шлепки по коже, резкие вдохи и одурманенные стоны… оглушительный стук моего сердца. Я упираюсь одной пяткой в его ягодицы, а другой пяткой в заднюю поверхность его бедра, будто хочу прижать его к себе навсегда. Мой. Мой Зак. Мой муж. Вместо того чтобы утонуть в чувстве вины, теряя контроль над своим телом, отдаваясь удовольствию до последней капли, я позволяю зрению расплыться, медленно и с трудом моргаю, и растворяюсь в блаженстве, не похожем ни на какое, испытанное мной ранее. Зак замирает, обхватив меня за затылок, словно пытается защитить, уберечь швы. Затем перекатывает нас, целуя меня, и мои волосы падают ему на лицо. Я чувствую, как его губы изгибаются в улыбке. И улыбаюсь в ответ. Придерживая меня за спину, он садится, увлекая меня за собой. Мои ноги расставлены по бокам от него, а он остается глубоко внутри меня. И мы снова движемся. Целуемся. Я сжимаю ткань его футболки, когда он обхватывает мою челюсть. Наш поцелуй набирает скорость и остроту. Это погоня. Он — хищник, а я — жертва, добровольно ему сдающаяся. Я хочу, чтобы Зак поймал меня… хочу, чтобы он меня сожрал. — Эмерсин… — Его руки падают на мои бедра, сильно стискивая, и он утыкается лицом мне в шею. Я двигаюсь на нем еще несколько раз, а потом моя спина выгибается, Зак взбрыкивает бедрами, повторяя мое имя, как молитву, и молит, молит… Эмерсин… Эмерсин… Эм-ер-синнн… Мы замираем. Между нами нет пространства, чтобы не дать реальности проскользнуть и испортить момент. Я не жалею об этом. Не могу. Он целует меня в шею, в то время как одна рука возвращается к моей груди, слегка сжимая, а большой палец пробегает по соску. Нежно. Интимно. Немного душераздирающе. Может ли он касаться меня там, не думая о ней? Зак поднимает голову, его лицо находится на расстоянии одного дыхания от моего, и я краснею. Намек на уязвимую улыбку изгибает уголки его красивых губ. — Мне нравятся ощущения тебя… там… внутри меня, — шепчу я и, с пылающими щеками, проникаю рукой между нами. Я задерживаю дыхание. И, думаю, Зак тоже. Не знаю, почему хочу почувствовать нас там. Может, потому что это все еще слишком невероятно, и мне нужно что-то более осязаемое. — Да? — он тихонько усмехается, прежде чем уткнуться лбом мне в плечо, будто у него больше нет сил держать голову прямо. В то же время его ладонь снова перемещается от моей груди к бедру. — Да, — бормочу я, скользя губами по его уху. — Мне нравится… это тоже. Так чертовски сильно. Это слишком. Я не могу воздвигнуть достаточно высокую стену, чтобы защитить свое сердце. — Нам пора э-э… собираться, пока водитель не пришел нас искать, — говорю я. Зак все еще не поднимает головы, но бормочет: — Угу. На обратном пути в отель мы молча сидим, переплетя пальцы на сиденье между нами. Интересно, о чем он думает? Сожалеет? Думает ли он о Сьюзи или о том, что я останусь с ним на целых три дня? Может, о том, как мы проведем остаток времени в постели? Я не считала себя любительницей позависать в отеле, но Зак уговорил бы меня лежать голой в постели целую вечность. Я поджимаю губы, чтобы скрыть волнение от такой возможности. Зак чуть приподнимается, и я смотрю на него. Он пытается что-то нащупать в кармане. На его лице отражается тревога, у глаз и бровей залегают глубокие морщины, он отпускает мою руку и роется в другом кармане. — Зак? Он не отвечает, лишь отстегивает ремень безопасности. Теперь роется в задних карманах, затем снова в обоих передних. — Бл*дь. Разворачивайтесь! — рявкает он. Наш седеющий, пятидесяти с лишним лет водитель смотрит на Зака в зеркало заднего вида. Его глаза над очками, наполовину сползшими по выступающему носу, сужаются. — Разверните, нахрен, машину! Мы должны вернуться!