Вскоре вошел полицейский инспектор Тани, инспектор-крокодил, так звали его в Ногате. Он сказал: «Твою мать убили», чем застал меня врасплох. Пытаясь сдержать переполнявшие меня чувства, я подавлял рыдания и только утирал слезы. Инспектор Тани некоторое время молчал, а затем произнес: «Не может быть, чтобы ты ничего не знал!» — и бросил что-то прямо передо мной на грязный деревянный стол. Это был фиолетовый шнурок обисимэ[79] с металлической подвеской в виде баклажана, обычно мама клала его у изголовья. Мама рассказывала, что носила этот шнурок с тех пор, как ушла из дома… Я не понимал, что происходит. «Ты задушил свою мать!» — отчеканил инспектор. Ужасные слова прозвучали как гром, и я склонил в недоумении голову. Я так разозлился, что невольно поднялся и уставился на инспектора. Но тут у меня опять невыносимо заболела голова, а к горлу подступила тошнота. Я оперся руками на стол и задрожал, сдерживаясь из последних сил, однако по моим щекам заструились слезы досады и печали. Инспектор Тани принялся ругать меня на все лады. Местные хулиганы из шахт трусливо звали его за глаза «дьявол» или «крокодил». Но я не боялся инспектора и молча слушал его выкладки. Он объяснил, что тем утром, около половины девятого, к маме, как обычно, пришли несколько учениц, но двери были заперты, о чем они дали знать хозяину. Тот окликнул маму с черного хода, однако ему никто не ответил. Тогда он вошел внутрь и заметил белые ноги, болтающиеся над лестницей, которая вела на кухню. Напуганный и бледный, он сразу же помчался в полицию. Пришли полицейские. Они сразу заметили, что засов, на который запирается дверь черного хода, валяется на полу. Полицейские собирались осмотреть второй этаж, но увидели маму: в одной сорочке, она висела в петле из пояса оби, перекинутого через верхние перила. Я же, ни о чем не подозревая, спал в это время, раскинувшись на полу… Тело мамы обследовали. Оказалось, что ширина борозд на шее не совпадает с шириной пояса. К тому же постель ее оказалась в беспорядке. Было похоже, что маму сначала задушили, а потом уж повесили, чтобы инсценировать самоубийство. Однако следов проникновения в дом обнаружено не было. Из этого следовало только одно: я — главный и единственный подозреваемый. Затем следователь сказал, что, судя по количеству отметин на шее, маму душили долго и мучительно, а значит, находясь рядом, я бы непременно проснулся. Потом мне стали задавать вопросы. «Почему это ты проспал на три часа больше обычного? Собирался всех обмануть, имитировав суицид? Быть может, есть женщина, которой ты нравишься? Или положил глаз на хорошенькую ученицу и поссорился из-за этого с матерью? Или хотел ее денег? Сколько ты получал на карманные расходы? Да и твоя ли это мать, вообще? А может, ты выдаешь любовницу за мать? Признавайся!» И прочий бред… Голова моя будто онемела. Понурившись, я размышлял, может ли человек убить кого-то против собственной воли. Неужели я, не просыпаясь, прикончил собственную мать?! Со словами «подумай-ка над этим!» меня поместили в камеру предварительного заключения. Я проспал весь день и всю ночь и ничего не ел. К завтраку, что принесли на следующее утро, я тоже не притронулся, потому что болела голова. Но потом я проголодался и с большим аппетитом пообедал (головная боль к тому времени утихла). А вечером ко мне пришла женщина — один в один моя мама! Это была ее сестра, моя тетя, которую я видел первый раз в жизни. Она задала мне тот же вопрос, что и вы (доктор В.): «Тебе что-нибудь снилось?» Однако я ничего не сумел вспомнить и ответил «не знаю». Тогда я не понимал, что преступник усыпил меня с помощью эфира… На следующий день пришли вы и мой учитель из средней школы, Камати-сэнсэй. Еще через день появился человек из суда и стал задавать вопросы. Он вел себя так добродушно, что мне показалось, будто меня вот-вот выпустят на свободу. Я так хотел попрощаться с мамой, но позавчера, когда я вернулся домой, ее тело уже