– Да, – с принужденной легкостью отозвался Вальдрек, стараясь рассеять повисшее в воздухе звенящее напряжение. Он постучал пальцем по рисунку, напоминавшему Сестер, нечувствительный к присутствию теней, что отталкивали Рэд, Эммона и Файфа. – Это Сестры. А там, на другой стороне, Далекая Королева. – Мы в Ниохе называем их не Сестрами, а Солнечной и Лунной, – сказала Каю. – А вашу Далекую Королеву – Кровавой. Сказание гласит, что две королевы-соперницы подчинили себе силы солнца и луны, но силы эти были равнозначны, а потому подавляли друг друга, и ни одна из королев не могла победить. А Кровавая правила другой страной, поменьше, и она захватила земли обеих королев без боя после того, как они обе исчезли. – Она изогнула губы в улыбке и изящно пожала одним плечиком. – Полагаю, титул задумывался ироничным. – У наших предков была похожая легенда, но с другими именами, хотя их буквальные переводы и звучат не слишком складно и несут мало смысла. – Вальдрек указал направо, на созвездие, которое Рэд всегда знала как Далекую Королеву. – Это Третья Дочь, – сказал он. Палец с отметиной от кольца переместился к Сестрам. – А этих двух они называли Пронизанной-Золотом и Королевой Теней. Глава восемнадцатая Нив За последние месяцы темнота стала для нее привычной. Казалось, Нив почти все время проводила в темноте. В сумраке Святилища, проливая кровь на ветви в попытках вернуть сестру домой. В своей комнате, расхаживая кругами и будучи не в силах унять мысли и заснуть. И вот теперь, в Тенеземье, которое было не темным в привычном ей понимании, но монотонным, безликим и окрашенным лишь в оттенки серого. Однако чувство спокойствия от темноты оказалось непривычным. Еще была боль. Острая – в колене, тупая ноющая – повсюду. Нив смутно понимала, что она в полубессознательном состоянии, и постепенно вспоминала, какие обстоятельства ее в него привели. Она вспомнила Оракула, жуткого бога в жуткой, набитой костями пещере. Солмира, что вскрыл ему горло и забрал его силы. Разрушение горы и спаянные воедино кости, что в конце концов рассыпались без присутствия божества. И то, как Оракул вспорол тщательно скрученный узел эмоций Нив и расплел его в мгновение ока. Распустил ее душу на давно истертые нити. С ее губ сорвался тихий стон, и не только от телесной боли. Этого хватило, чтобы выбросить ее с той грани, за которой сознание еще отключалось, и полностью вернуть его в измученное тело. Она скорчилась, прижав руки к животу и крепко зажмурившись. – Нив? – Солмир не коснулся ее, но по слабому движению холодного пустого воздуха она поняла, что его рука замерла прямо у ее плеча. – Тебе больно? Нелепый вопрос, над которым она могла бы рассмеяться, если бы горло не саднило так мучительно. Она мотнула головой. Солмир спрашивал не о чувствах Нив. Он лишь хотел узнать, может ли она двигаться и продолжать путь к Сердцедреву. Вот для чего она ему нужна – а ее эмоциональное состояние вторично, если вообще имеет значение. Но, открыв глаза и увидев, каким беспокойством горит его взгляд, она задумалась, не могло ли все быть иначе. Тревога заострила его и без того резкие черты, губы у него были плотно сжаты, а на лбу залегла морщина. Местами длинные волосы окрашивала кровь; несколько прядей выпали у него из-за плеча и кончиками касались ее щеки. – Нив, – повторил Солмир уже другим тоном. Таким, словно знал, что она лжет, отрицая свою боль. Словно хотел, чтобы она с ним поговорила. И он был единственным, с кем Нив могла поговорить во всем этом холодном, мертвом мире. Она осторожно села и поморщилась. Вокруг них валялся щебень и осколки костей. Она обернулась и посмотрела, от чего они только что спаслись. Гора стала плоской, но не полностью сровнялась с растрескавшимся грунтом. Некоторые кости так и не рассыпались и теперь представляли собой почти гладкую стену, вздымавшуюся над их головами. В воздухе по-прежнему разносился рокот, гора распадалась будто замедленно и почти грациозно. Нив вспомнила пещеру