– Посмотрели? – Со своего рабочего места Дима делал мне отчаянные знаки, показывая на часы. Ну да, мне явно пора идти. – Да, мы с Костей хотим усыновить Настю, – бухнула моя сестра. – То есть я хочу ее усыновить. То есть удочерить. Но там директриса – настоящий цербер, она совершенно неконструктивно настроена и не хочет помогать. Мне надо понимать, в какой последовательности действовать, чтобы было все правильно и по закону, но в то же время быстро. Ты мне поможешь? Моя бесшабашная сестра, которая иногда забывала приготовить ужин, вследствие чего они с Сенькой вынуждены были заказывать пиццу, решила удочерить детдомовского ребенка? Она что, заболела? Это последствия ковида? Или просто кратковременное помешательство? Мать-одиночка решила взять из детдома еще одного ребенка. Нонсенс! – Заседание, Елена Сергеевна, – Дима подавал уже вербальные сигналы, не понимая, почему я не реагирую. – Наташа, мне пора идти, у меня заседание начинается, – сказала я в трубку. – Вечером мы с тобой обязательно поговорим и все обсудим. – Но ты же мне поможешь? – остановить Натку, когда она что-то для себя решила, непросто. – Конечно я тебе помогу, – успокоила я сестру. Не могу сказать, что странная просьба сестры не выходила у меня из головы весь оставшийся день. Я – судья и умею профессионально отключать голову от житейских неурядиц, когда идет слушание дела, но тем не менее чувствовала я себя все равно не совсем в своей тарелке. Натка ввязалась в какую-то очередную авантюру. Никак иначе ее невесть откуда взявшуюся идею с усыновлением я назвать не могла. Однако, как бы то ни было, я обещала помочь, и раз Натке требовалась консультация, значит, следовало приготовиться к предстоящему разговору, чтобы быть во всеоружии. Закончив все дела, я открыла на компьютере нормативную базу и погрузилась в чтение. Конечно, я все знала и так, особенно с учетом, что последнее слушание, связанное с усыновлением детей, у меня было только вчера, и тем не менее повторенье – мать ученья, как известно. – Вы домой-то собираетесь? – спросил у меня помощник, которому явно не терпелось уйти сегодня вовремя. По раз и навсегда заведенному порядку он не покидал рабочего места до тех пор, пока я оставалась в кабинете, готовый к выполнению любого поручения. Как известно, значительную часть нашей работы составляет бумажная писанина, и мы стараемся не откладывать ее на потом, потому что иначе неоформленные документы превращаются в лавину, готовую похоронить под собой. – Я тут по личным соображениям читаю, – успокоила я Диму. – Иди, на сегодня ты мне больше не нужен. – Точно? – на всякий случай уточнил он. Нет, не помощник у меня, а настоящее золото. – Елена Сергеевна, если что-то нужно сделать, то я готов. Вы только скажите. – Спасибо, я это знаю и иногда нахально пользуюсь, – улыбнулась я. – Но сегодня злоупотреблять твоей исполнительностью не стану. К тому моменту, как я покинула свой кабинет, я была полностью готова к разговору с Наткой, в том числе и вооружилась аргументами, почему не стоит делать того, что она задумала. Впрочем, первое препятствие было налицо – незамужней женщине, воспитывающей сына-школьника, никто не доверит еще одного ребенка. Органы опеки предпочитают передавать детей в полную семью, и я, вырастившая дочь тоже в одиночку, прекрасно понимаю почему. Конечно, мы договаривались с Наткой созвониться, но, чувствуя душевное состояние сестры, я все-таки решила к ней заехать. Позвонила Сашке, чтобы предупредить ее, что задержусь к ужину, услышала, что дочери нет дома, потому что она освещает сегодня мероприятие под названием «Брутальный ужин: история мяса», подивилась причудам беспощадного маркетинга и с чистой душой отправилась к сестре. Натку я нашла в каком-то растревоженном состоянии. Она словно места себе не находила. – Давай, рассказывай, – потребовала я, усаживаясь за стол на кухне и аккуратно, чтобы сестра не видела, отодвигая ногой от себя кота. Этот бандит взял моду слегка кусать гостей за пятки, словно не желая делиться вниманием хозяйки ни на йоту. Отхлебывая чай, я слушала историю про сироту Настю с невероятными глазами, которую всей душой успел полюбить Таганцев и которая спросила у Натки, не она ли ее мама. Да, от такого любое женское сердце дрогнет. Тут я