предали огню… У меня даже не осталось ни одной ее фотографии. Как же горько, что я никогда ее не увижу! Правда, тетя сказала, что заберет меня завтра с собой в Мэйнохаму, где живет моя двоюродная сестра Моёко. Возможно, с ними мне будет не так одиноко… Больше всего меня увлекают иностранные языки, и я обожаю читать романы, особенно По, Стивенсона и Готорна. Хотя все говорят, что это старье… Недавно я решил, что стану изучать психиатрию в университете. Раньше я хотел заниматься филологией, чтобы, выучив иностранные языки, отправиться вместе с мамой на поиски отца… Но мама умерла, так ничего и не рассказав о нем. По правде говоря, я очень подавлен и не знаю, кем быть… Не то чтобы я не любил японский или камбун[80]… но я не занимался ими после окончания средней школы. Еще я люблю историю и естественные науки, а вот география, физика и математика мне совсем не нравятся. Но хуже всего у меня с пением, хотя я люблю музыку. От хорошей западной музыки (у меня есть пластинки) я получаю такое же удовольствие, как от знаменитых картин. Когда мама бывала в приподнятом настроении, она пела народные песни вместе с ученицами, и мне очень нравилось их слушать (краснеет). До сей поры я ничем не болел, и мама тоже никогда не болела чем-то серьезным. Схожу к Камати-сэнсэю, хочу поблагодарить его за то, что навестил меня в полицейском участке. Документ № 2. Беседа с Яёко Курэ, теткой Итиро Курэ. Время и место те же. Итиро Курэ вышел. Это просто сон какой-то… Разумеется, Итиро — сын моей младшей сестры. Глаза и нос — ее, а голос как у нашего отца… Несколько поколений наших предков выращивали рис в Мэйнохаме. Не думаю, что уж очень давно. Мама умерла совсем рано, а папа — на Новый год, когда мне было девятнадцать. Тогда мы с Тисэко остались вдвоем (смотрит на табличку с посмертным именем). В конце того же года я вышла замуж за Гэикити, его тоже уже нет в живых, а сестра исчезла, оставив мне такое письмо: «Я уехала в Токио заниматься вышивкой и рисованием. Замуж выходить не собираюсь, не волнуйся». Это было на новый, 1907, год, с тех пор мы и не виделись. Потом я слышала, будто ее встречали в Фукуоке, но как знать… Она и правда любила вышивку и рисование. Как и говорил Итиро, моя сестра была очень смелой и сильной духом. В семнадцать лет она выпустилась из префектуральной школы, где была первой ученицей. Если уж она за что-то бралась, то увлекалась этим до безумия. Романы читала запоем, постоянно рисовала. А вышивкой она заинтересовалась еще в начальной школе. Бывало, засидится на веранде до глубокой ночи, все не может оторваться от работы! Сестра любила вышивать остатками хлопковых ниток картины, которые, она срисовывала с храмовых фусума[81]. Когда я вышла замуж, сестра, видимо, решила посвятить себя рукоделию, она ненавидела грубую работу в поле. Получается, тогда я видела ее в последний раз… Сестра не была домоседкой, к тому же наши ворота выходили на оживленную улицу, поэтому никто и не заметил, как она ушла… О том, что в конце 1907 года где-то в Комадзаве, недалеко от Токио, сестра родила сына, я узнала в деревенской управе. Пытаясь их разыскать, я пошла в полицейский участок, но там мне сказали, что дом по указанному адресу уже долгое время сдается. Я отправила туда письмо, но оно вернулось назад, и я прекратила поиски. Не знаю, где сестра взяла документы и выписки из реестра, чтобы отдать Итиро в начальную школу, но вестей от нее больше не было. В двадцать три года я родила дочь, и в тот же год умер мой муж. С тех пор мы живем с Моёко вдвоем. О случившемся я узнала из газет и тут же, будто во сне, прибежала к вам. Мне задавали много вопросов, и я рассказывала все без утайки. Когда я впервые увидела Итиро, у меня на глазах выступили слезы. А спросила его о сне я вот почему. Помню, как-то раз один молодой батрак читал у нас дома всякие новости о кино, и там рассказывалось о сомнамбулизме. Это что-то не наше, западное… Тогда я не совсем поняла, а батрак