Кхм… Имею честь представить вам цветной звуковой фильм с титрами о «Клинике свободного лечения», что находится за главным зданием кафедры психиатрии медицинского факультета Императорского университета Кюсю. Авторство оного фильма принадлежит доктору Масаки, профессору упомянутого университета. Он же в сотрудничестве с профессорами медицинского факультета университета Кюсю — офтальмологом доктором Таниси и отоларингологом доктором Канацубо — разработал кинопроекционный аппарат для медицинских исследований. О! Сколь тонка эта работа! Куда уж там американскому звуковому кино! Надеюсь, вы оценили тот факт, что изображение совершенно не отличается от реальности! И вот… на экране появляется общий план медицинского факультета Императорского университета Кюсю. Как вы можете видеть, университет Кюсю утопает в зелени сосновых лесов. В западной части территории виднеется неказистое голубое сооружение в европейском стиле — два этажа, высокие трубы. Это главное здание кафедры психиатрии, где работает всемирно известный чокнутый профессор Масаки. К югу располагается квадратный участок в двести цубо[38] — «Клиника свободного лечения сумасшедших». К южному окну профессорской, словно стрекоза или муха, медленно приближается оборудованный камерой летательный аппарат с техником на борту. 19 октября 1926 года, девять утра. «Клиника свободного лечения сумасшедших» окружена стеной из красного кирпича высотой в один дзё[39] и пять сяку. Внутренний квадратный дворик главного здания покрыт характерным для этой местности чистейшим кварцевым песком. Посередине растут пять павловний, с давних времен придающих очарование этому месту. Но с тех пор как огородили и выровняли площадку для клиники, деревья приболели — листья их сделались желтыми и сухими, что можно счесть дурным предзнаменованием… Порою мне кажется, что павловнии, пропитавшись окружающей атмосферой, стали демонстрировать некоторые признаки психического расстройства, но древесные недуги в наших аудиториях еще не изучаются… Впрочем, я отвлекся. Недалеко от восточного крыла больницы находится единственный вход, он примыкает к ведущему в уборную коридору. Приглядитесь: и день и ночь через узкое, длинное отверстие, прорезанное поперек деревянной двери, за пациентами наблюдает невозмутимый здоровяк в черной форменной одежде и фуражке. Если же посмотрите на квадратную площадку «Клиники свободного лечения» сверху, то увидите огромный ящик для фокусов, утопающий в море зелени. На белом, отражающем небесную голубизну песке, что рассыпан по дну ящика, стоят, сидят, двигаются черные тени. Одна, два, три, четыре, пять, шесть… всего десять человек. Это сумасшедшие, они подчиняются принципам психической наследственности, выведенным из «Сновидения эмбриона» — диссертации, которая в свою очередь наследует труду «О мозге» доктора Масаки… Согласно этим же принципам, через три часа, то есть в двенадцать часов дня 19 октября 1926 года, когда в приморском форту прогремит полуденная пушка, среди десяти сумасшедших разыграется немыслимая и кровавая трагедия психической наследственности. Она ошеломит весь мир и послужит причиной самоубийства доктора Масаки. Собственно, зерно этой немыслимой трагедии уже виднеется в стенах «Клиники свободного лечения», и я надеюсь, что вы в деталях станете следить за действиями сумасшедших. А пока давайте рассмотрим каждого из десятерых крупным планом. Первый — седовласый старик, обнаженный по пояс. Он энергично машет мотыгой у западной кирпичной стены. Как видите, мужчина делает длинные, параллельные ограде борозды. Но взгляните: руки и ноги его бледные и худые, а на шее нет глубоких морщин, характерных для пожилых батраков. Он явно не привык к крестьянскому труду. Однако самое болезненное впечатление производят темно-бурые пятна, усеявшие ручку мотыги, правда, хватка старика мешает разглядеть их как следует. Это следы крови, что сочится из стертых ладоней. Более того… когда мы замечаем, как упорно и неустанно он трудится, нам делается понятен весь масштаб жестокости того эксперимента, что проводит доктор Масаки. Рядом со стариком мы находим