Официантка вернулась к нашему столику, поставив передо мной кофе. Я поблагодарила ее и обхватила его руками. — Как у тебя дела? — спросила я его, как только она ушла. — Мне трудно заснуть, но я в порядке. Джаред не выглядел худее, чем когда я его встретила. Он не был пьян или растрепан. Все, что я могла видеть, ― это мешки у него под глазами. Он справлялся с этим, и это вдохновляло. — Какая часть не дает тебе уснуть? Он потянулся к бороде, расчесывая волосы. — Тишина. — Когда это произошло? — Я посмотрела ему в глаза. Громкость ― это все, что я помнила. Смесь болезненных звуков, от которых мне до сих пор хотелось закрыть уши. — В момент после крушения, когда самолет перестал двигаться. — Он наклонился вперед, скрестив руки на столе. — В тот момент, когда я узнал, что ты жива. Я не знала, что сказать. Я буквально потеряла дар речи. Если бы мой разум действительно отправился туда, я не знала, что случилось бы с моим сердцем, поэтому избегала этого и спросила: — Как ты летаешь? Потому что я не могу свыкнуться с этим. — Я же говорил тебе, ты должна вернуться к своей жизни, к своей работе и оставаться занятой. Только так все станет лучше. Я пыталась сделать все это. Но о полетах не могло быть и речи. Джаред оставался в том же положении, его пальцы касались его кружки, когда он спросил: — Что тебя пугает? Я много думала об этом, и я обсуждала это на терапии. По крайней мере, раз в день я пыталась представить себя в аэропорту Кеннеди, пакетик «Твиззлерс» в сумочке, кофе в руке. Я представляла, как вхожу в самолет и устраиваюсь поудобнее в своем кресле. В ту секунду, когда я садилась, начиналась паника, и я прекращала упражнение. Каждый раз. — Что это случится снова, ― призналась я. — Не пережив этого во второй раз… Я покачала головой сильнее, чем нужно. — Я не хочу узнавать. — Я собираюсь поднять тебя в воздух. В груди затрепетало. Не так, как я испытывала, когда видела его. Это было то, что сжимало мое сердце и не отпускало. — Мы полетим куда-нибудь поближе. Нантакет, Мартас-Виньярд, Сисайд-Хайтс ― что-нибудь из этого. Поужинаем и полетим обратно в город. — На Мартас-Виньярд есть перуанский ресторан под названием Selva, — сказала я ему. — Один из лучших, где я когда-либо была. Их севиче ― это… — Я ждала, когда мой желудок заурчит, чтобы почувствовать пронзительную боль голода. Но ничего не было. — Это просто невероятно. — Вот куда мы пойдем. Я больше ничего не хотела. Но вместо этого сказала: — Я не могу. — Не сейчас, но скоро ты это сделаешь. Я задумалась, был ли сегодняшний день началом обратного отсчета или рейс восемьдесят восемь был последним самолетом, на котором я когда-либо была. ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ДЖАРЕД Сидя напротив Билли в кафе, я наблюдал, как она борется со своими эмоциями. С тех пор, как она приехала, были и слезы, и молчание, и даже момент, когда я видел, как она боролась с улыбкой, которая в итоге так и не вышла. И все это время она была такой честной. Она не приукрашивала свои чувства и не пыталась их скрыть. Ее откровенность поможет ей пройти через это; ей просто нужно больше времени, чтобы вылечиться. — Я боюсь, что мы поднимемся в воздух, — сказала она, — и я полностью потеряю контроль, устроив сцену, чтобы пилот развернулся. — Этого не произойдет. — Откуда ты знаешь? Я наклонился еще ближе, как можно ближе к столу, не двигая стулом. — Потому что ты будешь со мной. Я видел, как это поразило ее, а затем увидел, как она попыталась отмахнуться от этого. Господи Иисусе. Даже если это была правда, мне нужно было быть более осторожным с моими ответами. — Моя работа требует, чтобы я летала каждую неделю, — сказала она. — Я не могу положить тебя в карман и вытаскивать каждый раз, когда чувствую, что у меня будет приступ паники. В ее тоне не было сарказма. Вот как выглядел настоящий страх. — Я хочу тебе кое-что сказать… — Я посмотрел мимо нее на стойку, где стояла Сью, а затем снова на девушку, чьи затравленные глаза были так похожи на мои. — Женщина, которая разносит кофе, два года назад потеряла сына от лейкемии. Ему было четыре года. — В ее выражении лица произошел сдвиг, и это было то, чего я добивался. — Женщина, которая работает на кухне ― сестра Сью. Около года назад ее муж избил ее до полусмерти. Она остается в подсобке, потому что ей нужно сделать еще несколько операций на лице, и она не хочет, чтобы кто-то это видел. — Боже мой. — Причина, по которой я говорю тебе это, заключается в том, что они выжили, когда думали, что не выживут. Я знаю, что это то, о чем ты каждый божий день спрашиваешь, справишься ли ты с этим, и я обещаю тебе, что ты справишься. Ты переживешь это, Билли. Она повернула свою чашку по кругу, как будто это был бокал с вином. — Почему ты хочешь помочь мне, Джаред? Я выдержал ее взгляд и сказал: — Потому что могу. — А затем отодвинул свой стул, зная, что, если я посмотрю на часы, они скажут мне, что пора идти. — Мне очень жаль, но мне нужно успеть на самолет. Я видел, как Билли напряглась при упоминании об этом. Я сделал последний глоток кофе, поставил его на стол и встал. — Увидимся, когда я вернусь. — Увидимся? Я придвинулся к ее стулу и положил руку на ее плечо, на слабые синяки где-то под одеждой. — Как еще я смогу посадить тебя на самолет? — Я ждал улыбки. Ее не было. — Останься, допей свой напиток. Я попрошу Сью прислать тыквенный кекс, она делает его лучше всех. — Я только что поела, — прошептала она, — но спасибо. Я вышел из кафе, зная, что это был первый раз, когда Билли солгала мне. ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