засмеялся и объяснил: «Когда сомнамбула делает что-то плохое, он в том не виноват. Почему бы мне самому не притвориться сомнамбулой?!» Я вспомнила об этом разговоре и подумала: расспрошу-ка на всякий случай Итиро. Конечно, не женское это дело, но я так хотела ему помочь (краснеет). Как же хорошо, что Итиро признали невиновным! И вскрытие доказало, что сестра моя вовсе не была распутной! Меня это очень утешило… Я устроила поминальную службу и хотела бы поблагодарить всех, кто помогал… Вчера пришло письмо из Токио, от хозяина дома «Омия». Помимо приношения покойной, там было вот что (текст приводится в сокращении): «Недавно приходили чиновники из министерства императорского двора, чтобы попросить вашу сестру о починке одежды. Я отправился было на ее поиски, но тут явились полицейские и рассказали о произошедшем, что крайне меня озадачило». Прочитав это, я подумала, что хозяйка, которая так заботилась о моей сестре, уже умерла… Ах, если бы только сестра осталась жива! Все бы в ее жизни наладилось… А того злодея, что убил ее, я бы растерзала на части! (Рыдает). У нас с дочерью больше не осталось родственников, и теперь Итиро будет мне как сын! Я сделаю все, чтобы дать ему достойное воспитание! Теперь я буду жить ради моей единственной дочери и ради него, несчастного сироты (всхлипывает)… Документ № 3. Беседа с г-жой Мацуко Мацумурой (директором пансиона для девочек «Изумрудная нить») Дата и время беседы: тот же год, четвертое число того же месяца. Место: Сото-Мидзутяя, г. Фукуока. Перепечатка вырезки из утреннего выпуска газеты «Гэнъё симпося». Та барышня, что прекрасно вышивала, ходила к нам не просто давно, а очень давно, еще в годы войны с Россией. Мне было тогда лет тридцать, и я мало что помню. Да… А ей было семнадцать или восемнадцать… Нет, она не была особенно примечательной: маленькая, худенькая такая, миловидная. Звали ее Мигива Нидзино. Да-да, «радужный край», именно так. Редкое имя, потому и запомнилось. Кроме нее, надо сказать, эту нуи-цубуси никто не умел делать… Работ Нидзино-сан совсем не осталось… Я тогда не понимала, какую ценность они представляют, и думала, что девчонка попусту тратит время и силы. Помню, как-то раз она за два месяца вышила маленький шелковый платочек в пять сунов для школьной ярмарки. Мы назначили цену в двадцать иен, но никто его не купил… Ох, как я теперь жалею! Я бы тоже хотела выучиться этому искусству. Но Нидзино-сан не только вышивала прекрасно, она и писала лучше, чем сам Оно Гадо[82], и часто помогала с эскизами для ученических вышивок. Рисовала она тоже отлично и скопировала множество сюжетов для рукоделия… Ходила она в наш пансион около полугода, а потом пропала. Что? Была беременна? Сомневаюсь, она ведь субтильная, я бы точно заметила. Говорите, любовник бросил ее и сбежал? Вот как… а я и не знала… Где Нидзино-сан жила? Ох, если б я знала… Ученицам той поры уже за сорок, хе-хе-хе… Что?! Говорите, скорее всего, он ее убил?! Ужас! Такая красавица, очень жалко… Да-да, вспомнилось… только никому не говорите! Нидзино-сан была настоящей кокеткой, и вокруг нее крутились двое или трое студентов, страдающих от неразделенной любви. Конечно, это все слухи… Где Нидзино-сан жила, я не знаю. Она приходила в пансион то с восточной, то с западной стороны и возвращалась таким же образом. Я не брала в школу учениц с плохим поведением… но Нидзино-сан ничем себя не скомпрометировала. Она казалась такой порядочной, такой способной… Жаль, фотографий не осталось… Да и чего ворошить былое, столько лет прошло… О-хо-хо… Что?! Нидзино-сан и Курэ-сан из того известного дела — один человек? Но как вы узнали? А, она рассказала женщине из магазина сумок в Токио… А мужчина все еще неизвестен? Да, да… поняла. Только никому не говорите (конец реплики). Дополнение. Обстоятельства первого приступа Итиро Курэ приведены в сокращении, так как в прочих документах содержится исчерпывающая информация. Документ № 3, «Фрагмент