Натку очень хорошо понимала. – Мы с Костей решили, что хотим забрать Настю, – горячо говорила тем временем Натка. – Однако вообще непонятно, что для этого нужно сделать. Говорят, есть какая-то школа приемных родителей, которую надо пройти. Но как ее найти? Что сделать? – Наташ, в первую очередь успокоиться, – твердо сказала я. – На внутренней истерике, в которой ты пребываешь, нельзя ни решений принимать, тем более таких судьбоносных, как усыновление ребенка, ни действовать. Наломаешь дров, потом в два раза больше времени потратишь, чтобы все исправить. – Я спокойна, – нервно проговорила Натка и уронила вилку. – Ага, я вижу. – Лена, скажи мне, это обязательно через суд оформлять или можно быстрее забрать Настю к себе? – Смотря что именно ты собираешься делать, – заметила я. – Наташа, ты сама-то точно знаешь, чего именно хочешь? – Я хочу забрать эту девочку, чтобы она жила с нами, а не в детдоме. – Точно? Вот именно этого ты хочешь? Не под влиянием минуты, не под напором Кости. Еще неделю назад тебе даже в голову не приходило, что ты можешь усыновить чужого ребенка. Ты его с кем будешь оставлять, когда у тебя срочные дела появятся? С Сенькой? С Сизовыми, которые одному твоему ребенку уже бабушку с дедушкой фактически заменили? – С Костей, – неуверенно сказала Натка. – А если Костя будет занят на своей сумасшедшей и, кстати, довольно опасной работе? А если он опять на два месяца в командировку в другой регион уедет? Кто мне недавно говорил, как хорошо, что Сенька уже довольно взрослый и может оставаться один дома и сам себя занимать? Ты хоть помнишь, что такое трехлетний ребенок? И понимаешь, какая это сумасшедшая ответственность? – Я не поняла, ты что, меня отговариваешь? – понурилась Натка. – Нет, – пожала плечами я. – Ты взрослый человек, зачем тебя отговаривать. Я просто хочу быть уверенной, что ты приняла решение обдуманно, а не сгоряча. И, кстати, ты в первую очередь должна в этом убедить даже не меня, а саму себя. Моя младшая сестра выглядела довольно несчастной. Я видела, что именно внутренняя неуверенность в принятом решении заставляет ее так нервничать. В кухню вошел Таганцев, пристроился у подоконника, внимательно слушая наш разговор. – Лена, если бы ты видела эту девочку, то не удивлялась бы, – сказал он. – Настя действительно чудесная. – Я в этом не сомневаюсь. И в том, что ты действуешь из самых лучших побуждений, тоже. Просто, ребята, ввязываясь в столь большое дело, которое неминуемо изменит жизни как минимум четырех человек, вы должны полностью отдавать себе отчет в том, что делаете, почему и зачем. – Четырех? – не поняла Натка. – Ну да. – Иногда моя сестра бывает удивительно бестолковой. – Если вы усыновите ребенка, то изменится жизнь самой Насти, вас обоих и Сеньки. Я надеюсь, ты про сына не забыла? – Разумеется нет, – вскинула голову Натка. – Да и вообще, сразу должна вам сказать, что мы обсуждаем абсолютно проигрышный вариант. Ни один орган опеки попросту не поддержит в суде ходатайство об усыновлении, поданное матерью-одиночкой. Ты не замужем, Наташ, а потому тебе даже опекунство вряд ли доверят, не то что родительские права передадут. Я увидела, как вспыхнули глаза у стоящего у окна Кости. – Это недоразумение как раз легко исправить, – воскликнул он радостно. – Наталья, ну, на этот раз ты согласишься наконец выйти за меня замуж? * * * Поезд несся на Натку уже не с космической, а со сверхзвуковой скоростью. Жизнь менялась необратимо, и к этим изменениям предстояло как-то приспособиться. Для начала вот уже несколько дней Натка привыкала к мысли, что в скором времени выйдет замуж, станет женой Константина Таганцева, а значит, возьмет на себя определенные обязательства. Эти обязательства ее пугали. Правда, Костя уверял ее, что с оформлением отношений ничего в их жизни не изменится, и Натка то верила, то вновь начинала сомневаться. Несмотря на то что Костю она любила, расставаться с привычной свободой не хотелось. Как там говорила героиня советского фильма «Девчата»? «Хочу – халву ем, хочу – пряники»[4]. Однако пути назад уже не было, более того, обстоятельства подталкивали не откладывать церемонию бракосочетания в долгий ящик, поэтому вчера они с Таганцевым через сайт госуслуг уже подали заявление в ЗАГС. Натка