— Нас с Онорой переводят на пункт эвакуации раненых. Так что мы сходим с дистанции. Констебль покачал головой, несмотря на свою жуткую рану. — Вас тоже скоро отправят в Блайтли — думаю, на этой неделе, — сказала Онора. Капитан потянулся за карандашом и бумагой. «Пункты эвакуации раненых довольно близко от передовой», — написал он. И передал листок Салли, так как в руке Оноры был шприц для спринцевания ран. — Это, видимо, тоже входит в программу, — пояснила Салли. — Вы понимаете, о чем я. Констебль черкнул несколько слов. «Если бы видели меня там — сразу после доставки — грязного, в крови, — вы бы приняли меня за убитого». — Нет, — с неподдельной горячностью возразила Салли. — Я бы по вашим глазам поняла, что вы живы. И потом мне тут попалась одна книжка. По челюстно-лицевой хирургии. Там говорится, что мало-помалу ваше лицо можно привести в порядок. И фотографии… До и после. Вы просто не поверите. «Думаете, стоит просмотреть эту книжицу? Или я от нее в ужас приду?» — написал он. Прочитав, Салли ответила: — На первой странице стоит штемпель: «Выносить запрещается». Но я все равно ее стащу. — И стащит, не сомневайтесь, — игриво подтвердила Онора. — Она у нас такая. Откуда-то из недр глотки капитана Констебля донесся одобрительный рык. Увесистый том содержал изображения, которые кто-то мог бы счесть вполне приемлемыми для раненого в лицо. Но старшая сестра, заметь она, как Констебль перелистывает эту книгу, уж точно бы не пришла в восторг. Чтобы избавить себя от лишних неприятностей, Салли сунула тяжеленный том, напечатанный на мелованной бумаге, под платье и принесла его капитану после ужина. Сквозь висящую в воздухе пелену табачного дыма — выздоравливающие нещадно смолили — она подошла к нему и положила книгу на прикроватную тумбочку. — Полистайте завтра, — сказала она. — Когда мы вас занавесим. Мы с Онорой вас тревожить не будем. Самое важное и полезное отмечено закладками. Я вас знаю. И уверена, что вам это придаст мужества, а не ввергнет в уныние. Когда занавески были задернуты, капитан Констебль извлек спрятанную в тумбочке книгу, досконально изучил ее и следующим вечером вернул ее Салли. С запиской: «Как я понял, они пересаживают кожу с ребер на лицо». — Именно так, — подтвердила Салли. Констебль написал: «Бог сотворил Еву из ребра Адама. Врачи сотворят меня заново. Несколько лоскутов моей кожи, как тут утверждают. И какое-то время я буду похож на тряпичную куклу». Салли прочла. Констебль написал еще: «Хирурги, кажется, очень увлечены этим делом. Но никто и не подумал спросить мнение пациента». Салли очень серьезно посмотрела на него. — Прошу вас, не заставляйте меня раскаиваться в том, что я принесла вам эту книгу. Я пошла на это потому, что вы из тех людей, кто способен всерьез относиться к серьезным вещам. «Верно, эта вещь — серьезнее некуда!» — написал в ответ капитан. На следующее утро Онора и Салли увидели, как санитар выводит его из отделения — единственный глаз капитана Констебля отнюдь не облегчал ему передвижение. Им удалось перекинуться парой слов. * * * В один из тех зимних дней, когда погода меняется чуть ли не каждую минуту, их повезли куда-то по равнине. Какое-то время спустя они подъехали к промокшей насквозь палатке у перекрестка. Здесь они наскоро пообедали, и им разъяснили их обязанности на пункте эвакуации раненых. — Если в двух словах, — сказал им военврач, — раненые, как правило, в течение двух дней либо умирают, либо их отправляют в тыловые госпитали — в Руан, Булонь или в Вимрё. Медсестрам приходится всякое видеть, и первое правило — не поддаваться панике и не думать, что обстановка вышла из-под контроля. Нам нужны медсестры, — продолжал военврач, — которые не станут бросаться в кусты или на землю при виде вражеского аэроплана или при первом же разрыве снаряда. Эвакопункты раненых никаким нормам не соответствуют, предупредил офицер. Они расположены почти вплотную к передовой, в пяти-семи милях от нее, но, несмотря на близость, добраться до них по ходам сообщения чрезвычайно сложно. И раненые часто добираются до нас, когда у них уже началась гангрена, то есть образование газов в тканях. Особенно часто это происходит с теми, кто достаточно долго пролежал на ничейной полосе, пока его не подобрали санитары. Развернув схему, он укрепил ее на