неподвижно стоящего юношу, он наблюдает за «полевыми работами». На молодом человеке темное хлопчатобумажное кимоно, перетянутое старым поясом хэкооби[40], волосы растрепаны. Он кажется старше своих лет, но, присмотревшись, вы поймете, что ему не больше двадцати лет от роду. Кожа у него белая, словно у женщины, — похоже, долго не был на солнце, — щеки чуть зарделись. Странно улыбаясь, он внимательно следит за тем, как старик машет мотыгой. При беглом взгляде может показаться, что этот юноша нормальный, но всмотритесь в его лицо… Выражение и блеск глаз… совершенно ясный и чистый, словно у благовоспитанной барышни из далекой провинции. У сумасшедших такое бывает перед выздоровлением или накануне приступа, что существенно затрудняет объективную оценку их состояния. Доктор Масаки много работал над решением этой проблемы. Далее в объектив попадает молодая девушка, которая сидит на корточках позади старика и юноши. Как видите, у нее бледное, словно у привидения, худое веснушчатое лицо, рыжеватые волосы собраны в хвост. Склонившись над вырытой стариком бороздой, она тонкими руками высаживает туда разные предметы: палые листья павловнии, сосновые иголки, бамбуковые щепки, палки, куски черепицы и взявшиеся непонятно откуда зеленые травинки… Однако сухой песок сыпется и бамбуковые щепки норовят упасть. Чтобы этого не произошло, девушка хлопочет и так и эдак. Казалось бы, воткни их поглубже — и дело в шляпе! Но это подход дилетанта, ведь в черепках и бамбуковых щепах она видит нежные ростки травы и цветов, поэтому грубость тут непозволительна. Девушка бережно присыпает «корни» песочком… Но если, несмотря на все усилия, бамбуковая щепка падает, в девушке просыпается раздражительность и она шутя переламывает палку, как мягкий росточек, и отшвыривает обломки. Откуда, спросите, в этих слабых, тонких ручках берется ужасающая, не уступающая мужской сила? На самом деле во всех людях, включая самых изнеженных барышень, таится страшная мощь! Из поколения в поколение мы внушаем себе, что человек (особенно женщина) нежнее и слабее, чем другие животные. В результате этого в нас совершенно перестала проявляться сила. Однако, сталкиваясь с чем-то экстраординарным и значительным — землетрясением, пожаром или собственной психической ненормальностью, человек мигом забывает об этом предрассудке и обретает изначальные физические способности. Доказательством чего и служит данная девушка. Прошу простить меня за отступление и пространный комментарий, но это хороший экземпляр, доказывающий от противного теорию «психической наследственности» доктора Масаки. Поодаль от старика, юноши и девушки стоит невысокий, стриженный под ежик мужчина в разодранной визитке. Вперившись в стену, он ораторствует: — Я слышал, что Бодхидхарма провел девять лет, стоя лицом к стене в Шаолине, на горе Сюнъэр — «Медвежье ухо». Следуя его примеру, я девять лет упражняюсь в красноречии лицом к стене. Все для того, чтобы уничтожить мир политиков! Они все приукрашивают, чтобы сгладить неравенства… Да наступит эра всеобщего избирательного права! То есть… Я! — мужчина с криком поднимает правую руку и машет ею из стороны в сторону. За его спиной шествует странная женщина средних лет. Подбородок ее выступает вперед, а слой грязи, покрывающий лицо, видимо, заменяет косметику. Из-под кимоно показываются голые ноги, позади волочится растрепанный пояс маруоби[41]. Кто же додумался так ее нарядить?.. На неприбранной голове возвышается картонная корона, покрашенная алыми чернилами. Опасаясь ее уронить, женщина горделиво поглядывает по сторонам и, словно королева, дефилирует туда и обратно. Выглядит это весьма странно. Каждый раз, когда женщина проходит мимо высокого мужчины с густой бородой, тот падает на колени у корней павловнии и кладет земные поклоны. Это директор начальной школы в Нагасаки. Он унаследовал от предков веру в Иисуса и сделался таким истовым, что его поместили в клинику. Из обломков черепицы и кирпича он мастерит статуи святых и заставляет других больных из своей палаты простираться перед ними. Бедняга верит, что эта женщина, возомнившая себя