настояла, правда, на том, чтобы обойтись без торжественной церемонии. Не нужно ей было всего этого шума: свадебного платья, упаси бог, фаты, цветов и гостей. Забежали в ЗАГС перед работой, поставили подписи где надо и разошлись, будучи уже в новом статусе. Единственная уступка, на которую она согласилась, это семейный ужин в ресторане, куда, по замыслу, должны были кроме них с Костей прийти Сенька, Лена с Сашкой, замечательные соседи и верные друзья пенсионеры Сизовы. Вот и все гости. Лена с изменениями в жизни младшей сестры смирилась, похоже, поверив в серьезность ее намерений. Натка до сих пор вздрагивала, когда вспоминала первый их разговор, в котором дотошная судья Кузнецова задавала вопросы, словно сваи вколачивала. Впрочем, сестру Натка понимала, взять ребенка из детдома – это не оставшегося без хозяев кота подобрать. Хотя и за кота ответственность взять не всем по силам. В первую очередь душевным. Впрочем, убедившись в том, что решение Натальи и Константина твердое и что обратную скорость они включать не намерены, в процесс решения проблемы, связанной с удочерением Насти Васильевой, Лена включилась по полной программе. С ее точки зрения, для начала нужно было любыми способами забрать ребенка из детдома, причем не дожидаясь официальной процедуры удочерения. На это требовалось время, которого, похоже, не было. По предложению старшей сестры Натке следовало сначала оформить гостевой режим общения с Настей, который позволил бы забрать ее из Энгельса в Москву на три месяца. За это время можно было пройти школу приемного родительства, подать документы на удочерение, а главное – понять, потянут ли Натка с Таганцевым совместную жизнь с новым членом семьи. Приживется ли Настя в их доме, сможет ли привыкнуть к внезапно появившейся младшей сестре Сенька. – Это жестоко! – горячо воскликнула Натка, когда Лена впервые озвучила эту идею. – Это же не котенок, а человек. Мы оформим гостевой режим, вырвем Настю из привычной среды, привезем в Москву, а потом вдруг решим, что она нам не подходит, и вернем обратно? Лена, ты сама себя слышишь? – А ты себя? – осведомилась в ответ старшая сестра. – Наташ, в твоем возрасте пора перестать жить в краю розовых единорогов. К сожалению, случаев, когда люди усыновляют чужих детей, а потом приходят к мысли, что с ними не справляются, и возвращают обратно, не так уж и мало. Я буквально на днях, когда проводила заседание по делу, поднимала статистику: семь детей из ста возвращают обратно в детские дома. Только за прошлый год в стране зафиксировано больше пяти тысяч случаев так называемого вторичного сиротства. И пойти на это после всех кругов ада, связанных с оформлением документов и судов, гораздо сложнее, чем попробовать гостевой режим и честно признаться себе, что это не твое. Ты к этому не готов. Говорить себе правду всегда больно, Наташ, но необходимо, потому что если себе врать, то это не жизнь будет, а мучение. И для вас, и для несчастного ребенка. С доводами старшей сестры Натка в конце концов согласилась. Во-первых, потому что Лена была права, и затаившаяся в душе неуверенность в собственных силах кусала душу, как блоха, подтачивая решимость. Во-вторых, оформление гостевого режима требовало гораздо меньше времени. В тот же день, когда они с Таганцевым подали заявление в ЗАГС, где взяли справку, что их бракосочетание назначено на третью неделю сентября, Натка заказала в УВД справку об отсутствии судимости, а еще записалась на медосмотр, необходимый для получения справок об отсутствии у нее наркозависимости, психических и инфекционных заболеваний, а также туберкулеза. В течение недели все эти документы подготовят. Она не могла нарадоваться, что заявление об оформлении гостевого режима можно было подать в органы опеки по своему месту жительства, а не по месту нахождения ребенка. Это означало, что не надо будет лишний раз ехать для бумажной волокиты в Энгельс, что экономило и время, и нервы. Лена, правда, предупреждала, что проблемы с оформлением разрешения все равно могут возникнуть. Дело в том, что гостевой режим крайне неохотно распространялся на детей младше семи лет. Как правило, его использовали для детей, у которых практически отсутствовали шансы на усыновление или опеку. У Насти Васильевой ситуация была иной. Если