Оракула – то, как его каменный помост провалился в пол, затягивая кости в открывшуюся дыру, – и вздрогнула. – Мы можем немного отдохнуть, но надолго здесь оставаться не стоит, – сказал Солмир, кивая на останки. – Гора долго не простоит. – Тебя зацепило? Нив помнила их падение урывками. Ветер на лице, гул разрушений, его руки, сжимавшие ее до синяков крепко. Он принял все худшее на себя, берег ее, как только мог, зная, что в этом мире они не погибнут, но стараясь спасти от боли. Потому что ты ему нужна. Она сказала это себе яростно, затачивая слова, будто клинки, чтобы не забывать их. Только потому, что ты ему нужна. Он пожал плечами, но его вид говорил сам за себя – ссадины на руках, кровавый росчерк в уголке губ. Странно было видеть чью-то кровь в этом мире, где не было алого цвета, отмечавшего порезы. Угольного оттенка жидкость могла быть чем угодно. – Мои раны поверхностны, о таких не стоит и говорить. Это было похоже на вступление. Он видел, как она сжималась под тяжестью извлеченной Оракулом истины. Знал, что ее это ранило. – Понимаю, что я не из тех, с кем ты стала бы обсуждать подобные вещи, – продолжил он, садясь на землю рядом с ней, подтягивая к себе колени и опуская на них локти. – Но я здесь. И я хочу тебя выслушать. Нив продолжала инстинктивно закрываться руками, будто все осколки вины, стыда и гнева стали материальными, и так их можно было удержать внутри, не давая им вырваться у нее из-под кожи на манер шипов. Все эти чувства кружились в ней, отпущенные на волю после того, как она без конца загоняла их вглубь, повторяя, что разберется со всем позже, позже, позже. Позже наступило, и то, как Оракул покопался у нее в голове, не оставляло шансов изловить все эти захороненные чувства – это было равносильно попыткам вычерпать реку ладонями, попыткам выбраться со дна могилы, глотая землю. По остаткам горы дрожью пронесся слабый гул и перестук костей. – Хотела бы я ненавидеть тебя сильнее, – тихо сказала Нив. Солмир не изменился в лице, но снова принялся крутить кольцо на пальце. – Хотела бы я ненавидеть тебя сильнее, – продолжила она, – потому что так я бы смогла убедить себя, что ты виноват во всем. Совершенно. – Она неловко шевельнулась и плотнее закуталась в его плащ. – Я считаю, что ты виноват во многом. Может, и не ты держал нож, который убил Арика, но ты стал причиной его смерти. И ты убил бы Рэд и Эммона, если бы пришлось. Он ничего не отрицал. Ничего не делал вообще, только крутил, и крутил, и крутил свое кольцо. – Но всего этого не случилось бы, если бы я ее отпустила, – сказала Нив. – Если бы я поступила так, как она просила. Если бы я сказала Арику остаться, если бы не послушалась Кири, если бы не наплевала на смерть матери, сочтя это средством, приближающим к цели. Если бы просто послушалась Раффи. – Она не понимала, что заплакала, пока не ощутила вкус соли – Нив не привыкла плакать, и это чувство оказалось странным. Она грубо стерла слезы со щек. – Если бы я ненавидела тебя сильнее, я бы смогла убедить себя, что все это было так или иначе по твоей вине, отыскала бы какую-нибудь лазейку в логике, что позволяла бы мне так считать, даже если бы глубоко внутри я понимала, что это неправда. Но я не могу. Солмир молчал. Нив не смотрела на него, уставившись на серый горизонт. Там пустыня, похоже, кончалась, обращаясь чем-то серым и чуть блестевшим – оно отражало свет, в отличие от пожиравшей его пересохшей земли. – Хочешь, чтобы я дал тебе больше поводов для ненависти? – спросил Солмир. Нив знала, что он может. У него были века, чтобы научиться. Только это ничего бы не изменило. Она качнула головой. Солмир скривил губы в улыбке, хотя глаза у него были далеко не веселыми. – Дай себе время. Он достал из сапога что-то светлое. Кость бога. Протянул кинжал Нив, не глядя на нее. Она взяла его. Опустила в карман плаща. Земля снова загудела. Они оба заметили это – подобрались, напрягли плечи и спины, – но ничего не сказали, и никто из них не сдвинулся с