беседы с г-жой Мацумурой», не является информативным, он оставлен исключительно из уважения к г-ну В., собравшему эти материалы, и служит косвенным доказательством того влияния, которое оказывал г-н В. на следствие и прессу. Краткий комментарий г-на В. Как только я (г-н В.) наткнулся в газетах на сообщение об этом убийстве, то предположил, что мы имеем дело с крайне редким случаем сомнамбулизма, и немедленно отправился на место событий, в район Ногата — он находится в центре угольного бассейна Тикухо и является одним из самых криминализированных в Японии. К сожалению, расследование, проводимое местной полицией, оказалось примитивным и небрежным, а улики были частично утрачены и уже на следующий день после убийства приведены в крайний беспорядок. Однако, исходя из результатов осмотра места преступления, опроса соседей и рассказов полицейских, мы выделили следующее. А) На территории пансиона для девочек, где произошло убийство, не обнаружено ни отпечатков пальцев, ни других следов преступника. Единственное исключение — дверной запор из бамбука диаметром один сун и длиной четыре сяку один сун. По неизвестной причине он закатился в помещение с земляным полом. Отпечатков на запоре тоже нет, и неизвестно, были они стерты или отсутствовали изначально. Теоретически, как следует надавив на дверь и вставив в образовавшуюся щель палец, преступник вполне мог сбросить запор. К тому же, чтобы дверь не подвергалась истиранию, ту часть, которая соприкасается с запором, обили скользкой цинковой пластинкой, что облегчило задачу преступника. Б) Установлено, что жертва была атакована со спины и удушена шелковым поясом оби в промежутке с двух до половины третьего ночи. Она боролась и скончалась в ужасающих муках, разметав постельные принадлежности и перекатившись на татами. После удушения труп перенесли на лестницу и поместили в петлю из узкого оби, чтобы инсценировать суицид. Однако на шее убитой обнаружилось несколько странгуляционных борозд, из чего следует вывод о наивности преступника, который пытался обмануть следствие подобным способом. Но тут мы сталкиваемся с очевидным противоречием. Неужели убийца, не оставивший на месте преступления никаких следов своего пребывания, оказался так недальновиден?! Сомнительно. Скорее мы имеем дело с хитроумной попыткой запутать следствие. Личные вещи жертвы оказались нетронуты. Также есть подозрение, что применялась легкая анестезия. Сам же шнурок, на котором висела жертва, прошел через руки нескольких полицейских, в результате чего на нем не осталось каких-либо значимых следов преступника (даже если таковые имелись). В) Вероятно, Итиро Курэ также находился под действием анестезии, что следует из беседы с ним. Г) По итогам вскрытия, проведенного мною (г-ном В.) на заднем дворе указанного пансиона в присутствии бакалавра медицины г-на Фунаки на 40-й час после смерти потерпевшей, сделаны следующие выводы: у жертвы отсутствуют следы недавних половых сношений и за всю жизнь у нее были одни роды. Перечисленные факты свидетельствуют о том, что мотив преступника неочевиден. Тем не менее можно утверждать, что убийца образован, умеет применять анестезию и обладает самоконтролем. Особой физической силы у него, видимо, нет. Также можно предположить, что преступник не собирался нападать на Итиро Курэ (купюра). Следствие опиралось на вышеперечисленные гипотезы. Итиро Курэ был выпущен на свободу, и расследование свелось к рутинному поиску лиц, подходящих под описание. В итоге дело оказалось в категории «нераскрываемые» (купюра). Психиатрическая экспертиза. Поскольку автор (г-н Масаки) не принимал непосредственного участия в расследовании данного преступления, он считает невозможным рассматривать его с точки зрения психиатрии. Однако благодаря г-ну В., который проанализировал это преступление как эксперт в области судебной медицины, автор может решительно утверждать, что причиной трагедии послужил приступ, спровоцированный психической наследственностью. С точки зрения современной науки и здравого смысла объяснить данный феномен невозможно. Это яркий пример того, что автор называет «преступление без преступника». Следовательно, первоначальное предположение г-на В. было верным, на что указывают все обстоятельства. Автор искренне благодарит г-на В. за скрупулезную работу и за то, что он, несмотря на сомнения, предоставил материалы бесед, приведенные выше. Итак, исходя из наблюдений г-на В. и проведенных им бесед, автор изложит собственные версии произошедшего. 