Я смеюсь, отбивая его руку, когда он пытается сделать то же самое со мной. Затем охаю и застываю, как статуя, пока кофе пропитывает постельное белье и мои колени. К счастью, простыни и мои джинсы поглощают большую часть жара, не подпуская обжигающую жидкость к моей коже. — Дерьмо! Ты обожглась? — Зак ставит поднос на тумбочку, а я откидываю простыни. — Все в порядке. Я не обожглась. Я вылезаю из постели. Кажется, я намочила трусики. Когда я поднимаю взгляд на Зака, он сочувственно морщится, а его щека все еще покрыта желе. — Я испортила завтрак в постели. — Облизнув большой палец, провожу им по щеке Зака. На этот раз сопротивления с его стороны не следует. Он обхватывает мое запястье, и я перевожу взгляд с желе к его глазам. Медленно, почти пьяно моргая, он всей щекой прижимается к моей ладони. Слегка поворачивает голову и касается губами моей кожи. Это не поцелуй. Его губы не двигаются. Я не двигаюсь. Это та линия? Дверь? Гора? Моя работа заключается в том, чтобы перевести его на другую сторону? Он стоит у линии, задаваясь вопросом, что ждет его по ту сторону? Именно это он и сделал для Сьюзи? Слова вертятся на кончике языка. Это правильно. Наверное. Я… я не знаю. Могу ли я сказать ему об этом? Я знаю, что ты сделал. Изменит ли это его душевное состояние? Улучшит ли ситуацию? Или, наоборот, ухудшит? — После того, как я потеряла свой трейлер, была одна ночь… — Я нахожу другие слова. Я всегда найду, что еще сказать. — Тяжелая ночь по какой-то причине, и я даже не помню, по какой. Я помню лишь ощущения, потому что это была не я. Я не была собой. Зак открывает глаза, но не отводит мою руку от лица. Клянусь, в глубине его глаз я вижу свою душу, шторма в погоне за закатом. — Это походило на внетелесный опыт, будто я не узнавала ни себя, ни мысли в своей голове, ни женщины в абсолютном беспорядке, смотревшей на меня из зеркала заднего вида. Я ощущала себя на самом дне и не понимала, как там очутилась. Просто знала, что потеряла свой трейлер, потому что мне требовались деньги на лекарство. Я ненавидела это лекарство… ненавидела причину, по которой должна была его принимать. Так что… — я судорожно вздыхаю, — …я размышляла над тем, чтобы выпить всю баночку таблеток. Понимаешь… а вдруг по ту сторону оказалось бы лучше. Зак моргает, на секунду отводя взгляд в сторону, прежде чем снова встретиться с моими глазами. Я улыбаюсь. Моя улыбка может показаться грустной, но нет. Она полна надежды, потому что я помню, как у меня появилась точно такая же улыбка, когда мой телефон завибрировал от входящего электронного письма. — Той ночью мне на электронную почту пришло от тебя письмо, где было сказано, что ты узнал обо мне от Мамфордов. Ты просил меня прийти на собеседование. Поэтому я не выпила все таблетки, а только одну, нужную мне. — Я сморгнула пару слезинок. — Каждый день мы принимаем решения, которые влияют не только на нашу жизнь, но иногда и на жизни других людей, и, возможно, мы никогда об этом не узнаем. Ты не собирался спасать чью-то жизнь, тебе просто нужна была горничная. — Эмерсин, — он снова повторяет мое имя тремя медленными, тягучими слогами. Когда он не отпускает мою руку, я отстраняюсь. — Мне нужно в душ. И почистить зубы. — Тебе нужно принять таблетку и что-нибудь съесть. С натянутой улыбкой я хватаю остаток тоста и достаю из сумочки лекарство. — Принимаю таблетку… ем что-нибудь. Теперь счастлив? — И с этими словами направляюсь в ванную. Как только достигаю порога, оглядываюсь на Зака. — Прости. — За что? — За таблетки. Ты напоминал и убеждал Сьюзи принимать таблетки. — Я хмурюсь. — Не хочу, чтобы ты делал это для меня. После нескольких задумчивых морганий