места. – А ты? – Нив повернулась и взглянула на него, отрывая глаза от раскинувшейся вокруг серой пустоты. – Оракул забирался тебе в голову. Упоминал твое прошлое. И Гайю. Она постаралась не выдать голосом избыток любопытства. В лице Солмира что-то изменилось, он словно закрылся. Перестал крутить на пальце кольцо, застыл и затих. Удар сердца. Второй. Нив покраснела и отвернулась. – Если ты не… – Ты хочешь услышать настоящую историю обо мне, Второй Дочери и Волке? – спросил он сухо, без оттенка эмоций. – О том, как я в первый раз нашел Сердцедрево? – Да, – мягко ответила она. – Расскажи мне правду. Он не шелохнулся. Только выдохнул, медленно и чуть прерывисто. – Когда я и остальные Короли провели здесь несколько веков, – сказал он все тем же лишенным интонаций голосом, – мы обратились к Оракулу, чтобы узнать, можем ли мы выбраться отсюда благодаря душам, которые тогда еще были у всех. Есть ли какие-то пути, недоступные Древним. Он сказал, что есть. – Солмир испустил резкий звук, непохожий на смех. – Дверь, которая может быть открыта равной любовью. Нив подтянула колени к груди, по рукам у нее неожиданно побежали мурашки. – Я оказался единственным, у кого был шанс на такое, пусть и призрачный, – выплюнул слова Солмир. – Оракул сказал, что если я пойду вдоль края гор, то найду Древо, скрытое в хорошо известном мне месте. Сказал, что, когда я доберусь туда, ко мне потянется та, кого я любил. – Он сглотнул, словно надеясь подавить любой намек на чувства, пытавшиеся окрасить его голос. – Я ликовал. Мысль о том, что Гайя попытается меня спасти, что она смогла поверить в то, что я не по своей воле пошел с остальными, когда они явились вырвать магию из Диколесья, – эта мысль помешала мне спросить, каковы условия всего этого. – Что случилось? – выдохнула Нив. Он пожал плечами, коротко и резко. – Я пошел. Пошел вдоль края гор, там, где они встречались с болотами. Шел, как мне казалось, долгие недели, пока не пришел в хорошо известное мне место. – Он глумливо фыркнул. – В замок. Перевернутый. Он выглядел в точности как тот, что был у Вальхиора на поверхности, – тот, где мы с Гайей познакомились. Из-за всей магии, что творилась в замке, его отражение зародилось в Тенеземье. Представив, каково встретить нечто столь знакомое в таком искаженном виде, Нив поежилась. И еще плотнее прижала к себе колени. – Оракул сказал правду, – продолжил Солмир. – Древо было там. Путаница корней, тени. И рука, тянувшаяся ко мне. Ее рука. – Пальцы у него дрогнули, будто и сейчас ему хотелось прикоснуться к этому призраку, к воспоминанию о руке. – Я пришел как раз вовремя, чтобы увидеть ее предсмертную судорогу. Диколесье, с которым она связала себя ради Киарана, уничтожило ее, чтобы спастись самому. Врата закрылись раньше, чем я попытался пройти в них. – Он потер шрамы на лбу. – После этого я порвал с другими Королями. Перестал тянуть магию из Тенеземья, почти вовсе перестал ею пользоваться. Ушел на окраины рядом с лесом, где стоит башня. И оттуда наблюдал, как расшатывался и начинал рушиться этот мир по мере того, как Вальхиор и остальные увязали в нем глубже и глубже, а их души погружались в магию настолько, что вскоре их нельзя уже было вырвать прочь. Я оставался на краю мира и ждал. – Ждал Арика, – произнесла Нив. – Ждал, пока найдется глупец, готовый на Сделку с зараженным тенями деревом. – Я сам не особенно понимал, чего жду. Просто ухватился за первую возможность. – Он наконец обратил к ней глаза, яркие на фоне бледного неба. – Тебе это должно быть знакомо. Нив впилась зубами в губу. Солмир поднялся одним плавным движением и поморщился. По земле снова пробежала дрожь, разлетелся перестук костей. – Нам нужно идти. – Почему ты решил, что я смогу открыть Древо? – спросила Нив, все еще сидя на месте. Она вскинула на него взгляд, беспокойно нахмурив лоб. – А если Рэд не потянется ко мне в тот же самый миг? – Разберемся, когда прибудем к Древу. Может, найдем способ связаться с ней через него.