королевой, не кто иная, как Дева Мария, и проливает, завидя ее, благоговейные слезы. Вокруг распростершегося бородача скачет девушка с косичками — ученица второго класса старшей школы. Однажды в ней проявился редкостный талант к искусствам, но девушка стала выказывать разнообразные признаки преждевременного слабоумия. Кстати, изначально она обладала мрачным, меланхолическим нравом, но, как только случился припадок, характер ее вмиг переменился. И когда, принимая пациентку в больницу, доктор Масаки спросил, как ее зовут, та ответила: «Я… я безумная танцовщица, Анна Павлова!» Теперь эта девушка всеобщая любимица. Она пляшет и распевает песни собственного сочинения. В си-и-и-нее небо ты посмотри: белые тучи плывут высоко, черные тучи низко плывут — рядом друг с другом, ля-ля, ля-ля-а! Я-а-а-а буду рядом с ни-и-ими гулять! Если мы вместе шататься пойде-о-ом, в красную стену врежемся мы-ы-ы-ы, ля-ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля! Далее перпендикулярно траектории, по которой движется женщина в короне, ходят обнявшись за плечи двое ремесленников лет сорока. Тот мужчина, что справа, якобы гуляет по Токио, а тот, что слева, исследует Южный полюс. Говорят, они прекрасно совпали по темпераменту, и потому стали неразлучными и самодостаточными «попутчиками». Неподалеку от них, у входа на территорию, сидит тучная бабка. Судя по изысканному рисунку кимоно, эта женщина явно не из простых, однако ей самой кажется иначе. Считая себя обитательницей трущоб, она постоянно выискивает и давит воображаемых вшей… Но что это?! Старуха развязала пояс оби и, обнажившись донага, шумно вытряхивает кимоно! Всякий раз, когда случается подобное, у оратора, путешественников и у школьницы прекращаются припадки. Они тычут в бабку пальцем и хохочут, держась за животы. Итак, господа, полагаю, вы внимательно понаблюдали за каждым сумасшедшим, которых мы только что показали, и заметили нечто специфическое. «И всего-то? Разве это не обычные сумасшедшие? И это клиника свободного лечения? Да в любой психушке такого полным-полно! Мы-то, слушая ваши рассказы, представляли огроменное поле, по которому бродят, демонстрируя свои причуды, сотни, нет, тысячи сумасшедших! А тут и говорить не о чем! И что же такое, потрудитесь объяснить, эта пресловутая психическая наследственность?!» Наверняка кто-то из вас разочарован, удручен или готов расхохотаться… Но не спешите с выводами! Доктору Масаки за глаза хватило этих подопытных для исследования психической наследственности. В нашем фильме на примере двух-трех из них мы так легко и понятно раскроем механизм психической наследственности, что впоследствии вы запросто сумеете объяснить причины безумия любого сумасшедшего. Иными словами, эти десятеро суть представители бесчисленного множества душевнобольных, образцы мирового класса. На собственном примере они демонстрируют принципы психической наследственности, изучаемые доктором Масаки более двадцати лет кряду. Вернемся к первому нашему знакомцу — седовласому старику, что роет борозды у стены из красного кирпича. Это Гисаку Хатимаки. Его предок в пятом поколении, то есть прапрадедушка, был известным зажиточным крестьянином по имени Гидзю Хатимаки из деревни Торикай, что во владениях Фукуоки. Этот Гидзю (левша с рождения) преуспел в жизни благодаря мощной физической и духовной силе. Всего за поколение он сумел сколотить состояние одной лишь мотыгой, и местный феодал Курода пожаловал ему фамилию Хатимаки и право носить меч. Если вы спросите, откуда такая странная фамилия, мы ответим: с малых лет у него была кличка Хатимаки[42]. Повязка спасала его от пота, который норовил залить глаза, ведь у трудяги не было ни минутки даже чтобы утереться! Лишь один раз за весь день — когда со сторожевой башни замка Майдзуру в Фукуоке объявляли стражу Лошади[43] — он позволял себе отдохнуть. Едва заслышав барабан, Гидзю бросал мотыгу, садился у насыпи или в тень дерева и принимался за бэнто[44]. Потом где-то полстражи, то есть примерно час, он дремал, но, проснувшись, сразу же шел работать и трудился без малейшего перерыва, пока не наступала