треножнике. Схема отличалась продуманностью. Санитарные машины подъезжали к пунктам приема раненых, и тех, кто еще был жив, отправляли по разбросанным по тылу отделениям, которые располагались в разных постройках, — реанимационное, предоперационное, легких ранений в грудь и так далее. Раненых, поступивших в предоперационное отделение, быстро сделав рентген, тут же клали на операционный стол. Раненым из реанимационного отделения тоже требовалась операция, но в первую очередь их состояние необходимо было более-менее стабилизировать. Далее стрелка вела к постоперационному отделению и продолжалась до самого пункта эвакуации раненых. Отсюда легкораненых отправляли в тыловые госпитали. Рациональность схемы находилась в явном противоречии с предупреждениями офицера, чтобы они «не поддавались панике». — А теперь, — продолжал военврач, — взгляните-ка сюда, вот на это слово — «реанимация». Туда попадают раненые с болевым шоком от раны. Медсестры внимательно слушали цветистые и в то же время звучащие вполне научно пояснения врача о последствиях шока — периферические кровеносные сосуды оказываются не в состоянии удерживать жидкость, давление скачет, происходит эмболия коронарных артерий, пульс резко учащается, а затем почти исчезает. В самых тяжелых случаях предписывается вливание физраствора и плазмы крови. Или же прямое переливание крови от донора к раненому. У всех санитаров, медсестер и врачей определяется группа крови и резус на случай экстренного переливания крови. И действительно, рядом со схемой на столе было разложено все необходимое для переливания крови — иглы, бутыли, изогнутые трубочки, самоновейшие штучки, дожидавшиеся детальных пояснений старших сестер. — Но, — предостерег военврач, — персонал реанимационного отделения должен быть готов и к тому, что раненые, несмотря на то, что были приняты все возможные меры для их спасения, тем не менее не выдерживают и умирают. * * * Покидая палатку и стряхивая с себя жуткие воспоминания о ранах, чтобы не оставаться в их власти в дороге, девушки из Руана по пути к автобусу вдруг увидели Фрейд. Карла была поглощена беседой с какой-то медсестрой. Заметив их, Фрейд поздоровалась с ними в своей обычной сдержанной манере. Выяснилось, что она прибыла сюда как доброволец из госпиталя в Вимрё. Вид у нее, надо сказать, был мрачноватый, от прежней напускной бравады не осталось и следа. Но на пароме, перевозившем их из Булони в Дувр, она присела за стол к Оноре, Лео и Салли. — Так, — процедила Онора, — десять дней бардака, а теперь в этот Вавилон. — Никакой Вавилон не страшен, если у тебя есть голова на плечах, — успокоила ее Фрейд. Глаза у Карлы горели в предвкушении новых впечатлений. — А вообще, я страшно счастлива, — продолжала она. — И счастлива увидеть всех вас. Казалось, перед ними прежняя Фрейд, она радовалась и потом, когда они снова встретились в лондонском пансионе «Палмерс Лодж» у станции метро «Суисс коттедж» — местечко, что надо: тут тебе и Пикадилли, и до Грин-парка рукой подать, и до «Фортнам энд Мэйсон» с его уютными кондитерскими, ну а потом по театрам Вест-Энда! Офицер-англичанин с нарукавными нашивками, свидетельствовавшими о том, что он служит в британском полку с богатой историей, не исключено, что принимавшем участие в сражениях при Ватерлоо и Айзенкуре, заговорил с ними перед спектаклем и настоял на том, что в антракте угостит их шампанским. Осмелев, он подмигнул своим товарищам и осведомился: — Это ведь британская пьеса, так? Британская? Они смотрели «Восточную сказку», вещь, пользовавшуюся феноменальным успехом, если судить по рецензиям. Самый посещаемый спектакль в Вест-Энде невольно пробудил у них чувство национальной гордости — за автора и вокалиста Оскара Эша, австралийца. На этот спектакль рекомендовали сходить всем военным, поскольку дожить до следующего отпуска предстояло далеко не всем. Клуб по сбору средств на оборону страны, расположенный как раз напротив Штаба командования австралийскими силами на Хорсферри-Роуд, приобретал билеты и недорого продавал их отпускникам. Единственным неудобством при посещении Хорсферри-роуд с мрачно нависавшими над ней в небе аэростатами противовоздушной защиты были желтолицые девушки — работницы военного завода, довольно миленькие, несмотря на то, что им приходилось иметь дело