он медленно кивает в ответ. — Да, ну… это то, что ты делаешь, когда заботишься о ком-то. Ох, Зак… Прежде чем заплачу… прежде чем позволю ему увидеть, как сильно нуждаюсь в такой заботе, я закрываю дверь и прыгаю в душ. После того, как я снова чувствую себя человеком, и мне удается довольно хорошо вымыть волосы, не намочив швы, я пытаюсь их высушить. Сарафан. Босоножки. Моя лучшая улыбка. — Сегодня я могла бы поработать с Лией. Я хорошо себя чувствую. Но знаю, что ты этого не позволишь, так что нам нужно куда-нибудь выбраться. Чем-нибудь заняться. Я не сторонница целый день прозябать в гостиничном номере, даже в таком шикарном. Зак выключает телевизор и встает с дивана. — Ты должна отдыхать. — Я отдохнула. Нам не нужно бежать марафон, но я не хочу проводить день в гостиничном номере. Он в раздумьях кривит губы. — Ты уже была на нагорье Камерон? Я отрицательно мотаю головой. — Тогда, вперед. По моему лицу скользит ухмылка, когда я надеваю коричневую панамку, чтобы прикрыть швы. Зак устраивает частную экскурсию на весь день. К полудню мы сидим на покрывале, любуемся видом на зеленые холмы и едим клубнику прямо с полянки, на которой остановились на привал. Я снимаю босоножки и панаму. Зак странно смотрит на меня, его взгляд переключается на швы на моей макушке. — Вокруг никого, кто мог бы меня увидеть. Не психуй, здесь я не подпорчу тебе репутацию. Он усмехается, кладет клубничину в рот и жует, несмотря на широкую ухмылку. — Можно я сфотографирую нас и опубликую в Instagram? Твоего лица я не покажу. — Что не так с моим лицом? — спрашивает он. — Ничего. — Я закатываю глаза и достаю из сумки телефон. — Просто не хочу тебя светить. — Значит, ты всего лишь хочешь пустить слух? — Ажиотаж. Не слух. — Ажиотаж, значит. Расскажи мне больше об этом ажиотаже. Я хихикаю. — Ну, с тех пор, как я начала путешествовать с Лией, число моих подписчиков увеличивалось в геометрической прогрессии. Я даже зарабатываю деньги на своих фотографиях. Так что все большее количество подписчиков интересуется мной и всем, что касается моей жизни. А фотографии, которые вызывают интерес, привлекают больше внимания. — Я прикрепляю телефон к штативу и снова поворачиваюсь к Заку. — Раздвинь ноги. Он ухмыляется и бормочет: — Разве это не должно быть моей фразой. Мое дыхание сбивается, и я, не мигая, смотрю на него. Неужели он только что сказал такое. Он пошутил. Я понимаю. Но… С нервным смешком умудряюсь произнести одно слово: — Смешно. — Я прочищаю горло и надеваю панаму. — Положи руки мне на талию. — Если я положу их тебе на задницу, это вызовет больший ажиотаж. Верно? Я стою на коленях между его ног, а в объективе камеры отражается мое хмурое выражение и пейзаж позади Зака. — Если положишь руки мне на бедра, твоего обручального кольца не будет заметно. Если положишь руки мне на задницу, это вызовет ажиотаж, но не тот, что мне нужен. Я не нуждаюсь в слухах о том, что я замужем, или у меня клубничный пикник с женатым мужчиной. Ухмылка Зака исчезает, когда он смотрит на свою левую руку. — Но ты замужем, — шепчет он. — Ага, — соглашаюсь я, приглушенно выдыхая. Его брови сходятся у переносицы, пока он продолжает рассматривать свое кольцо. — И ты действительно на пикнике с женатым мужчиной, — медленно произносит он, будто говорит это, скорее, себе, а не мне. — Ага. Насколько мне известно, Зак снимал обручальное кольцо только один раз, в тот день, когда женился на мне. До этого момента. Пару раз покрутив кольцо, Зак снимает его и держит между большим и указательным пальцами, изучая. Сунув кольцо в карман джинсов, он смотрит на меня, кладет руки мне на бедра, а затем перемещает их на мою задницу.