кромешная тьма, в которой невозможно разглядеть собственных рук. Вот такой он был трудолюбивый! Конечно, в характере его имелись и некоторые эксцентричные черты. Когда же Гидзю появился перед Его Светлостью, какой-то придворный грубиян заорал «Сними хатимаки, дурень!» и развеселил тем самым хозяина. В результате крестьянину была жалована фамилия Хатимаки. И до последних дней Гидзю на его загорелом дочерна лбу виднелся белый след от повязки… Но все течет, все изменяется… Перед нами праправнук Гидзю Хатимаки — старик Гисаку, не обладающий ни хатимаки, ни леворукостью, ни богатством прославленного предка. Он простой ремесленник, продавец кистей, которыми славится Хаката. Теперь он состарился, глаза его мутны, и он больше не может управиться с деликатным товаром. Из-за отсутствия работы и лишений в мужчине проснулась психическая ненормальность, и вот неделю назад его доставили в наш университет в таком жалком состоянии. И тут произошло кое-что любопытное! Как только доктор Масаки поместил этого пациента в «Клинику свободного лечения», чтобы изучить его психическую наследственность, тот обнаружил в углу площадки мотыгу, которой дворник убивал змей, и принялся подражать своему предку (хоть, конечно, повязки у него не было). Обратите внимание, мотыгу он держит непривычной, левой рукой, и ровно в полдень, когда раздается пушечный выстрел, бросает «работу», отправляется в палату, быстро ест и ложится на кровать. Однако, в отличие от своего пращура, — от усталости или еще от чего — он удаляется в царство Морфея и пребывает там до следующего утра, даже не ужиная. Быть может, во сне он превращается в прапрадеда Гидзю и видит себя богатым… Это первый пример психической наследственности. Если есть вопросы, не стесняйтесь, поднимайте руки. Далее я бы хотел поведать о невысоком мужчине в разодранной визитке, что провозглашает речи перед стеной из красного кирпича. Обратите внимание, на его жесты: он машет правой рукой в воздухе, а левой будто что-то держит. Услышать от него можно следующее: — Это стена, что возвышается перед будущим Империи! Если мы позволим наслаивать ложные идеи одну на другую, если продолжим красить все в один цвет, нас, единый японский народ, смоет дождем иностранных мыслей, будто глиняную стену, в которой давно не меняли солому… Ну как вам? Вы только что слышали, как этот стриженый профессор в сюртуке упоминал стену и подобные метафоры. На самом же деле его дед по материнской линии был штукатуром в княжестве Курода. Оставьте смешки, тут вам не ракуго[45]! Так вот, его дед штукатур оступился во время работы на сторожевой башне замка Фукуоки и разбился. А поначалу он любил прихвастнуть своей ловкостью, и даже ходили слухи, что за тем, как он штукатурит замковые башни, частенько наблюдает в подзорную трубу Его Светлость! Более того, у него была привычка работать на совсем легких, ненадежных лесах, и он не раз спасался, уцепившись за что-то в последнее мгновение. Уж не знаю, сколько ему тогда было лет, но произошло вот что. Не подозревая, что за ним следит в подзорную трубу Его Светлость, наш штукатур забрался на самую вершину замковой башни и оказался к наблюдателю задом. «Эй, повернись-ка! На тебя смотрит Его Светлость!» — раздался внезапный крик снизу. От неожиданности штукатур запаниковал, поскользнулся и, свалившись на камни, разбился насмерть. С тех пор в его семье не было ни одного штукатура, но, согласитесь, тот факт, что в этом коротышке в сюртуке пробудилась кровь деда, ужасает! С раннего детства и вплоть до средней школы он кричал среди ночи «Помогите!» Когда же удивленные члены семьи спрашивали, что случилось, мальчик отвечал: «Мне привиделось, будто я падаю вниз головой с башни, которая выше облаков». Скажите, разве это не удивительно?! В глазах обычных людей подобные эпизоды сомнамбулизма кажутся пустяковыми, но в действительности они свидетельствуют о глубочайшем страхе нашего предка, что жил несколько поколений назад, и являются ярким образчиком загадочной психической наследственности. И случай с оратором у стены далеко не единичный! Кто из нас не падал во сне и