с пикриновой кислотой при изготовлении снарядов. Они подкарауливали молодых австралийцев, только что получивших отпускные. Но несомненным преимуществом Клуба по сбору средств на оборону страны была возможность за смешную цену приобретать билеты на всякого рода зрелищные мероприятия, включая и то, на котором медсестры присутствовали сейчас. Они вели себя как девчонки, до этого ни разу не видевшие апокалипсис. В точности так же вели себя и солдаты. Коробку шоколадных конфет поделили на всех — Фрейд, Онору, Салли и Лео капитан Феллоуз пригласил на ужин. Они упивались совершенно фантастической игрой света, декорациями, музыкой, сузившей их шумный мир до цепочки помпезно-бессодержательных звуков и самой примитивной чувственности. А потом антракт и шампанское. Онора отклонила приглашение на ужин какого-то молодого офицерика. Лайонел Дэнкуорт — угловато-костлявое создание, добрейшая душа из Лемноса — собирался в отпуск и намеревался встретиться с ней в Лондоне. Это обстоятельство привело Онору в лихорадочное возбуждение. Однако волшебство этого вечера мало-помалу сошло на нет, офицеры потащили на ужин всю их честную компанию — воздать должное мистеру Эшу, уроженцу их континента. Фрейд встретилась с ними уже на следующий день: они решили отобедать в ресторане миссис Рэттигэн «Энзэк Баффит» на Виктория-Роуд — миссис Рэттигэн держала отдельный зал для медсестер, куда, правда, допускались офицеры и рядовой состав. Покончив с едой, они принялись обсуждать, стоит ли переправиться на пароме через Темзу в Хэмптон-Корт, и вдруг заметили сидящего на другом конце зала сержанта Кирнана, который сосредоточенно изучал «Нью-стейтсмен». Хотя Кирнан был уже не сержантом, а офицером — при шляпе и офицерской же тросточке, аккуратно лежащих рядом на стуле. Все разом вскочили и кинулись его поздравлять, и тут Салли заметила, как взгляд Фрейд как-то не совсем привычно помрачнел — присутствие сразу нескольких, пусть даже весьма достойных представителей мужского пола было ей явно неприятно. — Ну, как? — спросила Онора. — Что здесь позабыл квакер, вырядившийся лейтенантом? Кирнан встал. Военная форма ему очень шла — простенькая, без каких бы то ни было изысков, такая, какую он получил из рук интенданта. Такая же, что и на их вчерашних знакомых. Все строго по уставу, и почти ничего от Бонд-стрит. — Ах, — сказал он, опуская глаза и чуточку — но только чуточку — виновато улыбнувшись. — Вот, примкнул к стану почтенных и уважаемых. Потом все же поднял глаза и пристальным взглядом обвел всех по очереди. — Все девушки с бедного старого «Архимеда». — Все старые бедолаги с «Архимеда», — поправила его Онора. — Вздор, — не согласился Кирнан. — Вы все выглядите превосходно. Спели что-нибудь за столом, медсестра Фрейд? — Нет уже охоты распевать, — закрыла тему Фрейд. Салли поинтересовалась, каким образом он получил такое повышение — как-никак лейтенант. Целых две звездочки на погонах. — Их вам за участие в сражениях дали? — спросила она. — Нет, я так не считаю, — сказал Кирнан. — И не хочу, чтобы вы так считали. Меня направили на эвакопункт раненых под Позье, и у нас все закончилось — и инструменты, и перевязочный материал. Все наперебой кляли нашего снабженца, жаловались, что он вконец завалил все дело, что на полковых медпунктах нет ничего. В общем, хуже некуда. Ну, я и заявил об этом хирургу. А меня взяли, да и направили на двухмесячные офицерские курсы в Англию. И вот я здесь. Снабженец пункта эвакуации раненых. Они поинтересовались, какого именно, и он назвал номер. Их пункт носил другой. — Вот же черт! — вырвалось у Оноры. — Но, может, все же заглянете как-нибудь и к нам. Преподать нам курс французской истории или чего-нибудь еще не менее значительного. — У меня ни минуты свободной с этим складом. Наши обожаемые бинты, марля и марганцовка. Полы его слишком короткого мундира распахнулись, когда Кирнан рассмеялся. — Мой поезд до парома отходит сегодня днем, — сказал Кирнан. — А вы, похоже, никуда не спешите. Вы не похожи на тех, кому пора возвращаться. Кирнан потянулся за шляпой и тросточкой. Он мало напоминал офицера. Все вышли в вестибюль, все молчали. — Я все думаю, куда подевалась ваша сестра? — спросил Кирнан Салли. — Ее адрес легко запомнить: Австралийский добровольческий госпиталь, Шато-Бенктен, Булонь.