1. Личность и половая жизнь Итиро Курэ. На момент убийства Итиро Курэ исполнилось шестнадцать лет и четыре месяца. Он обладал типичными качествами юноши, которого воспитала одна мать: был физически слабым и начитанным, к тому же имел опыт общения с представительницами противоположного пола. Он уже достиг половой зрелости и проявлял свойственные этому возрасту особенности поведения. Однако необходимо отметить, что характер его формировался под благотворным влиянием материнской любви. Так, осознавая собственный интеллектуальный потенциал и не испытывая выраженных сексуальных желаний, Итиро Курэ сохранил целомудрие (об этом говорит румянец, который залил щеки юноши при упоминании девичьего пения), что типично для молодых людей его характера и возраста. Более того, непосредственность молодого человека и отсутствие страха перед обличающими уликами свидетельствуют о психическом здоровье и чистой, целомудренной жизни. Автор делает особый акцент на возрасте и половой жизни указанного юноши, поскольку данные обстоятельства служат краеугольным камнем психиатрической экспертизы и наших дальнейших суждений. 2. Внушение, спровоцировавшее приступ сомнамбулизма. Рассказ Итиро Курэ о том, как он проснулся в ночь убийства и загляделся на необычайно красивое лицо матери, вполне соответствует вышеприведенной характеристике, а также говорит о специфике внушения, повлекшего за собой сомнамбулический припадок. Из указанного признания следует, что на момент пробуждения психика молодого человека находилась в состоянии некоторого кризиса, связанного с половым возбуждением. Однако этот кризис разрешился, когда Итиро Курэ спустился в уборную и затем поднялся на второй этаж. К тому же Тисэко, мать Итиро (то есть объект, послуживший стимулом), повернулась к юноше спиной, развеяв таким образом иллюзию. Вскоре Итиро Курэ успокоился и уснул. Однако временно подавленные половые импульсы ожили в мире его бессознательного и послужили триггером для пробуждения ужасающей психической наследственности, которая повергла молодого человека в состояние сомнамбулизма (см. раздел о втором приступе) и побудила совершить известное злодеяние. 3. Взаимосвязь первого пробуждения и сомнамбулического состояния Итиро Курэ. Итиро Курэ утверждает, что пробуждение среди ночи — событие для него исключительное и прежде такого не случалось. Данное заявление служит основанием для гипотезы, что пробуждение Итиро Курэ предшествовало состоянию сомнамбулизма. Однако перед тем как развернуть мысль, сделаем акцент на одном вопросе: являлся ли упавший запор причиной первого пробуждения Итиро Курэ? Хотя юноша твердо в том убежден, автор считает данное суждение поспешным. Ошибка кроется в отождествлении реакций во время сна и во время бодрствования. Проснувшись, человек не сомневается в причинно-следственной связи между звуком, услышанным в состоянии сна, и пробуждением. Однако промежуток между этими явлениями может составлять несколько минут или даже часов! Так, спящий, нехотя отзывавшийся на многочисленные попытки разбудить его, наконец пробуждается и утверждает, что проснулся сразу же, хоть и видит, что солнце уже стоит высоко. Этот пример доказывает, что между звуком, который мы слышим во сне, и вызванным им пробуждением может пройти довольно много времени. Также имеются многочисленные примеры пробуждения от некоего звука, хоть в реальности никакого звука и не было.