не пробуждался с ощущением ужаса?.. А происходит подобное потому, что каждому из нас передаются путем психической наследственности страшные мысли и чувства предков — родителей, бабушек и дедушек, которые хоть раз в жизни думали, переполняясь ужасом: «О черт, мне конец!» Это, надеюсь, больше не вызывает сомнений? Теперь рассмотрим женщину средних лет с картонной короной на голове. По ее манере носить кимоно ясно, что она дочь купца, которую продали в гейши. Когда-то благодаря женским уловкам ей удалось завлечь сына банкира, и тот хотел ее выкупить, однако родители молодого человека оказались упрямыми людьми традиционных взглядов и не согласились на мезальянс. Девушка не могла смириться с утратой и как-то раз, развлекая гостя, язвительно заметила: «Да кто ты такой, чтобы я тебе прислуживала?!» В порыве гнева она оттолкнула протянутую чарку и растоптала сямисэн… Вскоре она оказалась здесь. Вот как закончилась ее необычная история. Однако сейчас, благодаря современным идеям, люди стали мыслить иначе, да и женщина эта занималась «ветреными делишками». Чего уж, спрашивается, расстраиваться из-за какой-то мелочи?! Но в том-то и ужас психической наследственности. Когда-то слова «разница в положении» не просто задели ее гордость, но и нанесли удар куда более серьезный. Как видите, во всем — от походки до взгляда — она исполнена достоинства и грации, будто придворная дама высшего ранга. Таким образом, психическое расстройство этой женщины доказывает, что до Реставрации ее семья принадлежала к обедневшей киотоской придворной аристократии. Да и фамилия ее, Киёкавара, не похожа на купеческую. До приступа болезни она вела себя как простая девушка из купеческой семьи, но так только с ней случился припадок, сразу же позабыла привычки, выработанные парой поколений предков, и стала демонстрировать замашки киотоской знати… Ну, есть какие-то вопросы? Пожалуйста, пожалуйста… Так-так… понимаю… Неужто эта «психическая наследственность» стоит того, чтобы рисковать жизнью ради ее изучения и поднимать такую шумиху?.. Да, не скрою, я предвидел этот вопрос, поэтому, как режиссер фильма, пригласил на съемки доктора Масаки, первооткрывателя психической наследственности. Сейчас он появится на экране и даст пояснения, прочитав лекцию о своем открытии. Итак, встречайте! Чокнутый профессор университета Кюсю! Ученый, чья слава затмевает славу Эйнштейна и Штейнаха[46] вместе взятых! Доктор Масаки! Попрошу оглушительных аплодисментов! Ведь он сам обожает рукоплескать и любит, когда студенты хлопают ему на лекциях. Что? Он на экране и все равно ничего не услышит? А-ха-ха-ха! Ну разумеется, само собой… Обратное было бы удивительно… Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! Скоро вы поймете, в чем тут секрет. Так что давайте-ка ушки на макушку и похлопаем! Кхм, кхм… Итак, перед вами всемирно известный профессор медицины, доцент кафедры психиатрии медицинского факультета Императорского университета Кюсю, господин Кэйси Масаки! Он появляется на экране в белом халате, как на обычной лекции. За его спиной доска лекционного зала кафедры психических болезней Императорского университета Кюсю. Вы наверняка обратили внимание, ростом профессор всего лишь пять сяку и один сун, кожа смугловатая, черные с проседью волосы острижены так коротко, что под ними поблескивает череп, на носу взгромоздилось пенсне. Глаза глубоко запали и смотрят проницательно, губы вытянулись в прямую линию. Лицо его напоминает череп… Профессор поднимается из-за стола, оглядывает вас, дамы и господа, и широко улыбается, демонстрируя искусственные зубы — сама бодрость, сама смелость, сама мудрость… Эй? Чего вы смеетесь? Вопрос? Прошу. Ха-ха… Я, рассказчик, и доктор Масаки на экране — один и тот же человек? А-ха-ха-ха-ха… Неувязочка вышла… Здесь я, пожалуй, скроюсь, уступив место себе экранному. Прошу вас, доктор Масаки! [РАССКАЗЧИК ИСЧЕЗАЕТ] [НА ЭКРАНЕ ДОКТОР МАСАКИ. ГОЛОС И ЖЕСТЫ СИНХРОНИЗИРУЮТСЯ] Кхм… Господа неофиты всего света! Мне выпала великая честь выступать перед вами на широком экране! Господа, вы живете в мире здравого смысла, но жаждете полной