верить директору детского дома, то желающие ее удочерить имелись, поскольку девочка была чудесная: хорошенькая, смышленая и, что немаловажно, здоровая. Именно поэтому Натка намеревалась, обратившись в органы опеки, сразу заявить о своем желании в будущем удочерить малышку и о готовности сделать все полагающиеся для этого шаги. Все справки должны были быть готовы в течение недели, и это время надлежало потратить с толком, то есть подготовить к будущим изменениям одного из главных участников событий – Арсения. С этой целью в ближайшую субботу Настя и отправилась в деревню, где Сенька проводил последние летние деньки под присмотром Сизовых. Перед предстоящим разговором Натка изрядно трусила. Нет, она была уверена, что ее сын – добрый и заботливый мальчик, который наверняка проникнется печальной Настюшиной судьбой. Но будет ли он рад тому, что у мамы появится еще один ребенок? Не начнет ли ревновать? Не устроит ли истерику, наотрез отказываясь становиться старшим братом? Мнение Арсения было важно не только потому, что Натку, разумеется, беспокоило душевное состояние сына. Лена говорила, что в случае признания Натки родителем Насти в суде Сеньку, скорее всего, вызовут на заседание. Конечно, закон не обязывал делать это в случае, если ребенку нет десяти лет, а Сеньке в скором времени будет девять, но чаще всего в таком пограничном возрасте дети в суд все-таки вызывались, поскольку их отношение к происходящему было действительно важно. Перво-наперво Натка собиралась поговорить с Татьяной Ивановной. Во-первых, реакция добрейшей учительницы тоже была своеобразной лакмусовой бумажкой, а во-вторых, у соседки всегда получалось находить с Сенькой общий язык, глядишь, и тут подскажет, как правильно подать непростую новость. Как и следовало ожидать, соседка ужасно разволновалась, даже капли пришлось пить, чтобы унять сердцебиение. – Большое дело ты, Наташенька, задумала, – сказала она, отдышавшись. – Доброе и богоугодное, тут сомнений нет. Но вот по силам ли тебе такая ноша, это заранее подумать надо. – Татьяна Ивановна, вы считаете, что я плохая мать? Из-за того, что Сеньку вам то и дело подкидываю? – расстроилась Натка. – Ну что ты, девочка, нет, конечно. Я Сенечку люблю как родного внука. Уж коли так получилось, что своих мне бог не дал. И с маленькой я тебе помогу, тут даже и разговоров быть не может. Мы же, почитай, круглый год здесь, на природе, на свежем воздухе. Да и продукты у нас все свои, свежие, с огорода. И то, что ты за Костеньку замуж выходишь, тоже меня радует. Не должна женщина одна жить и за все на свете сама отвечать. Какая бы она ни была сильная и самостоятельная, а мужское плечо все равно рядом должно быть. Хорошо, что ты такое решение приняла. А ребеночек… Что ж, вы бы и своего общего родить могли, вы же еще оба молодые. Но и чужое дитя от тяжкой доли избавить – неплохо. Воздастся за это, я уверена. Что ж, поддержка Сизовых у Натки была, что называется, в кармане. Только и Татьяна Ивановна начала с сомнений, а уже потом перешла к поддержке. Впрочем, может, это и нормально, что люди честно о своих опасениях говорят. Излишний оптимизм бывает вреден. – Девочка-то здоровая? – с тревогой говорила тем временем Татьяна Ивановна. – Я понимаю, конечно, что детей любых любят, но и со своими-то тяжело, когда болеют, а уж с чужими… – Костя первую информацию собрал, по верхам, конечно, на остальное времени не было. Но сейчас он попросит ребят по своим каналам полное досье собрать. Из какой Настя семьи, кто ее мать, почему она дочку в роддоме оставила. Понятно, что все это внимательно изучить нужно, – успокоила соседку Натка. – Но никаких врожденных или серьезных приобретенных болезней у Насти нет. Это мы точно знаем. – Ну и хорошо. – Татьяна Ивановна, подскажите, как Сеньке новость сообщить. Он же привык к тому, что единственный ребенок в семье. Как отнесется к идее, что у него сестра появится, не знаю. Вдруг расстроится. – А с чего ему расстраиваться? – удивилась Татьяна Ивановна. – Я, признаться, спрашивала тут как-то у него, не собираетесь ли вы с Костей пожениться. Он ответил, что ты у него слишком самостоятельная, но Костя надежд не теряет. А потом добавил, что ему бы хотелось, чтобы вы поженились и родили ему братика или сестричку.