Все болело. — Детка, — сказал Эндрю, теперь стоя на коленях рядом с Хани, — с тобой все в порядке? Это просто утренняя тошнота? Когда было слишком больно держать голову, она опиралась на сиденье, как делала это сейчас, чередуя положения, чтобы керамика, в конце концов, снова охладила ее лицо. Ее глаза горели, хотя она не видела света. — Нет. — Это грипп? — Его рука лежала на ее спине, но он переместил ее на лоб, а затем на шею. — У тебя нет температуры. — Он повернул ее лицо, убирая руку, открывая веки. — Припухшие и красные, но чистые. — Его взгляд углубился. — Хани, что случилось? Его рука опустилась ниже, и когда она достигла ее живота, Хани шлепнула ее. Затем она наклонилась, и желчь начала выходить через ее губы. Эндрю убрал волосы с лица жены и самым мягким голосом сказал: — Это пройдет, когда мы положим что-нибудь в твой желудок. Причина твоей тошноты в том, что… — Нет. — Ее лицо теперь лежало на керамическом сиденье, но она повернула голову, чтобы посмотреть на него. Заднюю стенку горла жгло; язык казался слишком толстым, чтобы говорить. Во время каждого вдоха Эндрю проводил круговыми движениями по спине Хани, и от каждого движения его пальцев ей становилось еще тошнее. — Эндрю… — Слезы захлестнули ее, и она почувствовала, как они переместились за грудь и в живот. — Его больше нет. — Она закрыла рот рукой, прежде чем подавить всхлип. Он заглянул ей в глаза, сжимая ее щеку. — Нет, детка. Не от рвоты. Этого не может случиться таким образом. Казалось, что грудь Хани треснула по центру. От его взгляда ей стало еще больнее. — Это случилось не от рвоты, Эндрю. Боль пронеслась по его лицу так же быстро, как пуля. Хани не просто увидела, она почувствовала ее. И когда это произошло, она почувствовала то же самое, что и сегодня утром, когда она была в кабинете врача. Он все еще поглаживал ее, но его круги становились все сильнее и быстрее. — Я уверен, что это были просто выделения. Нет причин для паники. — Эндрю… — Хани задохнулась, жжение во рту стало слишком сильным. — Доктор Кац подтвердила это. Внезапно наступила тишина. — Любовь моя, — сказал он так тихо и опустил голову. Хани хотела закричать самым громким воплем, но сдержалась, и ее тело содрогнулось от этого. — Почему ты не позвонила мне, детка? — Он переместил пальцы на ее затылок. — Ты был в аэропорту. Эндрю осторожно оторвал ее от унитаза и притянул к себе, прижимая к своему телу, покачиваясь взад-вперед. — Я гуляла, — прошептала она, спрятав лицо между его плечом и шеей. — Просто вышла на улицу подышать свежим воздухом. — Она рассказала эту историю доктору Кац, потому что ей нужно было знать, не сделала ли она что-то не так. Теперь она рассказывала мужу, потому что хотела, чтобы он знал, как ее тело снова подвело их. — Что-то было не так. — Она покачала головой в том небольшом пространстве, которое у нее было. — Как будто я обмочилась… — Хани обняла его так крепко, что он задрожал. Но она должна была продолжать, и именно так должна была это сделать. — Я была в квартале от офиса доктора Кац. Я пошла туда. — Ей так хотелось посмотреть на мужа, но она не могла заставить себя. Не могла видеть его глаза и в то же время чувствовала пустоту в животе. — И тогда она сказала мне… что у меня был выкидыш. Хани ничего не сказала Эндрю о том, что было после. О том, что ее одежда была слишком окровавлена, чтобы надеть ее, и медсестры помогли ей накрыться несколькими халатами, а одна отвезла ее в их квартиру. Как она принимала душ и смотрела, как белая ванна становится розовой. Хани ничего не сказала о возвращении на пол в ванной, место, которое она знала слишком хорошо, угол, где она качалась много-много месяцев. — Я люблю тебя. Она протерла глаза, чувствуя, как намокает ткань его рубашки. — Мы пройдем через это. Медсестры и врач говорили ей, что выкидыши ― обычное дело. Но для Хани это было лишь напоминанием о том, что ее тело не может иметь ребенка. — Я обещаю. Это было последнее, что он сказал ей в тот вечер. Это был также первый раз, когда она усомнилась в нем. ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ БИЛЛИ Звук моего телефона пробудил меня от мертвого сна. Я откатилась от Джареда, убедившись, что это был звук, который я запрограммировала специально для отца, и, услышав его снова, встала. Я пошла по следу, пока не нашла свой телефон в нескольких футах от меня на полу. — Привет, пап, — прошептала я, прижимая телефон к уху. — Все в порядке? — Я не хотела будить Джареда, поэтому на цыпочках прокралась в его ванную и закрыла за собой дверь. — Дорогая, сейчас одиннадцать утра. Почему все должно быть не в порядке? Одиннадцать? Я нажала на кнопку главного экрана, где показывалось время, и увидела, что он был прав. Джаред опустил затемняющие шторы перед тем, как мы легли спать, но я никогда не думала, что когда-нибудь снова буду спать так поздно. Не тогда, когда по утрам вставала задолго до солнца. В одиннадцать звонил мой отец каждое утро, когда возвращался домой из спортзала. — Как Питер? — спросила я, имея в виду его тренера. Пока отец отвечал, рассказывая мне последние сплетни, циркулирующие в спортзале, я расхаживала между душем и туалетом Джареда. Во время каждого захода я видела свое отражение в зеркалах над раковиной. Элли гордилась бы мной. Я выглядела оттраханной. И я, конечно, была такой. — Ты сможешь вернуться домой? И тут эта мысль полностью вылетела из моей головы, звук вопроса отца заставил меня приостановиться перед душем. Домой. — Папа… — Я покачала головой, держась за ручку двери душа, зная, о чем он на самом деле спрашивает. Ему просто не нужно было произносить все эти слова. — Конечно, я вернусь. Он вздохнул. — Мы просто не хотели слишком сильно давить на тебя, чтобы ты приехала после всего, что произошло. Я подошла к раковине и прислонила свой зад к стойке. — Это вовсе не давление. — Я могу приехать за тобой, если это облегчит тебе задачу. — Нет, папа. — Я обхватила рукой свой голый живот. Меньше всего мне хотелось, чтобы он сбился с пути, а приезд за мной был бы именно этим. — Меня не нужно подвозить. Пожалуйста, не беспокойся обо мне. — Хорошо, малышка. Я позвоню тебе завтра. Я улыбнулась. — Я знаю. Мы попрощались, и я воспользовалась ванной, вымыла рот, прежде чем вернуться в кровать Джареда. Он зашевелился, когда я забралась к нему, и я прижалась лицом к его спине, обняв его за грудь. — Не вставай. Он рассмеялся глубоким утробным смехом. — Уже слишком поздно для этого. — Ты умрешь, когда я скажу тебе, который час. У него в комнате не было часов. Это была одна из тех вещей, которые я заметила, когда легла в его постель. А с задернутыми шторами, если он не проверял свой телефон, он никак не мог этого знать. — Уже одиннадцать.