противоположности! Вы до смерти устали от проявлений так называемого здравомыслия. От вездесущих паровозов и пароходов, от назойливых самолетов, от исколесивших весь мир автомобилей, от закосневших социальных обычаев, от предрассудков, пропитавших науку, от подражания Западу, от мертвых нравственных устоев… Ваши души жаждут настоящей жизни — бойкой, изменчивой, свободной и привольной! Я знаю это, я вижу огонек любопытства в ваших глазах — любопытства к опытам всей моей жизни, к исследованиям психической наследственности! Вы легко согласились, что существует сила, управляющая умалишенными, и поняли, какова ее природа. Однако ваше любопытство на том не успокоилось и задало закономерный вопрос: «Эта безделица и есть хваленая психическая наследственность?» Ваш мозг, господа, способен быстро обработать результаты двадцати лет моих исследований! Он даже быстрее мозга чокнутого доктора Масаки! Нет, благодарю… Нет-нет, аплодировать рано… Я лишь хотел выразить сердечную признательность… Чего уж таить… если бы моя неординарная теория психической наследственности была применима лишь к сумасшедшим, удивляться, да и волноваться, было бы незачем. Для стада этих ученых головастиков и мое теперешнее объяснение является настоящим откровением, от которого у них лезут глаза на лоб. Но для меня, чокнутого профессора, это бег безногого… Ведь я потому кричу на каждом углу об ужасах психической наследственности, что она воплощается не в одних сумасшедших! Да-да, точно таким же образом она проявляется и в обычных людях вроде нас с вами. А?.. Возник вопрос? Подождите немного. Я знаю, что вы хотите спросить. «Что за чепуха? В чем тогда разница между нормальными людьми и сумасшедшими?!» Угадал? Увы, но для настоящего ученого это не чепуха. Наша, господа, психическая жизнь ничуть не отличается от жизни сумасшедших. Я даже готов заявить, что эта жуткая психическая наследственность влияет на нас непрестанно, не давая ни минуты, ни секунды покоя! И когда мы спим, она проникает в сновидения и терзает нашу психику. Увы, но именно поэтому мы частенько не можем овладеть своими чувствами… Так в газетах и журналах появляются бесконечные статьи и заметки на социальные темы. Вот почему мы не можем смотреть на эту наследственность сквозь пальцы. Некоторое время назад, беседуя с журналистом из газеты, я привел простые примеры «психической наследственности». Тогда я сказал, что у каждого есть свои причуды, то есть всякий, подобно сумасшедшему, не может владеть собой в полной мере. И как бы эти причуды ни высмеивались окружающими, как бы мы сами ни желали от них избавиться, — все тщетно, ибо таковы проявления «психической наследственности». Например, вы изо всех сил сдерживаете слезы, а они текут и текут. Или отчаянно стараетесь скрыть гнев, но все-таки теряете контроль над собой и взрываетесь. От этих психических отклонений так трудно избавиться. Подобные черты характера мы получаем от предков, и, соответственно, трудно видеть в них что-либо иное, нежели манифестацию психической наследственности. Кроме того, можно упомянуть мономанию, непостоянство, капризность, вечное ожидание лучших времен, патологическую забывчивость, нервозность, страсть к чему-либо, помешательство на определенном объекте, «охоту» на представителей противоположного пола и прочие многочисленные психические ненормальности, что встречаются у каждого первого, у ста человек из ста и у тысячи из тысячи. И самое страшное заключается в том, что ни один человек не может избежать психической наследственности! Вы осознаете это в полной мере, если прочитаете мою диссертацию «Сновидение эмбриона». Из нее вы узнаете, что «душа» или «дух» человека есть не что иное, как совокупность черт, унаследованных от древних, которые обладали психологией животного и психологией толпы. Нормальные же, или «культурные», люди скрываются за внешним слоем, с позволения сказать, человечности. Перевязанные тесемками логики, морали, законов и привычек, декорированные ленточками и бантиками этикета, положения и характера, напомаженные и приукрашенные, они беззаботно вышагивают при свете дня.